— Отправляйся в свое графство, Тостиг, — сказал ему Гарольд, — и не жалей, что Альгара предпочли тебе. Подумай, что было бы неприлично, если бы мы забрали в наши руки все владения Англии. Постарайся всеми силами заслужить любовь своих вассалов. Как сын Годвина, ты со временем можешь добиться многого, если только будешь поступать благоразумно и не торопясь. Надейся на Гарольда и на себя тоже: тебе недостает лишь терпения и настойчивости, чтобы быть равным первому графу Англии. Перед телом отца я дружески обнял его врага; так давай ради его светлой памяти будем любить друг друга!
— Я не буду больше враждовать, — ответил Тостиг покорно и спокойно уехал в свое графство.
Глава VII
Хильда стояла на холме, любуясь заходом солнца. Невдалеке от нее сидела Юдифь и лениво чертила по воздуху неизвестные знаки. Молодая девушка сделалась еще бледнее с тех пор, как в последний раз видела Гарольда, а в ее взглядах выражались то же безразличие и безысходная грусть.
— Видишь, милая, — обратилась к ней Хильда, — солнце опускается в бездну, где царствует Рана и Эгирь; но на следующее утро оно снова появится из золотых ворот востока. А ты, едва вступив на жизненный путь, воображаешь, что солнце, скрывшись за горизонтом, никогда больше не обрадует нас своим сиянием; в ту минуту, когда мы разговариваем, утро твое приближается, и мрачные тучи расходятся.
Рука Юдифи медленно опустилась; она тревожно взглянула на пророчицу.
— Хильда, ты жестока! — сказала она почти гневно, между тем как ее щеки зарделись ярким румянцем.
— Я не жестока, это судьба, — ответила вала. — Но люди не называют судьбу жестокой, когда она улыбается им; зачем же ты упрекаешь меня в жестокости, если я предвещаю тебе радость?
— Для меня уже не существует радости! — горестно возразила Юдифь.
Немного помолчав, она продолжала, понизив голос.
— Я должна высказать, что теперь у меня на душе, Хильда… слушай. Я упрекаю тебя, что ты испортила всю мою жизнь, вскружив мне голову своими суеверными бреднями…
— Продолжай, — произнесла Хильда спокойно.
— Разве ты не говорила мне постоянно, будто моя жизнь и судьба тесно связаны с существованием… с судьбою Гарольда? Если бы ты не уверяла меня в этом, я никогда бы не стала любоваться выражением его лица и дорожить каждым его словом, будто сокровищем… я не смотрела бы на него, как на часть самой себя, я с радостью вступила бы в монастырь… и мирно сошла бы в могилу… А теперь, теперь, Хильда…
Молодая девушка замолчала.
— Ты ведь хорошо знала, — начала она снова, — что обольщаешь мое сердце несбыточными надеждами, что закон навечно разлучит нас, что любить его — преступление.
— Что против вас будет закон, это мне было известно, — ответила Хильда, — но закон безумцев есть то же, что паутина, сотканная для крыльев птицы. Ты действительно родня Гарольду, но родство это очень дальнее и, что бы ни говорили священнослужители, но союз ваш должен осуществиться, как только настанет день, предопределенный для него. Не печалься же, Юдифь: любовь твоя к Гарольду не преступление, и все препятствия к вашему счастью будут устранены.
— Хильда, Хильда, да я готова с ума сойти от радости! — вскричала Юдифь в упоении, и восторг, испытываемый ею, так преобразил ее лицо, что Хильда невольно отступила от Юдифи как от небесного видения.
— Но эти препятствия не скоро устранятся, — заметила вала.
— Что за беда? — воскликнула Юдифь. — Я ничего не требую от судьбы, кроме надежды… Я буду счастлива, если сделаюсь его женой даже на краю могилы!
— Если так, то взгляни: вот занимается заря твоей новой жизни! — сказала Хильда.
