Инженер-майор Галькин уехал на курсы. Видать, понял, что «на старом коне далеко не уедешь». В полку облегченно вздохнули: не стало нервотрепки. Вместо него назначен гвардии инженер-капитан Голубев. А парторгом первой эскадрильи Петр Зайцев. Повзрослели и возмужали летчики. Вернулся из госпиталя Булатов.
— Вот теперь, Леша, ты прошел закалку в огне и можешь по праву называться булатом, — рассматривая поджаренное, как пельмень, ухо и морщины от ожога на щеке, шутя сказал Комлев.
— Температура повышенная была, перезакал получился. Да это пустяки. Они, ворюги, у меня и зуб золотой вышибли. Теперь вместо одного золотого три стальных, — Алексей оскалил зубы и показал на них бурой от ожогов рукой.
— Да, испортили они тебе карточку. Но не унывай, такого девчата еще сильнее любить будут.
— Хотя бы одна какая-нибудь взглянула.
— Взглянет.
Комлев подробно рассказал о встрече с Мирзоевым, о норвежцах, о гибели Семена Блажко. На командном пункте эскадрильи портрет Семена, написанный Петром Зайцевым, висит в одном ряду с портретами его погибших товарищей. В центре этой галереи героев — портрет первого командира эскадрильи Николая Ветрова.
— А теперь мне надо кое с кем рассчитаться, — окончив рассказ, сказал Комлев. — Петр, получай свой портсигар: здорово он пригодился мне. Тебе, Иван. Григорьевич, ответ на письмо Клава прислала и вот посылочку небольшую.
— Ничего себе, аккуратный почтальон, — получая посылку, весело сказал Голубев.
Воздушные бои и занятия с молодыми пилотами, письма родственникам подчиненных, душевные беседы с людьми — одним словом, фронтовые будни захватили комэска с головой.
2
В июне — августе 1944 года части Карельского фронта нанесли мощный удар по вражеской группировке в долине реки Свирь, между Ладожским и Онежским озерами.
В те дни была освобождена оккупированная врагом южная часть Карелии со столицей — городом Петрозаводском, часть Кировской железной дороги и Беломоро-Балтийского канала. Враг был отброшен к финской границе, Финляндия вышла из войны.
Узнав, что командованием отдан приказ о перебазировании, все несказанно обрадовались. В землянках, на командном пункте, у самолетов только и разговоров, что о боевой работе на юге.
А вместо этого полк рассредоточился на аэродромах Кольского полуострова. Эскадрилья Комлева перебазировалась на один из аэродромов Кандалакшского направления с задачей охранять город, железную дорогу, вести разведку тылов противника.
В эскадрилью прилетел Локтев.
Ведомый рулил несколько сзади, в стороне от ведущего, и за полосой пыли его не было видно. Но вот он вылез из самолета.
— Бозор, родной! — обнимая друга, шептал Комлев. По лицу его текли слезы радости.
В это время к командному пункту подошел Голубев. Увидев трогательную встречу, он сложил ладони рупором и во всю силу своих легких крикнул:
— Мирзоев прилетел!
Эхо не успело улететь за гору, а от самолетов к КП уже бежали пилоты и техники. Мирзоева подхватили на руки и с криками «ура!» начали качать, высоко подбрасывая над головами. Смущенный и радостный, он не сопротивлялся, а только тихо просил:
— Хватит, ребята, хватит! Но его никто не слышал.
— Почему же ты не писал? — спросил Комлев.
— Вначале память отшибло, потом не думал, что буду жить. А там комиссии без конца. Едва выпросился в полк.
— Ну, вот и молодец! А как сейчас самочувствие?
— Отлично! — весело ответил летчик.
3
На празднование Дня авиации на аэродром приехали гости. Увидев в группе военных гвардии капитана Хмару, Комлев обрадовался, словно родному брату. Хмара знал, что встретит на аэродроме своего бывшего комиссара, но для гвардии майора встреча была неожиданной.
— Виктор! Какие ветры тебя сюда занесли?
— Те же, что и вас: приказ командования.
Комлев провел тыльной стороной руки по щеке и шутя спросил:
— Ну как, товарищ гвардии капитан, у меня сейчас заершин нет?
