Майор объяснил Лаврову, Тельгену и Хахту их задачу в предстоящей операции, потом попросил Тельгена перечислить основные моменты, на которые, по его мнению, следовало обратить внимание в радиопередачах и разговорах с пленными.

Все четверо уселись за верстак. Тельген вытащил из кармана гимнастерки листок бумаги и принялся читать:

— «Из высказываний пленных нам стало известно следующее: первое — масса окруженных офицеров и солдат не имеет ясного представления о том, как мал котел и как прочно кольцо русского окружения. Вывод: необходимо назвать им точные размеры котла с востока на запад и с севера на юг с указанием некоторых населенных пунктов. Второе. До вчерашнего дня немецкие солдаты верили в успех операции по деблокированию. Вывод: на примере точных фактов подтвердить провал операции и доказать, насколько прочно стянут котел. Третье. Командиры находящихся в котле немецких войск пытаются вести пропаганду, утверждая, что их численность и материальное обеспечение находятся на высоком уровне и что предложение Гилле взорвать котел изнутри было отвергнуто верховным главнокомандованием вермахта слишком поспешно; это, как мы знаем, вселяет во многих солдат уверенность в возможной победе. Вывод: с одной стороны, необходимо разрушить все иллюзии на этот счет с помощью информации о том, что вокруг котла сосредоточены войска двух советских фронтов, так сказать, две группы войск, с другой — напомнить о крахе немцев под Сталинградом, о методичности, с которой там была перемолота целая армия». Это, пожалуй, все. — Тельген снова спрятал свой листок.

— Эти три пункта весьма существенны, — сказал Ахвледиани после короткого раздумья. — Конкретные факты включать необходимо. Расстояния в километрах, потери в живой силе и технике — это факты, которые солдаты могут проверить сами. Но я бы добавил еще и следующее: к первому пункту — о размерах территории котла на двадцать восьмое января и на сегодняшний день.

Сопоставление покажет, насколько сжался котел. Кстати, немецкое командование представляет это как преднамеренное стягивание сил, которое якобы обеспечит им прорыв на запад. С этим органически переплетается и второй пункт. Сужение котла ни в коей мере не высвобождает силы противника. То, что могло быть стянуто на северном, восточном и южном участках кругового фронта в целях обеспечения броска к Манштейну, уже окончательно выведено из строя или уничтожено. О надежности нашего стального кольца неумолимо свидетельствует также и то, что немецкие войска были наголову разбиты при их якобы планомерном отходе с восточного выступа котла и одновременно на западной его дуге. Об этом непременно пойдут среди солдат разговоры, и это следует включить в третий пункт. А теперь — за работу!

В заключение Ахвледиани обратил внимание лейтенанта на то, что рядовой Эрнст Тельген является здесь представителем Национального комитета «Свободная Германия» и поэтому уполномочен решать все вопросы, входящие в компетенцию комитета.

Хахт едва сдерживал себя. Он должен подчиняться рядовому? Нет, это просто самоуправство майора! Уже сам допрос, учиненный ему майором при встрече, вызвал у Хахта явное неудовольствие. Теперь он почти готов был вернуться снова в лагерь для военнопленных офицеров. Там, в общей массе, несмотря на отчаянные порой споры, он по крайней мере находился среди равных себе и знал, что к чему. А здесь? Здесь, с чем бы он ни сталкивался, все было чужим, все действовало по законам, которых он не понимал, все опиралось на опыт, которого он не имел. Не такой представлял он себе пропагандистскую работу на фронте. Не иметь ни малейших полномочий, в то время как еще в прошлом году он командовал ротой, нет, это уже слишком! Он никак не мог отделаться от мысли, что теперь ему придется «бежать с отстающими».

Прежде чем майор успел попрощаться с обоими немцами и капитаном Лавровым, его вызвали на подвижную радиостанцию. Там ему был передан приказ из штаба дивизии, который гласил: «Майору Ахвледиани. Задание в Моринцах выполнить лично!» С долгожданным сном, стало быть, опять ничего не вышло.

Не доезжая до села Моринцы, Ахвледиани остановил машину. «Кажется, стреляют, Слева», — подумал он.

