И простерся Галаад на подобие креста пред Граалем: 'Позвольте мне от земной жизни отойти', взмолился он, и умер. А, когда ангелы уносили его душу всреть Христа, увидели Парсиваль и Бохор руку, спускающуюся с неба, а тела не видели. И взяла рука копье Лонгина и св. Грааль, взяла и унесла на небо. И стали невидимы копье и Грааль.

Опечалились рыцари, и вся страна с ними. И положили Галаада в 'Духовном Замке' по правую сторону сестры Парсиваля. А Парсиваль ушел в монастырь, прожил там три года и умер. И положил Бохор тело его по левую сторону девы. Так и лежат они трое как то было сказано в письменах. А Бохор вернулся к королю Артуру и все ему поведал. И была великая радость».

Светомир закрыл книгу и поднял взор на Галаада. Галаад тихо уходил. Светомир поспел позвать его: «Что делали Вы мечом Вашим в городе Саррасе, король Галаад?»

— «Сей меч потомственный Давида служил Лонгинову копью», сказал Галаад и скрылся. (458)

Говорит Светомир золотой стреле: «Как разгадать, понять мне тебя? Когда завоевателю полумира, Александру, волшебные мечи, копья, стрелы покорно служат, убивая не токмо ради побед в бою — сие естеству их не противно: язычником был Александр.

Но вот, ты привела ко мне рыцаря Галаада. Чудесный меч в руке его. И у воина Христова нет никаких сомнений, когда мечом своим священным он на смерть пронзает, пусть злодеев, но не на святой войне.

Впрочем, христианин то он христианин, да не по нашему. Еретик он, хоть и благочестивый. Слова дамы его — ересь; но и его собственные слова — ересь не меньшая: первым епископом христиан почитает он" какого-то Иосифата, сына Иосифа Аримофейского, а Петра апостола и Иакова даже и не поминает; славу Грааля увидел он в Саррасе. Что это за Саррас? Да еще и Корбеник халдейский расписывает воин Христовый, а про Иерусалим, Рим и Царьград даже и не вспоминает.

А все-же: может и не по нашему, но праведником Галаад был, и жизни святой; и Свет невечерний ему явился. Кто разгадает вас, мечи и копья священные!

Скажи мне, стрела золотая, не настало ль мне время вернуться на родину, где в положенный час наставит меня свет Егорий на дело, ему угодное? Я не хочу приказывать тебе. От тебя жду зова и знака.»

Стрела молчала. Покой не сходил в душу царевича. На вопрос может ли человек, верный учению Христа, убить другого человека так, чтобы то было согласно с волею Господнею, — ответа он не получал.

И думал Светомир: «Пусть Александр—язычник; Галаад—еретик. Но вот сам Апостол Петр, столп церкви, убивал; и то не вменялось ему в ослушание.

Когда Симон Маг в оказательство правоты своего учения стал летать перед народом, Петр молитвою своею поверг его на земь так, что маг упал, разбился и умер. Праведно...»

— «Праведно», повторил насмешливо какой-то незнаемый голос, и вдруг предстал Светомиру муж статный, важный, борода убрана искусно. — «Кто ты?», спросил царевич.

Ответ прозвучал отменно вежливо и гордо: «Неверные именуют меня — 'Симон-Волхв', а для верных я — 'Великая сила Бога', 'Отец-бог'.»

— «Кто же это тебя в чин сей возвел и за силу Божию почитает опричь тебя самого?», спросил Светомир.

А волхв молвит дерзостно: «В бытность мою на земле тьма тьмущая народу мне справедливо яко Богу поклонялася. И внимали мне, занеже изумлял я народ волхованиями». (459)

— «Волховал то ты волховал, да другие покрепче тебя были. Учение твое есть заблуждение и ересь».

Симон-Маг возразил надменно: «Учение мое есть тайное знание, великое знание дел Божиих, внутренней жизни Его и всех сокрытых глубин Его».

— «А зачем же ты, волхв могучий, апостолу Петру деньги предлагал за дары Духа Святого? Божья сила, кажись, ни в чем недостатка иметь не может?»

Маг видимо осерчал: «Не дорос ты», говорит, «Светомире, разуметь сего. Честно хотел я обмен совершить — за их добро им заплатить а свое им продать. Одного у них было поболе моего, а иного поменьше Им от меня тоже было чему научиться. А вы ныне все про меня лишь от хулителей по наслышке знаете. Вот и судите криво».

— «Пусть то будут хулители; а вот ты сам скажи мне, волхв, празда ли, али неправда, что ты блудницу Тирскую за собою завсегда водил и ей яко существу высшему и мудрейшему поклонялся?»

Ответил Симон Маг: «Ничем ты, Светомире скудоумный, до сей поры не вразумился. Ведь трагедия мира, самая большая трагедия света в сей блуднице Тирской и является. Елена, которую я спас, вырвал из плена злых духов, восставших ангелов, она-то и есть сама верховная Мысль, женская часть Единого Сущего. Сей Единый Сущий есть начало, сила, себя творящая и находящая; он есть вечная разлука и встреча самого с собою; он себе самому отец, мать, сын и дочь.

«Нет, не понять тебе сего, не твоего сие ума дело. Но все-же слушай: Сущий раскололся на Ум и Мысль. Вот сия то Мысль его предвечная все доброе в мире и создала. Но ангелы и архангелы, коих она сотворила, духа злого исполнились. Восстали они против своей Творительницы и ее полонили. И стала она их пленницею. Они оторвали ее от небесного спутника, и она, страдалица, в поисках его, бросаясь жертвенно и самозабвенно в проклятую материю, падала все ниже, да ниже.

«Одно из ее появлений, воплощений земных тебе ведомо, Светомире; то была Елена Троянская, признавшая в Парисе-соблазнителе суженого Жениха, и ставшая виновницею всех ужасов войны, разрушении, смертей. А вот моя Елена в поисках небесного своего Жениха, сиречь меня, тоскою любовною язвима, но плененная материей, попалася в блудный дом развратного Тира. И в то самое время как земная плоть ее терпела мнимые услады, небесная плоть ее испытывала невыносимые истязания. Все сносила она, многострадальная, терпеливо, меня ожидая. И вот я, обманув бдительность ангелов, ее стерегущих, неузнанно сошел на землю в образе смиренного странника и вывел ее и плена. С той поры стала она на земле моею верною спутницею.

«Она была отражением Премудрости в темных водах, и, отвернувшись (460) от ангелов, ею созданных и на нее восставших, она вернулася в Премудрость. Она и есть сама Премудрость — моя предвечная подруга, моя неземная Мысль».

— «Помедли, помедли, Симон», вскричал Светомир. «Ну как-же так, сразу, прямо из блудилища да в Премудрость?»

А маг и не слушает: «Елена-то моя», говорит, «блудница Тирская, поважнее будет ваших святых блудниц Марий Египетских да Магдалин».

Осердился царевич на слово кощунственное, перебил мага: «Наши святые блудницы, как ты их величаешь, не мечтали о себе, не превозносилися. Долгое покаяние творили, вожделея Христу сораспяться».

Волхв гордо возразил: «Я ее спас. К свету вернул белый луч, затерявшийся во тьме. Все светлое, мраком плененное, верну я ко свету».

— «Коли ты страдалицу спас, Симон, вестимо, то вменится тебе в праведность: лик добра зачастую представляется нам искаженным, потому что люди нечистыми глазами видят его искаженным. Но, вернуть свет ко свету — хорошо, да недостаточно. Луч ли белый самого себя спас, бегуном став, ты ли увел из мрака луч белый — тут нет еще ни милости, ни жертвы. Свет во тьму должен светить, должен мрак преображать. Иначе Христос напрасно умер».

Разбушевался волхв: «Вот еще! Злых духов, материю проклятую спасать— нашел достойную работу. Нет! Вредитель великий, вот тот, что в Библии вашей расписан, Иогова жестокий, он создал материю, человека и весь мир. А приспешники его, ему способствовали. Тогда Ум, Бог-Отец Добрый с ним в борьбу вступил. И борьба сия — борьба вечная. Мир во зле лежит».

— «Грешно так говорить, Симон. Ну на кого ты пеняешь? Мир лежит во зле не по вине Бога, а по вине человека: поврежден он был грехопадением. Но 'вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не токмо она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего'.* Человек был убийцею Божьей твари в прошлом, он станет ее спасителем в будущем. О сем обетование».