— Нет, — улыбнулся Хмара. — А у меня?
— Тоже нет, значит, не полетишь на хвосте, — вспомнил Комлев.
Позади Хмары стоял высокий грузный старшина. Широкий ремень застегнут на последнее отверстие. Между пухлыми щеками утонул маленький нос со вздернутым кончиком. Он молча наблюдал за встречей друзей.
— Сомов! — удивленно воскликнул Комлев.
— Он самый, — ответил тот.
— Нет-нет, это решительно не тот Сомов, которого я знал.
— Похудел?
— Ну и расперло же тебя, ясное море!
— Были бы кости, сало нарастет, — поглаживая себя по животу, пошутил Сомов. — Я ведь старшина роты, а поесть с детства люблю, вот и поправился.
Сомов ухмыльнулся и отступил в сторону. За его спиной стоял молоденький стройный боец. Он сделал два шага вперед, браво вскинул руку к пилотке и отчеканил:
— Товарищ гвар...
— Тиша! — Комлев схватил юношу в объятия.
— Мы в один госпиталь попали, — видя удивление Комлева, пояснил Сомов. — В одно время нас выписали, в один полк отправили, а там мы и встретились с нашим спасителем Виктором Васильевичем Хмарой. На днях Тише совершеннолетие отметили.
— Отличным разведчиком будет Тихон Юков, — с похвалой отозвался Хмара о юном бойце.
Тиша достал из кармана сверток и, передавая; его Комлеву, сказал:
— Товарищ гвардии майор, возьмите это, спасибо вам.
Комлев развернул газету. В ней оказался пуховый шарф.
— Ранди! — вырвалось из груди Комлева. — Спасибо, Тиша, сохранил дорогой подарок.
4
Сегодня у Бозора с утра радостно на душе. Да и как не радоваться! Танюша пишет, что она где-то рядом, и не исключена скорая встреча. «Каждый раз, когда над головой пролетают наши самолеты, я думаю, что это ты летишь, мой милый, родной», — пишет Таня.
Несколько минут назад он вместе с Ребровым на шоссейной дороге, огибающей сопку, уничтожил автомобиль с солдатами противника. Пули и снаряды летчиков легли впереди машины. Шофер резко затормозил, грузовик развернуло вправо, и он, перевернувшись, свалился в озеро.
— У нас гости, — сообщил вернувшемуся с задания Мирзоеву механик. — Какие будут замечания по работе мотора?
— Нет замечаний, — торопливо бросил Мирзоев и направился к шумливой, хохочущей толпе.
— Олег Прохорович! Тишенька! — подбежав, ликующе крикнул он и остановился в нерешительности, не зная, кому первому броситься нашею.
Из затруднительного положения его вывел Хмара. Он взял Бозора за плечи и повернул в сторону пикапа, на котором приехали гости.
— Танюша!
— Я самая, родненький, — прошептала она и прижалась к его груди.
Праздничный стол накрыт на берегу реки, между двумя ветвистыми кустами. Работники столовой постарались на славу. Время обеда подошло, однако хозяева не спешат с приглашением к столу, кого-то еще нет.
Но вот на ярко-желтой песчаной дороге, огибающей гору, к которой прижался аэродром, показалась машина. В это же время над аэродромом появился штабной самолет. Хозяева облегченно вздохнули, а Голубев громогласно объявил:
— Едут!
Через десять минут у командного пункта эскадрильи вновь слышны радостные возгласы, возбужденный разговор. Приехали гости с рудника, прилетел гвардии подполковник Дедов.
— Разрешите построить эскадрилью? — спросил Комлев.
— Не стоит. Приказ объявлю за столом, — ответил Дедов.
А Илья Орехов, обняв Танюшу за плечи, с отцовской нежностью говорит:
— Вот где нам пришлось встретиться, доченька! Нашла милого дружка? Все устроилось? Вот и хорошо! Я же говорил, что все утрясется.
— Ну, тамада, приглашай гостей к столу, — говорит Комлев Реброву.
Шумно и оживленно садятся за длиннущий праздничный стол. Места не хватает только тамаде. Ребров трогает мизинцем кадык, отшучивается:
— Тамаде каждый рад, а посему голодным не останусь.