Зимний праздник жители приняли очень положительно. Дарили друг другу подарки, поминали предков, женились, приурочивая многие семейные события к этому торжеству. В то самое время, как я, рыская по лесам в звериной шкуре, всеми силами пытаясь снизить боевой дух подступающих вражеских войск, в своей крепости я делал все с точностью до наоборот. Мне требовались бравые, смелые люди, не дрожащие перед лицом явной опасности, с оптимизмом и верой смотрящие в будущее.

Отоспавшись после долгих скитаний и тягот лесной жизни, я неспешно прогуливался по площади, придирчиво оглядывая посты на стенах, арсеналы и башенные дозоры. Мне предстояло весь день подтягивать хвосты и даже самому поучаствовать в строительстве двух новых бараков, которые я заложил для беженцев из Рязани.

Не думаю, что их будет много, большинство понадеются на милость завоевателя, да и моя дурная репутация многих удержит от тяжелого перехода под защиту крепости. Тем не менее два десятка боярских семей уже прибыли и теперь устраивались надолго. Все их дальние дворы и земли были уже захвачены и разграблены. Обнищавшие в один миг бояре успели прихватить лишь то, что хранилось у них в домах, и вместе с семьями, дворовыми людьми и небольшой охраной прибыли в уже приготовленные для них дома. Особым простором их новые жилища не отличались, но были все же лучше, чем деревенские избы бывших холопов в глухих лесных поселениях.

– Папа! Смотри! Мы нарядили свою часть елки! Я повесил у самой макушки пряники и медовых куколок! А мама сейчас ставит веретено и бубенчики! А ты что повесишь на елку?!

В ответ на это я лишь подошел ближе к семиметровой ели и внимательно оглядел ее со всех сторон. По появившемуся обычаю каждый житель крепости должен был повесить на елку что-то особенное, пусть и не дорогую вещь, но очень для него важную. После праздников старосты сами распределят среди отдаленных жителей оставшиеся подарки. Они, как сказочные Деды Морозы, укутанные в простые овчинные тулупы, с длинными седыми бородами, разбредутся во все стороны, дойдут до самых дальних поселений, раздадут детворе сладости и безделушки, стараясь не обделить вниманием никого. Как-то само собой сложилось, что лучшие подарки доставались семьям победней, а простые, только в качестве сувенира – более зажиточным родам.

Я только усмехнулся, понимая: что бы я ни повесил сейчас на елку, это станет культовой вещью. За обладание ею будет много споров и пререканий. Ведь все, что принадлежало мне, якобы приобретало какие-то невероятные, можно сказать, магические свойства. Недолго думая, я достал из-за пояса кинжал и быстрым движением срезал с шубы четыре бронзовые пуговицы, отчеканенные на моем новом станке, который я так еще и не откалибровал под изготовление собственной валюты. На пуговицах была надпись «Змеегорка, год 1237» и две змеи, смотрящие в разные стороны от даты в середине. Просто пробный образец, который я использовал для изготовления пуговиц своей одежды. Потом, с новым клише и штампами, этот станок будет изготавливать золотые, серебряные и медные монеты.

Димка смахнул пуговицы с моей ладони и, насадив их на тонкую кожаную тесемку, выдернутую из рукава, понес к лестнице, чтобы передать маме. Вслед за Димкой к елке побежал Чен, на ходу снимая с шеи крученый шнурок с китайской монетой на нем.

– Славным будет Новый год, – заключил Наум, подсаживая крепкими руками Димку на лестницу. – Вона сколько подарков навесили! Дай бы Бог каждый год так богато встречать!

В какой-то момент мне показалось, что в словах Наума прозвучали нотки грусти. Что-то его тревожило.

– Не рад ты что-то празднику, смотрю я.

– Рад, батюшка, пустое. Вспомнилось тут недавнее поручение, что ты дал по осени. Я-то, когда воротился, доложил второпях. Были мы с Рашидом в Козельске, шли через Пронск, через Бел-город. Повидали, как люд тех мест жив тяжелой работой, под игом бояр своих. Лютые они до людей своих, что до собак. И бьют, и неволят, и на рынки ведут за любое ослушание.

