Она как-то приободрилась и теперь уже, с усмешкой, меня пристально рассматривает.
— Ты, наверное, очень хочешь узнать, откуда у него появляются деньги! Так?
— Ну, что ты спрашиваешь, Василиса… — и не удержалась, понимая, что она знает и потому, добавила, — Василиса Прекрасная…
— Правда?
— Что, правда?
— Ну, насчет Василисы? Ты действительно так считаешь или тебе так надо было сказать, чтобы все у меня выведать? Ты, в самом деле, так обо мне думаешь?
— О, черт! Я ведь совсем забыла, что мне надо….— тут же засобиралась и начинаю отрабатывать назад, словно ледокол, который, не рассчитав свои силы, сходу врезался в толстые и непроходимые льды…Только мои льды сейчас совсем ведь другие и они…Нет, эти горячие складки ее тела и все, что есть у нее, все это для меня — айсберги. Нет, Антарктида! И я никогда не ступлю на ее территорию! Никогда! Смотрю на нее и сама себе такое произношу…
— Вот, что! Я по тебе вижу, что ты так и будешь вокруг, да около меня крутиться… Потому я решила…Нет! Не бойся Котенок! Ничего я тебе плохого не сделаю — это раз, а, во — вторых, я действительно знаю, откуда у твоего Мишки бабки и кто ему их дает. Ты хочешь об этом узнать?
— Да… — тихо шепчу, прекрасно понимая цену, которую она сейчас мне назначит за эту тайну…Секунды борюсь с собой, но мне надо… Да, надо и во чтобы то ни стало! Чтобы он не попал в такую же не справедливую историю, как и ее брат, Мамай! Я, почему-то все время об этой истории только и думала. Ведь Мишка он такой напористый и в то же время — доверчивый и он такой… Нет, он точно, может сесть в тюрьму и мне его надо спасти любой ценой! Любой!
Все это мгновенно проносится у меня в голове, и я ей, так же тихо, опустив голову:
— Да, я согласна… Назови свою цену…
С замиранием сердца вижу, как она слегка отклоняясь, расставляя в стороны, свои полные ноги и ладошкой легонько похлопывает по своей отведенной в сторону ноге, по своим коленям…Мол, иди сюда и садись…
Секундами внутри меня происходит титаническая борьба, и я… Я смиряюсь…
Медленно подхожу, ее рука ухватывает мою и слегка притягивает. Секундами, я сопротивляюсь, не поддаюсь, упираюсь…
— Сядь… О том, что скажу тебе, лучше выслушать сидя…
— Но я… — пытаюсь освободиться, слегка выкручивая руку, и уже решаю…
— Нет, только вот после того, как ты сядешь…Ты хочешь…
— Да! — тут же ей, имея в виду, что я хочу знать о нем, и тут же ловлю себя на том, чему научилась у нее, этой двусмысленности во всем, в действиях, поведении, в словах…Я что же, я ей уже да, говорю?
И не успеваю сообразить всех последствий своего опрометчивого и легкомысленно высказанного согласия, как она легко и ловко, разворачивая меня к себе спиной и слегка руками — раз! Все! Я оказываюсь тут же сидящей, у нее на ноге! Замерла и сжалась вся… Ой, мама!
— Расслабься и слушай свою… — Мамочки, думаю, вот она сейчас как скажет, и она добавляет так, словно меня убивает…И внезапно в самое ухо тихо и вопросительно, но мне показалось, что так громко шепнула с выдохом…
— Любимую?
Я молчу, оглушена всем. Ее вопросом и тем, что сижу у нее на ноге. Тем, что она уже своими теплыми руками прижала меня к своему горячему и рыхлому мягкому телу, и что мне, в самое ушко, да так, что я обескуражена и обнажена, от этой мысли, от ее напора и того, что она так сексуально мне в самое ушко шептала…
Молчанье затягивается. Я ощутила, ее недовольство потому, как ее руки сжали мои предплечьи, поняла, что ей мое молчанье не нравится, особенно сейчас, когда я, можно сказать, вся в ее руках…
— Любимую? — спрашивает, повторяет громко и требовательно еще раз.
Но я обездвижена и я молчу! Тогда я чувствую ее требовательные толчки из стороны в сторону в мое тело…
— Так любимую или…
Теперь она трясет меня словно грушу, почему-то я так внезапно с юмором, сравниваю эти ее такие нетерпеливые вытряхивания моего признания…
— Молчишь? Почему ты молчишь? Ведь это ты сама назвала меня …
— Да, назвала! И перестань трясти меня словно грушу!
