4

Прошло больше месяца напряженных боев.

Комлев видел, как личным составом овладевает усталость. Там, в полку, в трудные дни боевой работы, выносили на старт Красное знамя. Оно действовало на летчиков магически: поднималось настроение, прибывали силы и энергия. Здесь офицеры и сержанты были лишены возможности видеть святыню полка.

— Знамени, Красного знамени нам не хватает, — с сожалением сказал однажды командир группы, обращаясь к парторгу Голубеву. — У нас даже большого портрета Владимира Ильича нет.

— Упустил я этот вопрос из виду, — признался Голубев. — Надо послать кого-нибудь в город, достать портрет Ленина.

Разговор этот услышал Зайцев, бросил работу и, обращаясь к командиру, сказал:

— Можно обойтись и без города. Только вот где взять время? Машину кто в эти дни выпускать будет?

— Давай, Петро, действуй, о машине не беспокойся. Техник звена с мотористом обслужат твой самолет, — ответил Голубев.

— Завтра же и начинай, — поддержал Комлев. — Временем тебя не ограничиваю, понимаю, что это за работа. Но сам знаешь, нужно бы побыстрее.

Зайцев исчез из эскадрильи. Стоял полярный день, и света было достаточно в любое время суток. Он ходил по лесу, взбирался на сопки, выходил к озеру. Собирал шишки и иглы, листья деревьев и зерна сосны, сортировал по форме и цвету и все это раскладывал в папки и коробочки.

Кажется, вот она, эта галечка, найдена. Положит на ладонь, смотрит, смотрит на нее, а потом взмахнет рукой, и находка летит в воду.

— Не та!

Короткий тревожный сон. Петр внезапно вскакивает, с топчана, быстро подбегает к самодельному мольберту, передвигает листок, немного изменяет наклон иглы сосенки. Отходит... Смотрит...

Прищур, характерный только для одного человека на земном шаре, прищур глаз — не получается.

Петр сокрушенно вздыхает, без сожаления смахивает все на пол. И работа начинается заново.

У Комлева часто появлялось желание зайти в «мастерскую» художника, спросить, как идут дела, но не шел.

«В таких делах плохой я ему советчик. Когда надо будет — позовет сам».

И Петр позвал.

— Готов, товарищ капитан! — доложил Зайцев.

Голубев и Комлев вошли в «мастерскую».

— Петр! Да ты не понимаешь, кто ты есть! — воскликнул Голубев, целуя механика. — Да ты гений! После войны твой курс — в академию!

Недалеко от КП возвышался бугорок, покрытый бархатом зелени. Там и решили установить портрет вождя.

Ребров и Булатов сняли покрывало, и воины сразу же подтянулись, вытянули руки по швам. На них, как живой, смотрел Ленин.

Теперь, подходя к портрету вождя, сержанты и офицеры подтягивались, прикладывая руки к головному убору и чеканя шаг, проходили как возле знамени.

5

С северо-запада медленно надвигаются темные облака. Одно из них походит на какое-то сказочное животное, из пасти которого вылетает огонь — отсветы солнечных лучей; два круглых просвета, как глаза, устремлены на город.

Разрывая облачность, бомбардировщики быстро приближаются к обрыву туч. Они идут двумя группами, по двадцать самолетов в каждой.

Ведущий «юнкерс» проскочил тучу-чудовище и как только показался в отсвете луча, Комлев пошел в атаку. Алексей Булатов атаковал бомбардировщик, который вынырнул вторым. Удар был таким стремительным, что стрелки не успели ответить огнем, а летчики — сделать маневр. Разваливаясь на части, бомбардировщики полетели к земле.

Руководя боем, Комлев не переставал наблюдать за ведомым.

— Ближе подходи, Алеша, вот так, бей! — подбадривал Комлев.

Отчаянно дрались звенья Реброва и Блажко. И все же трем бомбардировщикам удалось прорваться к городу.

— Гильза, Гильза, я Ястреб. «Юнкерсы» прорвались, — передал Комлев.

— Видим, встретим, — услышал голос зенитчика.

В следующее мгновенье он увидел громадный клуб дыма и огня. Это зенитный снаряд ударил в ведущего. От детонации взорвались бомбы у ведомых. Бесформенное месиво металла рухнуло в сопки.