Юдифь обернулась и увидела между столбами языческого храма Гарольда. Видно было, что он еще не совсем оправился от постигшего его удара; но поступь его была так же тверда, как и прежде, а осанка сделалась более уверенной.
— Исполнилось мое предсказание, что мы скоро увидимся после заката солнца, Гарольд, — сказала Хильда.
— Вала, — сурово возразил Гарольд, — я не буду отрицать твоих предсказаний, ибо как отрицать могущество, корни которого нам неизвестны? Но прошу тебя, Хильда, не принуждать меня… Я люблю иметь дело с естественными предметами и чуждаюсь сверхъестественного; вообще — всего, чего мой ум не в состоянии постичь. Я иду прямо, безо всяких хитростей.
Пророчица посмотрела на графа задумчивым взглядом, который выражал благоговение и грусть, но не сказала в ответ ни слова. Гарольд продолжал:
— Оставь мертвых в покое, Хильда… они не смогут повлиять на нашу судьбу. С тех пор, как мы виделись в последний раз, дорогая Юдифь, я перешагнул не только через глубокую пропасть, но и через могилу. Ты плачешь, Юдифь? О, твои слезы — лучшее утешение для меня! Хильда, выслушай меня: я люблю твою внучку, люблю ее с того дня, когда впервые взглянул в ее голубые глаза, и она тоже любит меня. Я расстался с ней, потому что закон против нашего брака, но и в разлуке мы оба знали, что наша любовь никогда не угаснет; кроме меня, никто не будет мужем Юдифи, и, кроме нее, никто не сделается моей женой. Теперь я могу свободно располагать собой, и, вследствие этого, я пришел, чтобы сказать тебе, Хильда, в присутствии Юдифи: «Позволь нам надеяться… что мы когда-нибудь еще соединимся узами брака!» Я думаю, что со временем на английский престол взойдет король, который не будет слепо следовать советам монахов и даст нам разрешение на брак с твоей внучкой. Может быть, до этого еще долго, но ничто не испугает нас: мы молоды, и можем ждать, а любовь терпелива.
— О да, Гарольд, — воскликнула молодая девушка, — мы будем ждать.
— Разве я не говорила тебе, — торжественно сказала вала, — что судьба Юдифи неразрывно связана с твоей?.. Поверь, что я употребила все свои знания на то, чтобы проследить судьбу моей внучки, и знай: хоть не скоро, но настанет день, когда ты достигнешь высшей ступени славы и вместе с тем навсегда соединишься с Юдифью. Это случится в день твоего рождения, который постоянно приносит тебе счастье. Напрасно жрецы борются против звезд: что написано в них, то несомненно верно… так надейтесь же, дети, и не унывайте!.. Я соединяю не только ваши руки, но и ваши души.
Взгляд Гарольда засветился счастьем, когда он взял руку своей невесты; но она невольно содрогнулась и крепко прижалась к нему, как бы ища у него защиты. На мгновение ей показалось, что она видит перед собой лицо того, кого, веря предсказанию Хильды, ей суждено было увидеть еще раз в жизни; в ее воображении промелькнула статная, но вместе с тем грозная фигура Вильгельма Норманнского. Но когда Гарольд прижал ее к себе, ее минутный страх уступил место невыразимому счастью.
Хильда положила одну руку на их головы, подняла другую к звездному небу и проговорила с глубоким чувством:
— Приглашаю вас, невидимые силы природы, создавшие в наших сердцах любовь, быть свидетелями обручения этих молодых людей! И вы, звезды и воздух, будьте участниками этого торжества! Пусть души обрученных будут вечно жить вместе, пусть они разделят друг с другом и горе, и радость! Когда же наступит день их соединения, то вы, звезды, воссияйте светло и безмятежно над их брачным ложем!
Во всем своем блеске взошла луна, соловей пел в кустах, а на могиле сына Седрика стояли рука об руку жених и невеста.
Часть шестая
ЧЕСТОЛЮБИЕ
Глава I