— Ой, слава богу! Моя девочка заговорила! Ха. ха. ха!
— И ничего смешного! Посмотрела бы я на тебя, когда бы тебя вот так сцапали и посадили бы, как на кол…
— Э… Милая моя! Ты еще не знаешь, что значит ж…сесть на …..
— Так, хватит! Хватит твоих подробностей…Мне совсем не интересно: кто и как тебя и куда…
— Тебе точно, не интересно или ты не хочешь обо мне ничего знать, что со мной было раньше?
— Слушай, Василиса Сисястая! Хватит мне пудрить мозги! Теперь мне что делать? Раздвигать перед тобой ноги?
— А ты, правда, так хочешь?
— Нет, это ты так хочешь!
— Хорошо, а как же, тогда, хочешь ты? А давай я тебе…
— Слушай, мадам Сиськина! Я хочу слышать…
— Слышать, слышать! Да сколько же можно, одно и то же! Два месяца только и слышу от тебя: скажи, да, знаешь ли? Я что тебе, справочная книга, кулинарная книга для секса? Ты хоть раз подумала, что у меня могут быть и другие к тебе…
— Подумала, можешь не продолжать…
— И что это означает, это твое подумала? Твое подумала это что?
— Не знаю!
— Я так и поняла! Она не знает… А кто будет знать? Зачем ты вообще ко мне ходишь, кругами вокруг, да около… Ты, Котенок, вообще, определись уже как-то со всем этим! И потом, я ведь…
— Ну, ладно, тебе… Ну, что? ты мне решила поплакать? Ведь ты же сильная! Я знаю! Вон, как меня запросто, раз!
— Раз, на раз не приходиться! Вот ты сидишь у меня на коленях и думаешь, как бы мне ее обмануть и выпутаться, да еще и узнать за своего Мишеньку. Ведь так?
— А раз знаешь, тогда зачем спрашиваешь?
— А иди ты отсюдова, засранка! Давай, мотай! Пошла вон!
Вон я, конечно же, не пошла, а села напротив и пока она угрюмо наливала себе очередную рюмку и пила, словно меня не замечая, я сидела и безучастно за ней наблюдала…
Интересно, что же ее остановило? Может, не хочет с малолеткой связываться и боится насильничать? Нет, такая уже ничего не боится! Эта уже Крым — рым и медные трубы и все прошла, и к тому же к ней уже бабы, и чуть ли не толпой… Интересно, и что она с ними делает?
Так, потом у нее как — нибудь расспрошу…
А ты что же, серьезно считаешь, что она так и будет с тобой и дальше?
Будет! И еще как!
К тому же это ее первая попытка, а потом будет и вторая, и третья, и…И сколько ты будешь ей голову морочить? Да она просто выставит тебя и все! Нужна ты ей?
Выставит! Запросто! Что ей стоит. Посмотри на нее, вон, какая она мощная! Ей бы в деревне, да на ней, как на тракторе можно пахать … Постой, что-то она увлеклась и так я, чего еще доброго, ничего от нее не узнаю…
— Может, хватит уже?
— Отвали!
— Ты уже почти всю бутылку вылакала!
— Не твое собачье дело!
— Хамишь?
Она беззвучно мотает утвердительно головой…
Ой, ой, ой! А глаза — то ее совсем пьяные! Нет, пить-то она совсем не умеет, не то, что она со своими курицами в сауне, или, где там она с ними еще общается? О, там она, наверняка, с ними и такое с ними? Так, потом, сейчас ее надо как-то в себя привести. Смотри ты, она засыпать начинает!
— Эй, Сисястая! Ты чего, спать решила? Ты же мне обещала рассказать…
Она, молча, не открывая глаз, раз мне и показала — дулю!
Вот тебе и раз! И что теперь?
А что потом?
Она сидела, развалившись, напротив. И пока я выходила по своим надобностям, то она сползла, безобразно завалившись на бок, при этом одна ее грудь вылезла и вывалилась наружу из-под лифчика и халатика, небрежно накинутого прямо на голое тело, обнажая довольно чистую и ярко молочную белую кожу груди с небольшим и не кормящим соском…
Я как вернулась, так и стояла в нерешительности, не зная, что можно, а чего опасаться.
А опасаться было надо, так как она отчаянно дралась, как мужик, особенно, когда к ней кто-то, когда она была пьяная. Об этом все знали и никогда к ней не заходил, пока она сама после пьянки не выходила. И на этот раз все было именно так.