— В апреле ты обещал, что мы начнём восстание через месяц. Сейчас уже середина мая, — пробормотал юноша, отпивая из бурдюка немного вина. Прохладная жидкость смочила раздражённое горло и принесла облегчение. Ньёру даже показалось, что он перестал плавиться от жары, как огарок свечи. — Сколько ещё мне нужно горбатиться здесь, пока Псы разоряют Юг и посылают моих людей на верную смерть?

Моррот неожиданно отвесил юноше оплеуху. Ньёр возмущённо посмотрел на него, но мужчина совершенно спокойно отпил вина из бурдюка и приглушённо пробормотал:

— Попридержи коней, мальчишка. Пока что это мои люди, и люди южных князей. А ты всего лишь очередной молокосос, возомнивший себя королём.

- Но я потомок Эньяра… — начал Ньёр и снова вскрикнул, когда Моррот ударил его по лбу. Мужчина был не в восторге от того, что кто-то пытается спорить с ним.

- Ты можешь сколько угодно быть наследником Эньяра Чернозубого, — хмыкнул Суруссу, — но пока ты не докажешь это мечом и пролитой кровью своих врагов, люди не пойдут за тобой. Они не хотят ставить на тёмную лошадку. Ты никто для южан. Ты потомок предателей, сбежавших на Запад при первой же возможности, оставив Вэлн один на один с Псами. Если мы начнём восстание сейчас, не имея никаких доказательств твоей силы, власти и законного наследства, ты будешь лишь очередным узурпатором, решившим захватить трон. Помнишь, что было с Галеусом из рода Аспидов? Или Браксаром из рода Ужей? Их дали растоптать слонам, а потом бросили искалеченные тела на съедение крокодилам. Хочешь закончить так же?

Ньёр насупился и отвёл взгляд. Моррот был прав, как и всегда. Мужчина оказался намного спокойнее, умнее и рассудительнее, чем думал о нём Змей до событий прошлого месяца. Пеплохват до сих пор не мог поверить, что вот так просто сидит теперь на тренировочной площадке рядом с князем, которого сотни раз убивал в своём сне за то, что он сделал его гладиатором.

Тяжело вздохнув, Моррот поднялся на ноги и отдал подбежавшим слугам опустевший бурдюк. Когда Ньёр поднял на мужчину удивлённый взгляд, тот накинул на голову лёгкий шёлковый капюшон. Солнце палило слишком сильно, и даже Пеплохват почувствовал, как макушку его уже напекло.

— Сопроводите господина Змея в его покои и подготовьте ему горячую ванну, — приказал Моррот одной из служанок, уже направляясь к выходу с тренировочной площадки. — И принесите свежую одежду. Ту, что прислал ему Аталан. Постарайся быть готовым к вечеру, Ньёр.

Юноша удивлённо проводил его взглядом и вздрогнул, когда одна из служанок прикоснулась к его плечу. Она помогла Пеплохвату подняться на ноги и повела его к дворцу. Несмотря на то, что молодой князь уже несколько недель жил здесь, в своей собственной комнате, ему всё ещё было непривычно среди этих белых стен, и он легко путался в коридорах. Марьям всё реже пересекалась с Ньёром, а когда случайно сталкивалась где-нибудь, то тут же отводила взгляд, поспешно извинялась и убегала. Им нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что им обоим теперь не по пути. Марьям осталась княгиней Суруссу, не захотела ничего менять. Пеплохват же от своих амбиций не мог отказаться. Он хотел стать королём, и готов был на всё что угодно ради этого.

Питон не стал спорить и, тяжело вздохнув, поднялся на ноги. Тренировка на сегодня была закончена, а спорить с Морротом дальше Ньёр не хотел. К тому же, Суруссу как всегда был прав. Пока молодой Змей был всего лишь мальчишкой с Запада, не более. Он появился в Вэлне неизвестно откуда, неизвестно зачем. Логично, что люди не будут ему доверять. И уж тем более не станут за него умирать. И от этих мыслей на душе у Пеплохвата было отвратительно. Ему отчаянно хотелось вернуть земли своих предков. Он был истинным королём. Он, а не жалкие Корсаки, поджавшие под себя весь Вэлн. Ньёр не мог простить подобного оскорбления. Псы унижали южан. А он, Пеплохват, мог подарить им свободу. Так почему же чёртовы вэлнийцы не хотели идти за человеком, который мог привести их к величию и богатству?! Что ещё им было нужно?!