Они вылезли из машины и пошли по глубокому снегу в направлении ближайшего холма. Кроме края красноватого неба, ничего не было видно. Вытянутая в длину цепь поросших лесом холмов сильно ограничивала наблюдение. Порывистый ветер не давал возможности с точностью определить, оттуда ли доносилась стрельба, где был виден красноватый отблеск неба.

— Полагаю, что бой идет где-то справа от нас, — заметил Хахт.

«Важничает», — подумал Тельген. Он с удовольствием возразил бы лейтенанту, но, к сожалению, предположение Хахта оказалось правильным.

Ахвледиаии снял ушанку и взъерошил свои волосы. По сообщениям разведки, в Моринцах противника быть не должно. Но точны ли эти сообщения? Опасность может поджидать в ближайшем лесочке. Уже не раз разрозненные группки противника нападали на машины, следующие за передовыми частями, чтобы захватить их и удрать на них. От этой опасности майор и его люди, правда, были избавлены по той простой причине, что в их распоряжении был не вездеход, а «мерседес». Если бы Ахвледиани был один, он не стал бы мешкать. Но тут…

Через некоторое время стрельба несколько утихла. Стали слышны только короткие автоматные очереди, отдельные выстрелы. Затем наступила тишина.

— Это били советские автоматы, — высказал предположение Тельген.

Майор размашистыми шагами стал спускаться с холма.

— За мной! — приказал он.

Вскоре их заляпанный белой маскировочной краской «мерседес» свернул в ложбину, прорезавшую вытянутый в длину холм. Ахвледиани недоверчиво всматривался в склоны холма.

Ветер мерно раскачивал голые ветви деревьев. Дорога становилась уже. Вот она поползла вверх, потом плавным поворотом стала спускаться вниз. На огромной скорости «мерседес» мчался по долине.

Неожиданно крутые склоны по обеим сторонам отступили назад, и четверо сидящих в машине увидели перед собой на расстоянии не более пятидесяти метров полыхающие снопы огня. Это горели дома.

Водитель резко затормозил.

— Господин майор! — громко закричал Хахт, стараясь перекрыть треск и шипение раздуваемого ветром огня. — Вон тот четвертый от нас дом невредим…

Вдруг затрещали автоматные очереди. Это стреляли советские автоматы. Пули пробили крыло машины.

— Выходи! Ложись!

Тельген, который уже успел открыть левую дверцу, вытолкнул Хахта из машины и бросился рядом с ним в снег. Водитель, падая на него, охнув, схватился за плечо.

— Меня ранило!

Укрывшись за машиной, майор приставил к губам сложенные рупором руки и что есть силы крикнул:

— Нихт шиссен, фердамт нох маль! Них шиссен! Нихт шиссен!

Наступила тишина. Затем чей-то голос спросил:

— Пароль?

— Смерть фашистам! — откликнулся Ахвледиани.

— Какого же черта вы говорите по-немецки?

После того как майор объяснил, в чем дело, всем было приказано выйти из-за машины с поднятыми вверх руками. Им пришлось перешагивать через трупы убитых.

Выяснилось, что село вскоре после освобождения русскими вновь подверглось сильной контратаке немцев.

— Нам удалось отбить атаку всего лишь час назад, — объяснил командир батальона. — Пленные, которых вы ищете, сейчас находятся в Ольшане. Но вам придется немного переждать. Дорога на Ольшану пока еще занята противником.

Ждать, опять ждать…

Это нарушало все планы Ахвледиани. Приказав Тельгену и Хахту позаботиться о том, чтобы водителю сделали перевязку, он решил пройти по деревне.

Перед низеньким домиком с камышовой крышей стояло несколько разбитых грузовиков и обгорелый бронетранспортер. Освещенные пламенем горящих соседних домов, перед входом толпились десятка два советских солдат. Входя в дом, они снимали каски.

«Что бы это могло означать?» — устало подумал Ахвледиани и только теперь почувствовал, как он измотан. Сняв ушанку, он прошел за солдатами через сени в просторную горницу. Там он увидел старика, держащего в руках керосиновую лампу.