* * *

В тот вечер обер-лейтенант Экснер вышел из казармы, неся в руках кроме неизменного портфеля большой, перевязанный шпагатом пакет. Он устал, был раздражен и старался отогнать мысли о событиях, происходивших на батарее прошлой ночью и утром.

Экснер чувствовал, что новый командир полка обратил особое внимание на их батарею, которая при подведении окончательных результатов получила более низкий балл, чем другие батареи.

Таким образом, первая батарея из дивизиона Келлера в соревновании на звание передового подразделения одержала верх над их батареей. После отлично проведенных стрельб четвертая батарея стала для своих соперников недосягаемой.

Экснер невольно вспомнил слова Каргера: «Было бы хорошо, если бы вы добились взаимозаменяемости номеров и целых расчетов». А вдруг Харкус еще раз надумает проверить четвертую батарею?! Правда, до конца учебного года остается еще целых две недели, но ведь у командира полка и других дел хватает кроме проверки, да еще повторной, батарей, которые, собственно говоря, свой учебный год уже закончили. Но, несмотря на это, Экснер сомневался в правильности своего сегодняшнего поведения, когда объявлял унтер-лейтенанту Каргеру выговор вместо того, чтобы ограничиться простым замечанием.

Экснер свернул от изгороди, вдоль которой он шел, в сторону общежития, думая о том, что в будущем ему нужно будет побольше заниматься с Каргером. Через шесть недель начнется новый учебный год. Весь подготовительный период, вплоть до декабря, Экснер лично будет заниматься с Каргером, тем более что Мартене вернется с курсов только перед Новым годом. Собственно говоря, на Каргера можно положиться: у парня неплохо развито чувство ответственности, а его готовность выполнить любое приказание превалирует над неудовольствием и возражениями, которые подчас прорываются у него наружу. В ближайшее время нужно будет побольше загружать Каргера работой, и, пожалуй, это единственно правильное решение.

И вдруг офицер и думать забыл и о батарее, и о новом командире полка, и о почетном звании «Передовая батарея», за которое они боролись, - и все потому, что в березовой аллее, которая вела от бетонного шоссе к общежитию офицеров-холостяков, появилась стройная фигурка Кристы Фридрихе.

Девушка несла в руках связку книг. Она дружелюбно ответила на приветствие офицера и продолжала свой путь к казарме.

Молодая библиотекарша уже не раз отклоняла все попытки офицера как-то сблизиться с ней, независимо от того, было ли это простое приглашение на танец или предложение поехать в выходной на загородную прогулку.

Упрямство и недоступность девушки только разжигали Экснера. Часто он подолгу мечтал о Кристе, и воображение рисовало самые приятные картины: вот он рука об руку с девушкой идет по узкой лесной тропке; вот он рядом с ней в палатке, они отгородились от всего мира полотняной дверью, словно толстой каменной стеной; вот он, слушая шум морского прибоя, вдыхая запах водорослей и рыбы, лежит на песке и гладит рукой густые темные волосы Кристы, любуется ее узким лицом с темными бровями и трепещущими тонкими ноздрями.

Временами Экснеру казалось, что и с Кристой у него все кончится точно так же, как кончились его отношения с Евой еще задолго до того, как он познакомился с Ритой Менцель. Рита посоветовала ему идти в офицерское училище, но ждать его возвращения не стала и быстро вышла замуж за какого-то Альфреда Германа.

Экснер вошел в подъезд общежития, и в тот же миг его оглушили звуки радио, доносившиеся сразу из нескольких комнат.

На подоконнике позади дневального виднелось чье-то письмо, однако Экснер редко получал письма (писали ему только родители, проживающие в Потсдаме) и даже не подумал, что это письмо, может быть, для него. Он не ошибся: дневальный протянул ему только ключ от комнаты, а письмо так и осталось лежать на своем месте.

В этом общежитии Экснер прожил несколько лет, здесь ему было знакомо все до мельчайших подробностей. И все же ему не хватало того, что крепче крепкого привязывает человека к городу или селу, в котором он живет. Ему не хватало человека, который мог бы окружить его вниманием и заботой. А таким человеком для обер-лейтенанта Экснера могла стать только Криста Фридрихе.

* * *

- Ну, вперед! - крикнул Рингель. - Начали чистку картофеля!

