В штабе полка Комлев доложил о прибытии.

— Заставляете долго себя ждать, — сухо заметил Локтев.

— Хотел быстрее, пошел через овраг, да... цветок помял, — при последних словах Комлев смутился. Он подумал, что командиры осудят его за сентиментальность.

— Что же не принес сюда? Я еще ни разу здесь не видел цветов, — оживился Локтев.

— Вам, Григорий Павлович, просто вблизи не приходилось наблюдать Кольскую природу, — заметил Дедов.

— Жалко стало срывать, — выждав, когда Дедов кончил говорить, ответил командиру полка Комлев.

— Садитесь, — пригласил Локтев. — Получены данные: немцам стало известно, что рудник и комбинат вновь начали работать на полную мощность и давать металл, необходимый для изготовления вооружения. Массированным авиационным налетом фашисты решили уничтожить их. Нашему полку командование приказало выделить особую группу для ПВО этого объекта, — Локтев красным карандашом очертил город, рудник и комбинат. — Я посоветовался с подполковником Дедовым и решил командиром особой группы назначить вас. Задание серьезное, ответственность очень велика.

— В городе много детей, — добавил Дедов.

— Генерал уверен, что вы справитесь с задачей, — закончил командир полка.

— Спасибо за доверие. Прошу вас, передайте генералу, что его приказ будет выполнен, — заверил Комлев.

Из штаба полка Комлев и Локтев вышли вместе. Комлев и гордился порученным заданием, и немного волновался. «Как выполню?» — этот вопрос он всегда ставил перед собой, когда предстояло сделать что-то новое, значительное.

— Как чувствуешь себя, Никита Кузьмич? — спросил Локтев.

— Волнуюсь.

— Это бывает. Пройдет. А где цветок?

— Там.

Подошли. Локтев наклонился, понюхал.

— Он еще и запах имеет! Какой аромат! Вот это находка! — любуясь цветком, с восхищением восклицал Локтев.

Офицеры постояли молча. Каждый думал о своем: о детях, семье.

— Мне пора.

— Ну, ни пуха ни пера, — проговорил Локтев и крепко пожал руку Комлева.

3

Доложив по телефону командиру полка о благополучном перелете, Комлев пошел к своему самолету.

В капонире собрались летчики, механики, оружейники. Размахивают руками, оживленно спорят.

— Что случилось? — подойдя к ним, спросил комэск.

— Полюбуйтесь, товарищ капитан! Агрессоры оккупировали вашу нишу и ни на каких условиях не соглашаются ее освободить, — пробасил Голубев, показывая в глубь стоянки жилистой рукой.

На инструментальном ящике, у центральной опоры перекрытия притулилось маленькое птичье гнездо. В нем четыре крохотных яичка. По зеленовато-белой скорлупке словно набрызганы коричневые крапинки. При запуске мотора струей воздуха сразу разнесет это птичье сооружение.

— Что будем делать? — спросил Комлев собравшихся.

Все разом, наперебой стали высказывать свои предложения.

— Надо осторожно перенести гнездо на другое место, — предложил кто-то.

— Ни в коем случае этого делать нельзя, — категорически возразил Голубев. — К гнезду даже притрагиваться нельзя, бросят его птички.

— Бросят, это уж как пить дать, бросят, — поддержал инженера Блажко.

— Вынести гнездо вместе с инструментальным ящиком.

Но и это предложение было отвергнуто.

В разгар обсуждения столь важного вопроса в капонир залетел виновник этой тревоги — пуночка-самец. Ничуть не растерявшись от встречи с людьми, он облетел круг и опустился у гнезда, воинственно нахохлившись, гордо поводя снежно-белой головкой, выпячивая вперед белую грудку. По середине его спинки проходила черная полоса, словно сажей были вымазаны крылья и хвостик.

Ну разве можно устоять против грозного вояки! Комэск распорядился перекатить свой истребитель в другой, пусть менее удобный капонир.

