Изменить стиль страницы

Я стояла и не знала, что же мне с ней дальше предпринимать?

С одной стороны, можно было ничего не делать и сесть напротив, подремать самой, тем более, что ночь накануне я очень плохо спала.

Какое-то ощущение неприятности преследовало меня этой ночью. Я встревожено, среди ночи проснулась, полежала, успокаиваясь, и все никак не могла понять, что же меня разбудило. Перебирала все события последних дней, но так и не разобралась и вот сейчас, можно сказать, что я стояла в метре от разгадки своих переживаний и плохих опасений. Может, оттого я, к ней и усесться на ноги согласилась? Уж слишком тревожно мне на душе было.

Что же она, интересно, знает? Это как-то касается меня, Мишки или… Вот! Вот, что оказывается, так меня тревожит! Подозрения…

Какие еще подозрения? А, вот, такие-насчет Мишки! Мишки? Да, его и…

Так, стоп! Даже себе и не мысли!

Нет, мне надо и во что бы — то ни стало с ней разобраться и все у нее выяснить. О том, что она знала, не приходилось сомневаться! Временами, казалось, что она знает все и обо всех, столько у нее было сведений, и столько она сама могла логически вычислить. Интересно, о чем она знала на этот раз?

Терзаемая неясностью, я решила все — таки, к ней приблизиться, тем более, как мне показалось, появился повод — ее обнаженная грудь, которую надо поправить. Подошла и присела рядом с ее головой. Сижу и впервые ее так спокойно и пристально рассматриваю…

Да, красивая и добротная женщина! По крайней мере, о ней не скажешь, что ее мало. Много и даже с некоторым излишком, вон, этот излишек у нее вывалился и мне его надо…

Так и как же мне это лучше сделать? Может разбудить? И что тогда? Сказать ей. Ну и как я ей об этом скажу? Что, мол, Василиса, у тебя грудь обнажилась, так что ли? А если она решит, что это я ее специально вытащила…

Чушь! Самая настоящая чушь! Вот сейчас я… Так… Вот, сейчас…

Пробую слегка приподнять ее тело, но… Ой и тяжелая же она? Интересно, в ней сто килограммов или же больше? При ее росте, наверняка не менее того, тем более, при таких формах женщины…

Она спит и даже слегка похрапывает, выдыхая пары алкоголя прямо мне в лицо. Нет, мне надо, либо поправит ей то, что решила, либо уходить подальше, потому как я скоро стану точно такой же пьяной от ее выдохов. Итак, я осторожно…

Протянула руку, пальцы неожиданно утонули в мягкой и чуть прохладной снаружи, но такой неожиданно теплой ткани в глубине груди.

А она у нее очень мягкая, а еще… Так, достаточно, пусть уже так и останется, тем более ее сосок… А он смешной! Нет, правда! Хорошенько рассмотрела его, ореол и его бледно-розовый, нежный овал вокруг такого комично свернувшегося на бок, и как бы наполовину утопленного за овалом груди сосок.

А если я… Что за нелепая шутка? Только попробуй еще прикоснись! Если тебе так хочется, то надо было с ней соглашаться и вот тогда бы ты, уже с ними наигралась, как захотела бы. А пока что… Ну, что такое, еще?

Все, так только что осторожно проделала, заталкивая назад, под ткани лифчика, все обратилась вспять. И даже еще больше! Грудь плавно растеклась удивительно мягкой и приятной волной… Я снова, осторожно пальцами, подныривая под мягкую и такую податливую ткань груди, подбираю ее и осторожно перекатываю за ткани лифчика, которые, предварительно и слегка, вытянула из-под ее руки. Вроде бы лучше… А если она снова?

Потом я еще несколько раз туда, она назад, я снова, а она никак! Наконец, поняла, что все эти попытки для меня могут плохо закончиться, так как я, прикасаясь, каждый раз, все отчетливее ощущаю в этих касаниях какую-то сопричастность с ее телом, … Эге! Девочка! Да ее грудь никак волнует тебя?

Да ничего подобно! Подумаешь, просто я хотела ей немного помочь, вот и решила…

Решила, помочь… Разве это правда? А может, ты все же решила к ней прикоснуться? Коснуться ее тела, пока она спит? Может так?