У выхода из арены молодого князя встретила служанка. Вежливо поклонившись Ньёру, она провела его в покои, которые выделил ему Моррот, и тут же приказала остальным готовить ванну. Сама девушка тем временем осторожно развязала шнуровку на рубашке юноши и стянула её. Молодой князь почувствовал на своей коже лёгкое дуновение ветерка и прикрыл глаза от наслаждения. Здесь, во дворце, всегда было прохладно. После изнурительных тренировок хотелось лишь одного — лечь, закрыть глаза и уснуть, чтобы никто не беспокоил его до самого вечера. Но сейчас служанки вокруг почему-то суетились, не давали Ньёру покоя и постоянно лезли к нему со своими расспросами.

Одна из них, пышногрудая девица с тёмной, почти шоколадной кожей, пробежалась пальцами по спине юноши и прошептала ему на самое ухо:

- Не желает ли молодой господин немного расслабиться?

Ньёр вздрогнул и хотел было ответить, но руки темнокожей служанки уже массировали ему плечи. Ловкие пальцы давили на мышцы в таких местах, что юноше казалось, будто тело его вдруг стало существовать отдельно от всего остального. Он не мог пошевелиться и лишь чувствовал приятный жар, охвативший всю спину.

— Ты ведь… — произнёс Ньёр, но темнокожая служанка закрыла его рот руками и звонко рассмеялась. Юноша почувствовал, как другая её рука скользнула по его животу, заставляя мелко задрожать. Не убирая ладони от губ Пеплохвата, девушка прильнула к нему и зашептала на ухо. Змей, почувствовав её горячее дыхание на своей шее, приглушённо застонал. Нет, эта девица что, нарочно?

— Не говорите ничего, мой господин, — прошептала служанка и лукаво улыбнулась. — Я буду прислуживать вам каждый раз, как только вы пожелаете. С этого момента я принадлежу лишь вам. Такова воля Моррота. Это… его подарок вам.

Ньёр резко обернулся, изумлённо смотря на темнокожую служанку, но она обхватила его лицо руками и одарила пылким поцелуем. Девушка была настолько хороша, что Змей на мгновение забылся и едва не потерял равновесие, когда ноги вдруг стали ватными. Не отрываясь от поцелуя, служанка не глядя захлопнула двери, за которыми другие прелестные девицы дворца Суруссу готовили ванну молодому Питону. Всё, что происходило дальше, было словно в тумане, но Ньёр отчётливо запомнил лишь то, что эта милая куртизанка, подаренная ему Морротом, была очень, очень даже не плоха. Её тёмная кожа была гладкой, словно шёлк, а груди невероятно упругими, большими, с сосками, проколотыми прелестной золотой цепочкой. А до чего прекрасен был её плоский изящный живот! И здесь, в аккуратном пупке, виднелось золотое украшение с несколькими драгоценными камнями. Вэлнийские женщины, особенно куртизанки, любили всё золотое и блестящее. И Ньёр мог с уверенность сказать, что множество украшений делало их лишь ещё прекраснее. Таких красивых дев трудно было найти на Западе, но здесь, в Вэлне, они были в изобилии. Теперь Ньёр понимал, почему в княжестве Суруссу не было публичных домов. Дело было не в отвращении Моррота к этой неприличной для молоденьких девушек работе. Просто все самые прекрасные куртизанки земель Анаконд принадлежали лишь одному ему. Знала ли Марьям? О, ей были известны имена всех этих девиц. И, по слухам, некоторых она сама лично дарила своему мужу. Всё же, отношения князя и княгини Суруссу оставались Ньёру загадкой. Нет, нормальные люди не могли жить так, зная об изменах, но продолжая страстно любить друг друга.

Когда Аделха, темнокожая служанка, наконец выпустила Пеплохвата из своих объятий, ванна уже была готова. Отведя молодого князя в соседнюю комнату, девица широко улыбнулась ему на прощание и исчезла. Когда Ньёр провожал её пристальным взглядом, ему казалось, что перед ним настоящая дикая кошка, пантера — столь лёгкая, ловкая и благородная. Приглушённо усмехнувшись, юноша развернулся к большой ванне и, скинув со своих плечей лёгкий шёлковый халат, ступил ногой в воду. Она была обжигающе горячей, но Пеплохват не обратил на это внимания и медленно погрузился по самое горло. Тело его вспыхнуло, словно объятое языками пламени, и сердце бешено заколотилось в груди. Юноше казалось, будто он плавился, как свеча, и холодные капли пота стекали по его лбу и растворялись в обжигающей воде. Набрав полную грудь воздуха, Ньёр закрыл глаза и опустился ещё глубже, полностью погружаясь в ванну и словно растворяясь в ней до конца.