А коль приглянется им что, так они силой берут, что девицу, что отрока себе в неволю. Я было тогда осерчал, да Рашида люди меня удержали. Вот бы я тогда козельскому боярину бороду повыдрал…

– Полно тебе гоношиться. Одолеем ордынцев – лучше прежнего заживем. Каждый город каменными стенами поставим, везде так или иначе свой порядок наведем. Были б кости, Наум, мясо нарастет. Не век же русским людям под гнетом жить. Пора и самим государство строить, силу свою утверждать. Вот смотри, сколькие люди к нашей с тобой стороне пришли и уходить не спешат. Тяжела работа в мастерских Коваря, да только никто не бежит, как от чумного колдуна. Всяк норовит и семью пристроить, и соседей позвать. Вот тебе и правда. Сила нужна Наум, чтоб добро не попиралось. А труд, он завсегда должен быть вознагражден, да не плетьми, а по заслугам.

– Неужто настанет время, что всяк в миру так жить станет? Батюшка! И за честную работу свою будет и сыт, и в тепле, и на земле своей?

– Пока я жив, Наум, к тому и буду стремиться. Но даже я не ведаю, что случится после, когда меня не станет. Будет суждено сгинуть в борьбе с врагами, так не испугаюсь. А даст мне Бог долгие годы, так и потрачу достойно, чтобы люди, говоря обо мне, лихом не поминали. Тебя с Мартыном князьями поставлю. Будете править по справедливости, в невзгоды друг друга поддерживать. В праздники в гости хаживать, Коваря чарочкой поминать. Детишкам своим сказы сказывать будете о колдуне, а? – хлопнув озадаченного Наума по широкой спине и возвращая его к действительности, велел перепроверить наши арсеналы.

В крепости запасов было примерно на год. В эти запасы наряду с продовольствием было включено и вооружение. Целый год непрерывной осады и полной изоляции мы бы сдюжили. Но это только при условии, что нам удастся сдерживать натиск врага и не пускать за каменные стены. Но подобный расклад меня совершенно не устраивал. Я не собирался сидеть загнанным, как мышь под веник, и терпеть осаду, в то самое время, пока орда бесчинствует на завоеванной территории. Нам нельзя только обороняться. В конечном счете, если ордынцы решат, что крепость им не по зубам, они просто соберутся и пойдут прочь от нее, не тратя сил и средств на ее взятие. С малочисленным отрядом я не смогу пуститься в погоню, не смогу дать бой на открытой местности. Это глупо и расточительно по отношению к тому элитному, великолепно тренированному войску, которое я создал. Пустая растрата драгоценных человеческих ресурсов. Неприятель с такой мелочью, как человеческая жизнь, не считался, пушечного мяса из разношерстных степных племен у него предостаточно. Он может выстлать их трупами дорогу к победе. Задавит массой, не оставив мокрого места от рискнувших дать отпор. Слишком многочисленный враг, ломающий все расчеты, но что-либо менять уже поздно. Остается уповать только на то, что мною выбрана верная тактика. Подобно охотничьим собакам, вцепившимся в бока свирепого кабана, мои диверсионные отряды, непрерывно сменяя друг друга, злят врага, заставляя его быть в постоянном напряжении. Не давать покоя ни днем, ни ночью – вот главная задача. К крепости должна дойти не армия, а сброд. В таком нервном состоянии враг непременно начнет ошибаться, и тут уж надо постараться использовать все его ошибки.

В крепости предпраздничное настроение, хотя все прекрасно знают, что это ненадолго. Скоро ворота наглухо закроются. На главной площади гостиного двора развернутся мобильные арсеналы, метательные орудия, полевые госпитали. Служба внутренней безопасности перейдет на усиленный режим патрулирования, часть цехов полностью переключится на ремонт и пополнение боеприпасов, оружия и амуниции. Месяц, максимум два, вот все что я могу себе позволить. За это время надо уничтожить большую часть живой силы противника, делая упор в основном на командный состав. Жестоко отбить первые атаки, дать уверенный отпор, сбивая рьяный порыв врага, а потом просто планомерно уничтожать, пресекая возможные попытки штурма. Никто не придет мне на помощь. Никто даже не почешется снарядить войска и подвести их на подмогу моей крепости. Напротив, каждый князек наглухо закроется в своем чертоге и будет ждать милости божьей, как обычно, надеясь на авось.