Умершая луна воскресает и появляется на небе лишь три дня спустя после «исчезновения» в лучах солнца, небесное же древо претерпевает сходную смену жизни, смерти и воскресения на протяжении целого года.

В Египте, по-видимому еще в доисторический, дописьменный, период было известно несколько священных деревьев, и в Текстах пирамид^[140] (III тысячелетие до н. э.) о них неоднократно говорится. Особенно часто упоминается сикомора (из породы фиговых деревьев). Сикомора стоит, согласно древнему тексту, «на краю неба». Это — «древо мира» близ «страны света» в восточной части неба, на нем «сидят боги». Это — сикомора «из изумруда», откуда выступает Ра, солнце. Каждый умерший должен достичь этого древа. Во многих текстах египетских погребальных церемоний упоминается сикомора, которая «охраняет бога, под которой находятся боги противостоящего неба, которая воспламенилась и обуглилась изнутри и которая обескровилась совсем». «Я взлечу подобно соколу, — говорят умершие в египетской „Книге мертвых“^[141], — и остановлюсь на прекрасной сикоморе, находящейся среди моря». В уста покойника вкладываются следующие слова, предписываемые погребальным текстом: «Я сижу под сенью благоухающей миррой сикоморы под охраной (богини) Хатор». Почти во всех областях Египта были известны священные деревья, и не только фиговые. Было священное дерево Ишед, плодоносящее, покрытое богатой листвой. К священным деревьям относилась нильская акация, финиковая пальма, тамариск и дерево, которое теперь называют христово жало. Дерево Ишед играло особенно значительную роль в религиозных верованиях и культе мертвых во многих областях древнего Египта. На листья этого дерева, которое называли также деревом жизни, бог луны Тот и богиня Зешат нанесли имена и годы правления египетских фараонов. Они начертали имя фараона «на достойнейшее дерево [в Гелиополе] письменами собственноручными». В позднейших погребальных текстах говорится, что для каждого умершего, который явится к Осирису, владыке мертвых, собственноручно начертаны самим Тотом (луной) «под древом Ишед в Гелиополисе мера лет и ход жизни его (умершего)». На египетских изображениях мы видим, как богиня, принявшая сама облик дерева, дарует умершим пищу и питье. Следовательно, в древнеегипетских верованиях дерево символизирует продолжение жизни после смерти, новую вечную жизнь за гробом. В этом древе, как полагали египтяне, «заключены жизнь и смерть».

Из ветвей священного дерева Ишед, а также из различных цветов и листьев египтяне связывали большие букеты в рост человека — букеты «владык дерева Ишед». Их освящали и раздавали жрецы Гелиополиса в дни особых празднеств. Эти «букеты жизни» приносили счастье и успех. С такими букетами египтяне обычно встречали фараона, с победой возвращавшегося из дальнего похода. Пожертвованные в храм и особым образом освященные, букеты считались символами божества, от которых исходила особая благодать и сила, приравнивавшая их к священным амулетам. Египтяне считали, что в этих букетах присутствует само божество. Во время всех праздников такие букеты вручали фараону, верховным жрецам и, несомненно, главам семейств. Мертвым также приносили букеты. Известны даже изображения, где место умершего, благословляемого божеством, занимает букет.

До наших дней сохранился этот древний культовый обычай — дарить букеты в праздники, в дни рождения, класть цветы умершему на гроб или на могилу. Но только тот, кто знает о существовании небесного древа, может понять глубокий религиозный смысл этого обычая.

У древних египтян священное дерево нередко упоминается в связи с Ра, богом солнца. О нем сказано, что он «расчленил дерево Ишед». После того как бог солнца Ра одержал победу над врагами, «распалось дерево Ишед в Гелиополе». Очевидно, с развитием солнечной религии появилось представление о двух деревьях, аналогичных тем, которые в более северных широтах именовались деревьями зимы и лета, смерти и жизни.

Уже в текстах пирамид III тысячелетия до н. э. встречается упоминание о двух сикоморах. Во время путешествия на восток (а не на запад, где позднее помещали обиталище мертвых) умерший достигал «обеих сикомор, которые находятся на той стороне неба». В египетской «Книге мертвых» говорится, что солнце встает между «двумя сикоморами из малахита», выходит из восточных ворот горизонта. Малахит для древних египтян был олицетворением блеска звезд, сияния Млечного Пути — небесного древа. Несомненно, под «двумя деревьями из малахита» подразумевались не земные деревья, а небесные.

Египетская символика бесконечно усложнялась по мере развития религиозных представлений, наслаивала одни символы и представления на другие. В результате символы превратились в некие самостоятельные специфические формы религиозного языка. Возможно, в раннее время под двумя деревьями из малахита понимались две ветви одного небесного древа, между которыми находится солнце в ту пору, когда в европейских широтах наблюдается зимнее солнцестояние. В храме Дендера на потолке «новогодней часовни» изображены два дерева Ишед, растущие на вершинах гор, между которыми восходит солнце.

Один из древнейших стеклянных сосудов мира, сохранившийся до наших дней, — светло-голубой кувшин фараона Тутмоса III (XV век до н. э.). На этом сосуде наряду с именем фараона изображено несколько деревьев мира, имеющих, однако, не две большие ветви, как небесное древо, а гораздо больше. Над деревьями в верхней части сосуда изображен крест с петлей наверху — анх, символ вечной жизни. Так из того, что человек видел на небе, создался целый комплекс различных символов, все более удаляющихся от представления о небесном древе, сияющем ночью на небосводе.

Легенда сохранила рассказ о том, что под священным деревом такого рода, смоковницей Матарийской, неподалеку от Каира, остановились на отдых Мария и Иосиф с младенцем Иисусом и что дерево приняло их под свою сень и укрыло от преследователей, посланных Иродом. Дерево, которое теперь можно видеть в Матарии, было вновь посажено всего несколько веков назад. Лишенное коры, с засохшими и кривыми ветвями, оно выглядит совсем мертвым (и лишь несколько зеленых побегов доказывают, что оно еще живо). Огороженное старой, полуразрушенной стеной от современных любителей сувениров, оно повергает в священный трепет многочисленных паломников, которые вряд ли знают что-нибудь о египетских священных деревьях, но, глядя на это засохшее священное дерево, испытывают глубокое душевное волнение.

Около пяти-четырех тысячелетий тому назад в междуречье Тигра и Евфрата древние шумеры, находившиеся за тысячу километров от Нила, воспевали в гимнах Эриду^[142] прекрасное небесное древо: «Его белый хрустальный корень достигает глубины; местом его является самая середина мира, листья его — мягкое ложе Цикум, Матери. В сердце священного дома, который простирает тень свою, подобно лесу, никто не вошел, там (обиталище) могущественной Матери, шагающей по небу. И в середине всего этого находится Таммуз».