Там и тут обсуждалось происшествие с пуночками-захватчиками, когда над аэродромом послышался гул моторов, и в бледной синеве люди увидели плывущий крест. На перехват немецкого разведчика Ю-88 вылетели два истребителя. Во время взлета летчики потеряли из поля зрения «юнкерс». Посты ВНОС стали наводить истребителей на самолет противника, но тот, имея на борту радиолокатор, раньше обнаружил преследователей и, маневрируя, скрылся. Летчики вернулись ни с чем.

Разведчик противника был хитер. На бреющем полете он проходил между сопками в разрыве двух участков фронта и, углубившись на территорию Кольского полуострова, набирал высоту над безлюдной тундрой. К аэродрому и городу подходил с заглушенными моторами. Истребители никак не могли его перехватить.

Получив сообщение наземной радиостанции, что в воздухе спокойно, пара Реброва произвела посадку. Ведущий уже зарулил на стоянку, а ведомый заканчивал пробег, когда послышался свист падающих бомб, земля застонала, и над летным полем поднялось несколько земляных султанов.

Летчики и техники высыпали из КП.

— В укрытие! — приказал Комлев, а сам побежал к самолету. Обгоняя командира, пробежал Зайцев.

Осколком пробило отверстие в фюзеляже, но комэск с помощью механика запустил мотор и под разрывами бомб взлетел. За ним поднялся в воздух Булатов.

Высоко в небе белая нить стремительно вытягивалась на запад. Не набирая высоты, Комлев пошел к аэродрому противника.

— Попался! — радостно воскликнул Комлев, увидев заходящего на посадку разведчика.

Он увеличил обороты винта и с горки, в упор вспорол брюхо «юнкерсу». Булатов меткой очередью добил самолет. Громадина рухнула около посадочного знака и взорвалась.

Вернувшись из полета, Комлев получил радиограмму, в которой командование полка поздравляло его с наградой — боевым орденом — и желало успехов в новых боях.

Краска неулегшегося гнева сменилась краской стыда.

— Вот, ясное море! Ни раньше, ни позже, — обращаясь к Голубеву, сказал Комлев. — Аэродром отбомбили, а меня поздравляют с наградой.

Когда Комлев доложил Локтеву о случившемся, тот в первую минуту не знал что и сказать.

— Как?! Аэродром, на котором стоят истребители, отбомбили?! Если так дальше будет продолжаться, то в одно время бандюг-ги придут, снимут с вас штаны, а вы только руками разведете.

Комлев начал говорить о плохой работе постов ВНОС, но Локтев и слушать не захотел.

— Ты командир и решай там все вопросы, в том числе и вопросы связи. Разведчик ушел?

— Уничтожен.

— Кем?

Комлев ответил.

— Ну ладно, победителей не судят.

На другой день на аэродром приехали представители роты службы воздушного наблюдения, оповещения и связи и зенитчиков. Они вместе с летчиками решали вопрос о взаимодействии и улучшении работы постов ВНОС.

После совещания была установлена прямая телефонная связь аэродрома с батареей и постами ВНОС, которые выдвинулись далеко в горы и расположились на господствующих высотах. Теперь они обнаруживали вражеские самолеты еще над территорией противника. Радиостанции летчиков, артиллеристов и наблюдателей установили на одну волну.

Небольшими группами, по четыре-шесть самолетов, противник по нескольку раз в сутки совершал налеты. Однако теперь они не проходили безнаказанно.

Запрет — не входить в капонир и не мешать пуночкам выводить птенцов — все-таки был нарушен: у гнезда появились крошки хлеба и баночка с водой. Нет-нет да и заглянет кто-нибудь украдкой, прислушивается: не вывелись еще?

Самец непрерывно сновал из укрытия на волю и обратно, приносил своей подруге мошек, комаров и прочие лакомства. Недели через две из капонира донесся писк птенцов. Маленькие прожорливые существа не давали родителям покоя. Пуночки попеременно вылетали из гнезда, возвращаясь с добычей в клюве.

Прошло еще недели две и птичья семья покинула свой временный дом. Первым вылетел отец, за ним, неуверенно махая крылышками, с отчаянным криком вылетели молодые птенцы, а замкнула эту процессию пуночка-мать, щебеча какое-то напутствие детям. Неуверенно описав круг, птенцы опустились на сук древней сосны.