Ну, может и только — от части, и так, только я не понимаю, к чему ты клонишь? Думаете, я, как мальчик буду сопеть, глядя на ее грудь? Так что ли? Да, у меня самой и потом, я уже такую видела, и я же, ведь сама, точно с такой же, как и у нее! Так, что, не надо меня стыдить, тем более…

Нет, не такой же! У нее, ты сама это почувствовала, а у тебя еще только она…

Ничего подобного! И не только, и ни такая уж она у меня и маленькая, а она ровно такая, какой и должна быть у девочки моего возраста!

А у нее, значит…

Да, у нее она такая по ее возрасту и потом, женщина с такой грудью она уже может спокойно малыша накормить, потому как, у такой груди есть место для …Постой, постой, что это?

Смотрю и только сейчас замечаю, что ткань лифчика вокруг ее соска увлажнена. Почему? Это же…И сразу же от нее, как от прокаженной! Она что же, рожала, родила? Когда?

Ну, что ты городишь, причем здесь, рожала, родила? Она что же, тебе об этом сама рассказывала? И ты уже ее ребеночка видела? Нет, это что-то другое? Тогда от чего у нее молоко выступает из груди?

Лихорадочно все, что знала, в голове перебирала…Может, это у нее от того, что она с кем-то…Ой, мамочки! Да, это же, от меня у нее! Это я ее грудь тискала, мяла, заталкивая в тесный для ее груди лифчик, вот она и взяла, да и выпустила молоко… Что? Какое еще молоко, ты чего? Откуда у женщины молоко? Вот если бы она родила, то, тогда…

Неужели она родила? Вот дела?

От такой мысли я так заволновалась, что тут же на выход, за помощью и выяснениями обстоятельств, своего открытия. Думала, что те красивые и длинноногие, все о ней, о своей начальнице знают?

— Постой, ты куда? — внезапно ее, парализующий меня голос.

— Я, э…Ты спала и я решила, что в следующий раз я к тебе….

— Врешь! Ничего ты, как всегда, не решила! … Ты вот, что, уходи, а завтра с утра ко мне заходи, а пока, что я…

Она пытается встать и шевелит своими телесами, стараясь усесться удобнее, при этом свободной рукой пытается на место заправить свою отвисающую тяжелую грудь… А потом, заталкивая ее, куда надо, поднимая на меня пьяные, почти бессмысленные глаза, говорит, усмехаясь:

— Постой, так это ты, оказывается, меня лапала, а я-то думала, кто меня так терзает во сне? А это, оказывается, ты! Ну, теперь иди ко мне!

Я разворачиваюсь и нервно прыгаю к выходу на первые ступени лестницы, как тут, она мне в спину:

— Она! Это она дает ему деньги!

Я по инерции, из-за нервного напряжения своего разоблачения и через две ступени перебираю ногами вверх, к выходу, как тут…

— Мать! Твоя мать! — бросает мне в спину что-то чудовищно неправдоподобное…

Ноги все еще автоматически переступают, и я вылетаю пулей в помещение офиса, потом, ничего не разбирая, никого не узнавая, вылетаю стремглав на улицу…

И это ее «мать твоя», я сначала, как «мать твою» воспринимаю, как ее ругательство, потому что, я ее плохо расслышала и сразу не понимаю… А затем, оно в меня, словно разрывными пулями в спину, в голову ударяет и от немыслимой догадки, словно разрывает на части! Она сказала: мать, мать твоя! Моя мать! Я не ошиблась? Она не ругалась, а так о моей матери высказалась? Потому я тут же закрутилась на месте от боли и осознания непоправимого…

Если бы не она, так я бы на того, да убила бы его! Убила бы!!!

А ведь, я чувствовала, каким-то неведомым чутьем, ощущала это в ней, нет, в нем… Нет!!! Нет, такого быть не должно совсем! Чтобы он и моя мать?!!! А может, она все же, ругалась и я не расслышала? Потому я сразу же к ней и назад!

Как я залетела назад, не помню, а только к ней на трясущихся от напряжения ногах, нет, не пришла, приползла…

Она, как сидела, так и сидит, понуро опустив низко голову и как будто — бы, спит.

Спит? Да как она смеет? И я, уже открывая рот и собираясь на нее закричать, что она ошибается, что она не права, потому что такого не было и не будет никогда!

— Иди ко мне, Котеночек… — вдруг, мне так мягко, сочувственно, что я, обливаясь слезами к ней сама потянулась…Обняла и прижалась, утопая в ее теле, тепле, а потом, поднимая глаза, расплываясь от слез с видением ее лица: