Оставшись после Сяньфэна двадцатишестилетней вдовой, Цыси отнюдь не хранила ему верности в течение последующих десятилетий, что было бы достаточно естественно, если бы она, подобно многим правителям, не любила изображать себя аскетом, свято хранящим моральные устои и пекущимся только о благе народа. Список фаворитов вдовствующей императрицы почти так же обширен, как и перечень ее жертв, но менее определенен. Единственная общепризнанная фигура здесь — Жун Лу, который был родственником Цыси и благодаря этому мог общаться с ней сравнительно свободно. По некоторым данным, они даже были обручены до того, как девушку взяли во дворец. П. Бак разворачивает из этой версии грустную и весьма поэтическую историю: едва познанная Сяньфэном и недовольная им, Цыси отдается бывшему жениху, а затем проносит свое рискованное чувство через всю жизнь. Явно под влиянием романистки и Холдейн верит, что Жун Лу мог быть единственным любовником Цыси.
Но действительность не подтверждает этой возвышенной версии, абсолютно не подходящей к циничным характерам обоих партнеров. Даже Холдейн вспоминает о том, что в 1878 году Цыси застала Жун Лу с одной изсвоих фрейлин и на долгие годы выслала его из столицы, а Хасси иронически говорит всвязи с этим о вдовствующей императрице: «Единственное свидетельство ее приверженности к твердым моральным устоям проявилось тогда, когда она обнаружила своего фаворита Жун Лу в постели одной молодой придворной дамы. Цыси приняла крутые меры, однако многие китайские авторы считают, что это было вызвано не высокой моралью, а элементарной ревностью».
Еще до этого события императрица завела себе другого любовника — юношу, который провалился на государственных экзаменах и скрывался под именем Яо Баошэна. Кормился он тем, что пел и рассказывал разные истории в харчевнях. Ли Ляньин, заботясь о своей госпоже, научил его врачеванию и сделал личным медиком Цыси. Вскоре она забеременела, а потом и родила, но Яо Баошэна и ребенка ей пришлось выслать из дворца. «Самое любопытное, — замечает Хасси, — что Яо не был убит. Возможно, императрица в самом деле любила его».
Удивление Хасси вполне закономерно: еще на рубеже веков многие люди, которых интересовала Цыси, «передавали о красавцах юношах, периодически появлявшихся во дворце, принимавших участие в пиршествах вдовы-императрицы и затем будто бы умиравших скоропостижно в стенах дворца».
Эти юноши доставлялись во дворец подземными ходами под видом евнухов, да и постоянные евнухи не все были кастратами. Те методы оскопления, которые применялись в Китае, не всегда подавляли эротическую потребность, причем часто она проявлялась в извращенных формах. По словам одного китайца, сказанным в начале XX века, «сейчас каждый евнух имеет любовницу из дворцовых служанок».
Некоторые историки считают, что Ань Дэхай, например, не был скопцом и что Цыси родила от него сына, который дожил по крайней мере до 20-х годов под именем Цзю Мин. Эту версию поддерживают и отдельные романисты, драматурги. Они не говорят прямо о любовной связи между императрицей и главноуправляющим, но делают достаточно ясные намеки на это: Цыси беседует с Анем в высшей степени интимно, никак не хочет с ним расстаться, и он отвечает ей тем же.
Однако гибель Ань Дэхая вдовствующая императрица снесла довольно спокойно — может быть потому, что Аня во всех отношениях заменил Ли Ляньин? По словам некоторых китайских публицистов, Ли Ляньину удалось избежать кастрации; на то же намекал Цзэн Пу в сцене гипноза из романа «Цветы в море зла». Но не исключена и другая вероятность: что Ань Дэхай и Ли Ляньин были настоящими евнухами. Известно, например, что Цыси не расправилась с губернатором Дин Бао-чжэнем, который казнил Ань Дэхая. Главная причина этого, по-видимому, состояла в том, что Дин выставил на всеобщее обозрение обнаженный труп казненного, наглядно опровергающий слухи об Ане как любовнике императрицы. А Ли Ляньину даже была посвящена специальная легенда, в которой он, будучи учеником сапожника и увидев могущество Ань Дэхая, сам кастрировал себя, чтобы попасть во дворец.
