Бог дал Аврааму новый завет. Так как Авраам, судя по библейскому тексту, был современником вавилонского царя Хаммурапи, то этот новый завет можно датировать XVII веком до н. э. Его важнейшая особенность — заповедь: «Обрезывайте крайнюю плоть вашу, и сие будет знамением завета между мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роде вашем всякий младенец мужеского пола, рожденный в доме и купленный за серебро твое, и будет завет мой на теле вашем заветом вечным. Не обрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей (в восьмой день), истребится душа та из народа своего; ибо он нарушил завет мой»^[308].

Погибнет душа, если не обрежешь плоть!

Тогда Авраам взял сына своего Измаила и всех слуг, родившихся в его доме, и слуг, купленных за серебро, и весь мужской пол дома Авраамова и обрезал крайнюю плоть их в тот самый день, как сказал ему бог^[309].

Вероятнее всего, скот был кастрирован. Скорее всего, благодаря религиозной заповеди об обрезании случайно было сделано открытие, что наилучшее рабочее и тягловое животное — вол. С неменьшей степенью вероятности можно предположить, что одомашнивание животных началось за много тысячелетий до Авраама по религиозным мотивам.

Библия сообщает далее о том, что народ Израиля во время перехода через пустыню Египта в Ханаан не следовал закону обрезания. Вторично этот закон был введен при Иисусе Навине, преемнике Моисея. Вероятно, стимулом послужил мотив рассказа о путешествии Моисея, который отправился в Египет ради освобождения своего народа и которого бог решил убить во время ночлега. Несмотря на «жезл господень», который был у Моисея, и завет господа освободить его народ из рабства, бог по неизвестным причинам пожелал его убить. Но гибели Моисея воспрепятствовала его жена Сепфора. «Тогда Сепфора, взявши каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего и, бросивши к ногам его, сказала: ты жених крови у меня»^[310].

Обрезание сына воспрепятствовало смерти отца. Основная идея этого рассказа такова: «Либо ты примешь вечную гибель — тебя убьет бог, либо произведешь обрезание и останешься жить и после смерти».

В рассказе об обрезании сына Моисея обращают на себя внимание два важных момента: «каменный нож» и «жених крови».

Применение каменных ножей (по повелению бога Иисус Навин также сделал себе каменные ножи для обрезания) могло быть связано с небесным камнем; во всяком случае здесь следует предполагать очень древнюю традицию, от которой во времена Моисея, очевидно, на время отказались, потому что Моисей в течение своей долгой жизни распространял, по-видимому, еще и другие вероучения, чуждые обряду обрезания. Причем остается открытым вопрос, был ли Моисей вообще историческим лицом, при жизни которого осуществлялись различные реформы и нововведения. Словосочетание «жених крови» явно напоминает выражение, употребленное самим Иисусом из Назарета, когда его спросили, почему он и его апостолы не следовали законам поста. Иисус ответил на это: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься»^[311].

Иными словами: свадьба и пост несовместимы. Пост возможен только тогда, когда они лишатся его, Иисуса Христа, как жениха: в этот же день у них будет пост. В день его смерти, в пятницу, будут они поститься. Тогда наступает время поста и новолуния.

Таким образом, в учении Христа вновь проскальзывает старый мотив умирающего лунного божества. Это все тот же конфликт: можно ли мужчине вступать в связь с женщиной и вкушать плод дерева; все то же противоречие строгой культовой заповеди, способствовавшей «падению» в раю. Теперь этот конфликт разрешен: нельзя вступать в половые сношения и праздновать свадьбу, когда умирает бог, но можно вкушать плод дерева, ибо это плоть господня. Таким образом, учение Христа отрицает древний грех — грех «первородства». Закон воздержания распространяется только на половые сношения, но не на пищу. В ту пору, когда умирает «великий жених», нельзя вступать в половые сношения, но можно употреблять в пищу его плоть в виде хлеба, рыбы или пасхального агнца.

Созидание новой жизни происходит только через умирающее божество, а не благодаря соитию под деревьями или скалами. Только божество, вися на смертном столбе, призвано осуществлять акт созидания. Оно — созидающий в своей смерти, в своей крови, в своем растерзанном естестве Осирис — божественный жених, кровь которого вызывает новое время и новую жизнь. Он жених крови, приглашающий к свадебному пиршеству, к наслаждению плотью и кровью агнца.

Правда, в апостольских посланиях можно найти намеки на то, что в некоторых раннехристианских общинах на «трапезах любви» происходило половое общение. Но оно было введено отступниками, «которые занимались греховностью, противоестественными делами… святотатцы, которые таким образом загрязняли плоть и не уважали великого господа». В борьбе за новое вероучение победили не они. Они оказались скорее «позорными пятнами», потому что на «трапезах любви» ранних христиан «с ними едят и… следуют своим безбожным страстным желаниям… вызывают разобщенность, обуяны безумием и не могут овладеть духом».

Времена соития под ветвистыми деревьями прошли безвозвратно. Осталось только совместное вкушение плода! «Итак, — пишет апостол Павел в Послании к колоссянам, — никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: это есть тень будущего, а тело — во Христе»^[312].

Такой вид принимает история райского дерева с плодом на нем, вкусив от которого Адам и Ева познали стыд и ощутили свою наготу.

Христианство, однако, свидетельствует и об ином: в этом учении не только проявились давно отвергнутые древние верования праотцев Израиля и многих других народов, но по-новому зазвучал мотив созидания в смерти. Ибо христианство говорит не только о сотворении пищи и хлеба (а также нового времени), но о большем, значительно большем: о сотворении нового человеческого рода и новой эры, освобожденной от ставших бессодержательными, часто показных заповедей, ханжества. Уже недостаточно обрезания и даже (как принято у поклонников Аттиса) отсечения всего члена. Надо следовать всему закону, а не ставшей пустой формальностью заповеди об обрезании. «Ибо, во Христе Иисусе, — поучает Павел, — не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью»^[313]; «В нем (Иисусе Христе) вы и обрезаны обрезанием нерукотворным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым»^[314]. Обрезание Христово — принесенная им жертва. Вслед за этой жертвой придет царство божие и с ним новое время.

Во многих местах апостольских посланий говорится о том, что Иисус Христос — это пасхальный агнец, который еще до «создания мира» был предназначен как агнец «непорочный и чистый» на смерть через распятие. На себе он несет грехи всех людей ко древу креста.

Иисус Христос «хочет примирить» всех с богом «посредством креста» и способствовать миру, «убив вражду» своей кровью на кресте. Он «должен вкусить смерть за всех». Ведь только кровь «очищает и освобождает» и «без пролития крови не бывает прощения (грехов)».

В этом мы видим обращение к древним законам Израиля: «Ибо Моисей, произнеся все заповеди по закону перед всем народом, взял кровь тельцов и козлов с водою и шерстью червленою… и окропил как самую книгу, так и весь народ, говоря: „Это кровь завета, который заповедал вам бог“»^[315].