- Лучше бы бросить ее, - ответил кто-то из солдат.

- Хотелось бы мне знать, зачем тогда придумали машину для чистки картофеля? - съехидничал третий.

- Подожди, подожди! - осадил последнего Рингель. - Ну и наивный же ты! Ты что, не читал последний номер «Фольксармее»? Там черным по белому было написано, что один солдат внес предложение убрать из воинских частей машины-картофелечистки, за что и был награжден медалью. А назвал он свое предложение так: «Чистка картофеля и боевая готовность части».

- Погромче, а то плохо слышно! - крикнул кто-то из самого угла подвала, в котором царил полумрак.

- Хорошо, хорошо, - проговорил с готовностью Рингель. - Буду говорить громче, чтобы всем было слышно… Так в какой же взаимосвязи находятся, спрашиваю я вас, чистка картофеля и боевая готовность части? Не знаете? Так я вам сейчас растолкую. Каждый солдат должен уметь чистить картофель, потому что рано или поздно он может оказаться в таком положении, что его заставят чистить. И если солдат этого не сможет сделать, то останется голодным. А как вам всем хорошо известно, голодный солдат является небоеспособным. Это - во-первых. Во-вторых, во время ведения боевых действий машину-картофелечистку так или иначе возить с собой невозможно. В-третьих, совместная ручная чистка картофеля сплачивает коллектив: солдаты, которые вместе чистят картофель, хорошо притираются друг к другу, что опять-таки имеет важное значение для боевой готовности, В-четвертых, совместная ручная чистка картофеля имеет подчас культурно-политическое значение, так как, чистя картофель, солдаты иногда даже поют песни. И наконец, в-пятых, каждый солдат должен уметь чистить картофель, ведь рано или поздно он все равно женится, а в семье не может быть более продуктивной машины-картофелечистки, чем молодой супруг.

На этом под громкие аплодисменты и хохот солдат Рингель закончил свой доклад о пользе совместной ручной чистки картофеля.

Цедлер набил свою трубку. Сегодня он был несколько не в духе, и все из-за того, что не получил письма от Карин. Рядом с ним на пустом ящике сидел Герольд Шварц, а напротив, на куче пустых мешков, важно восседал Грасе. Сегодня на чистку картофеля вместо солдат первой батареи в наряд по кухне послали солдат четвертой батареи.

- Не повезло первой батарее: стреляли на «отлично», а по химподготовке «неуд» схлопотали, - сказал кто-то.

- Зато нам здорово повезло, - ехидно заметил унтер-офицер Маркварт.

- Почему?

- Ты что, думаешь, мы лучше выглядим? - ответил вопросом унтер-офицер, но, заметив, что все замолчали, ожидая, что же он скажет, продолжал:

- Я имею в виду вчерашнее утро, Моравуса. Его солдаты после первого круга вымотались полностью.

- Ты думаешь, другим было легче?

- Нет, конечно! - воскликнул Грасе.

- Кто знает, - заговорил Кат, - может, все эти перемены и к лучшему. Во всяком случае, новый полковой всех взбудоражил. Собственно, ему мы и обязаны тем, что сидим вот сейчас за чисткой картофеля и коллективно, так сказать, сплачиваемся. Могу сказать только одно: наш новый комполка - человек волевой и хорошо знает, чего хочет…

- Как мне кажется, - перебил Рингель, - он должен делать то, чего нельзя не делать. Это звучит несколько высокопарно, но…

- До конца учебного года осталось всего-навсего две недели, - заметил кто-то из солдат.

За этим разговором молча и внимательно следил Герольд Шварц. Он не так легко возбуждался, как другие, особенно, если говорили о том, в чем он плохо разбирается. Он считал, что от всей этой болтовни никакого толку не будет, хотя в конце концов всегда поступал так, как поступают другие. В задумчивости Шварц снял очки и протер их, так как стекла запотели и вместо друзей он видел лишь какие-то расплывчатые тени. До сих пор у Шварца была одна-единственная страсть, которая не давала ему покоя с раннего детства, - это математика с ее цифрами и формулами, в которых он неплохо разбирался, хотя особой пользы из этого так и не извлек. Люди, их поступки и мотивы их действий были ему, как правило, более непонятны, чем цифры. Оказавшись в армии, он добросовестно выполнял все свои обязанности и по праву считался лучшим вычислителем полка.