Впрочем, и эти предположения и легенды, в свою очередь, подвергаются сомнениям. Например, среди подчиненных Дин Баочжэня ходили слухи о том, что он демонстрировал обезглавленный труп не Ань Дэхая, а одного из его помощников.
Удобным местом развлечений для Цыси стала так Называемая Студия исполнения желаний: «Эта студия была одновременно галереей или библиотекой, где хранились картины и прописи знаменитых мастеров. Но заведовали ими не евнухи, не фрейлины, а красивые юноши, которых отобрали во дворец примерно так же, как наложниц, — с той лишь разницей, что они должны были уметь рисовать. Когда весть о предстоящем наборе разнеслась по всем провинциям, многие молодые люди вахотели принять участие в этом конкурсе. Первый тур прошло более ста семидесяти человек, второй — пятьдесят пять, третий — одиннадцать. Только последних решились показать Цыси. Выбрав двух, она поместила их в Студии исполнения желаний, а остальных девять сделала как бы кандидатами.
Оба счастливчика, которых звали Лю Жумэй и Гуань Цюйань, получали каждый год по две тысячи серебряных лянов и по десять больших кусков шелка. Они были очень красивы, прекрасно рисовали, но в умении делать карьеру Гуань Цюйань далеко превосходил Лю Жумэя и за каких-нибудь полгода превратился во второго Ли Ляньина. Лю вышел из строгой чиновничьей семьи, вел себя скованно, поэтому Цыси не очень любила его. А Гуань был типичным шалопаем, в доме которого процветали сразу все религии (или, точнее, ни одиой), живопись, легкое пение... Семнадцати лет он сбежал. с одной театральной труппой, два года пел в кунь-наньской музыкальной драме, затем проигрался, украл вещи своего учителя и опять сбежал. Через полгода скитаний он вернулся к семье, однако на этот раз возмущенный отец сам выгнал его. Тогда Гуань ночью проник домой, похитил все деньги отца и отправился в Пекин, где целые дни проводил в публичных заведениях. Долго ли могут продержаться деньги у шалопая? Зерез три месяца ему уже одеться было не во что, из увеселительных заведений его гнали, поэтому он стал петь и просить милостыню на улицах. Северяне, слыша томные южные песни, иногда раскошеливались, но по-настоящему ему повезло лишь у чайной Весенний цвет, где собирались главным образом евнухи из дворца. За чайной была специальная певческая площадка для развлечения гостей, и, если песня им нравилась, они платили щедро. Так случилось и на этот раз, когда Гуаня услышал евнух Ли Шестой. Захлопав в ладоши, он подозвал певца к себе, спросил его имя и дал ему целых три ляна. После ухода евнуха окружающие стали поздравлять Гуаня и советовать ему познакомиться с Ли Шестым поближе.
Гуань Цюйань был человеком сообразительным. Когда Ли Шестой пришел в чайную снова, он вежливо поклонился ему, завел с ним льстивый разговор и попросил его самого выбрать что-нибудь по песеннику. Ли выбрал арию о снеге, и Гуань постарался спеть ее со всем искусством, на какое был способен.
— Ты очень недурно поешь, мой мальчик, — сказал довольный евнух, — Наша Старая будда обожает слушать арии, и я мог бы кое-что посоветовать тебе.
Гуань, ни секунды не медля, стал просить дать ему этот совет.
— Сейчас при дворе создается Студия исполнения желаний, в которую ищут нескольких юношей, умеющих петь и рисовать, — молвил Ли Шестой. — Тебе стоит подать на конкурс: особенно если ты хоть немного владеешь живописью...
— Живописью?! — радостно воскликнул Гуань. — Да она для меня еще ближе, чем пение. Я умею рисовать и горы, и реки, и цветы, и травы. Если не верите, я могу показать вам.
— Отчего же? Верю и очень рад, — сказал евнух. — Тогда завтра я отведу тебя во дворец.
На следующее утро он принес Гуаню новую одежду, заставил его чисто выбриться, критически осмотрел юношу и остался доволен. Рекомендация Ли Шестого оказалась совсем не лишней, так как все кандидаты должны были иметь рекомендующих, а Ли пользовался влиянием при дворе. Помогла и красота юноши, и то, что его рисунки понравились Цыси, — короче говоря, вскоре Гуаня сделали управляющим Студии исполнения желаний.