— Молодцы, пушкари! — воскликнул Комлев.

— Пусть не суют свое свиное рыло, — ответил батареец.

Возвращаясь на аэродром, Блажко заметил на горизонте точку: к заводу с востока летел самолет. Он круто развернулся. Расстояние до противника быстро уменьшалось, но летчик видел, что «юнкерс» раньше придет к цели.

Блажко дал полный газ, отжал ручку. Темнеет в глазах, а Блажко шепчет одно: «Быстрее, быстрее!».

«Юнкерс» идет со снижением. Блажко дает очередь. Ответная трасса с бомбардировщика ударяет по бронестеклу истребителя, украшает его паутиной трещин. Чем-то обожгло лоб и ухо пилота. От горящего «юнкерса» оторвались бомбы и тут же выпрыгнул стрелок-радист, а вслед за этим Семен увидел на земле взрыв.

— Вот так-то! — удовлетворенно отметил Блажко, разворачивая машину.

...Еще долго на аэродроме царит послеполетное возбуждение. У капонира механики латают самолет Блажко, там летчик рассказывает о проведенном бое, тут, ближе к КП, любители сражаются в городки. Как будто и не было несколько минут назад смертельной опасности: слышны шутки, смех.

С забинтованной головой Семен Блажко сидит на плоскости своего истребителя, энергично болтает ногами. Рядом, навалившись на ребро атаки, стоит Дорофей Ребров. Он, вытянув тонкую шею и трогая мизинцем острый кадык, говорит:

— Вот это банька!

— Разве это банька? Вот горбатых сопровождать — это банька!

— А подходяще их было.

— Чем больше, тем лучше. Если бы их было меньше, разве бы мы столько нащелкали? За этот бой многим по ордену на грудь повесят. Это как пить дать.

Над аэродромом появился штабной самолет ПО-2. Блажко посмотрел на него, соскочил с плоскости и сделанным испугом предупредил:

— Гроза летит! Ну, теперь держись, братцы! Машина сделала разворот и пошла на посадку. Семен, облегченно вздохнув, изрек:

— С ним батя, он отведет грозу.

Комлев доложил Локтеву и Дедову о боевых действиях авиагруппы.

— Как Блажко? — спросил Дедов.

— Дерется здорово. По-прежнему балагурит, но теперь, прежде чем сказать, думает.

Когда командиры подошли к машине Блажко, тот подтянулся и доложил, что механики готовят матчасть, а он с летчиками проводит разбор боевого вылета.

— Почему не в санчасти? — спросил Локтев.

— Рана пустяковая, нечего там делать.

— Парткомиссия утвердила решение партийного собрания. Поздравляю, — и Дедов вручил летчику партийный билет. — Храни его, как зеницу ока.

Семен взволнованно ответил:

— Не подведу. Доверие партии оправдаю!

6

После того, как были решены все вопросы, Локтев предложил сыграть в городки. Комлев не посмел отказаться, а Дедов согласился быть судьей.

Быстро составили команды, игра началась.

Сбросив фуражку, расстегнув воротничок гимнастерки, перекинув ремень через правое плечо, Локтев преобразился. Он стал похож на озорного деревенского парня, играющего в шаровки на загумнах.

Дедов радовался каждому удачному удару. Он, несмотря на тучность, то приседал, то легко подпрыгивал , перебегал с места на место.

Команда Локтева с первых минут сражения вышла вперед. Командир полка задает тон игре. Он долго целится, отступает назад, с подскока бросает биту. От сильного удара все городки вылетают из квадрата.

Команда Комлева растерялась, в ее рядах замешательство, игроки мажут.

— Представьте, что здесь нет ни командира полка, ни его заместителя, играйте спокойнее, — наставляет своих Комлев.

На «колбасе» у локтевцев застопорило: пробросали все биты, развалили фигуру, но ни одного городка не вышибли.

— А «колбаса», видать, жесткая. Зубы крошатся, — заметил Комлев.

— Не выкрошатся, все равно съедим, — уверенно ответил Локтев.

Однако комлевцы наверстали упущенное, в запасе у капитана команды осталась одна бита.