— Стояла рядом.

— А где был главбух?

— За своим столом.

— Никто из вас не выходил из помещения? Я имею в виду время от четырех до пяти…

— Нет.

— Кто-нибудь заходил в бухгалтерию в этот час?

— Нифонтов. Он что-то спросил у Андрея Силыча… Постоял в дверях и ушел.

— Постарайтесь вспомнить, что именно его интересовало?

— Он… — Анюта задумалась на секунду. — Он спросил… Да, он спросил, долго ли мы будем сидеть в конторе? Ему надо было сходить за водой…

— За водой?

— Да. Он держал в руках чайник. Нифонтов, когда дежурит, всегда пьет чай.

Это Кириллову было известно.

— В комнату он не заходил?

— Нет. — Она стала догадываться, куда он клонит, и вздохнула, отрицательно покачав головой.

— Хорошо, двинемся дальше. Вы вышли из конторы втроем…

Вышли и тут же разошлись в разные стороны. Выходцев повернул к своему дому, Андрей Силыч — к своему, а Анюта пошла в клуб. Мямлин был занят на сцене. Она посидела в зале, посмотрела, как идет репетиция. Потом ей захотелось есть. Столовая была уже закрыта на ремонт; она, зная это, сходила в клубный буфет, съела там несколько бутербродов с сыром, выпила стакан какао. Нет, около нее никого не было… Да, сумочку она раскрывала — доставала деньги, но были ли там ключи, не помнит, не обратила внимания. Вынула из сумки кошелек, расплатилась и ушла. Саша уже сидел у себя в кабинете, читал какую-то бумажку. Нет, он ничего не сказал, сложил листок вчетверо, сунул во внутренний карман пиджака, улыбнулся Анюте, и они пошли смотреть кино. Во время сеанса сумку она держала на коленях. И когда они ушли из кино, сумка была у нее в руках. До самого дома…

Стоп. Бумажка во внутреннем кармане пиджака… Но ведь никаких бумажек, когда нашли тело, в карманах у Мямлина не было обнаружено. Документы были при нем, а бумажки не было. Нет.

— На что была похожа эта бумажка? На письмо? Или?..

Она этого не знала. Текст был машинописный. Но был ли этот листок бланком, или страничкой рукописи, или письмом, она не смогла вспомнить. Да, жаль. Но все равно это был факт. Пока не объясненный, но факт. Кириллов взял его на заметку, и они двинулись дальше.

Натурально и фигурально. Натурально они медленно шли по тропинке к Мызе, а фигурально снова подошли к конторе. На следующий день в девять утра Анюта вошла в комнату бухгалтерии. Андрей Силыч был уже на месте. В коридоре толпились грибовары, пришедшие за наличностью. Анюта открыла сумку, потом вытряхнула все ее содержимое на стол, потом растерянно взглянула на Андрея Силыча. «Невозможно представить», — сказал главбух, и они, теперь уже вдвоем, тщательно осмотрели сумку и то, что лежало на столе. Ключей не было.

— А печати?

— Печати были целы, но я все равно испугалась. Андрей Силыч послал за Нифонтовым и стал меня успокаивать.

— За Нифонтовым?

— Да, он же слесарь.

— И он открыл сейф? Как он это делал?

— Ну… Я не знаю… Он пришел сердитый. Выпил стакан воды, потом принес какие-то железки и открыл сейф.

— Быстро?

— Да. Через полчаса я уже отпустила грибоваров.

— Хороший слесарь ваш вахтер.

— Да, — сказала она. — Его всегда зовут на тонкие работы. Так, как он, никто не умеет…

— Почему же он вахтер?

Она кинула на Кириллова косой взгляд и ничего не сказала.

— В самом деле, почему? — повторил он.

Анюта вдруг резко остановилась и повернулась. Ее лицо снова окаменело. Черные цыганские глаза смотрели в упор.

— Так вы никогда не найдете убийцу, — бросила она презрительно.

— Ошибаетесь, Анна Семеновна, — спокойно возразил следователь. — Именно «так» мы его и найдем. И знаете что?.. Вы меня убедили…

Черные глаза потухли. Плечи безвольно опустились.

— В чем?

— В том, что ключи вы не теряли…

Отреагировала она точно так, как и ожидал Кириллов. Его слова оказались той самой каплей, которая переполнила чашу. То, что она старательно прятала от себя, о чем не хотела думать, выплеснулось наружу. Она ЗНАЛА, что не теряла ключи, она была уверена в этом. Но она не допускала мысли о том, что ключи мог вытащить из сумки ее Саша, парень, которого она любила и который, как ей казалось, любил ее. Когда она узнала, что он исчез, она подумала о ключах, но тут же отогнала эту мысль. Она ждала, что он напишет ей и все выяснится, все встанет на место. Но оказалось, что Мямлин убит. Она не имела понятия, нашли мы ключи или нет. Да она и не думала о ключах. Смерть Саши ошеломила ее, ни о чем другом она не могла думать. А потом вдруг пришел следователь и опять завел разговор о ключах. Сначала она ничего не поняла, потом сообразила, что ключи не найдены, и стала убеждать и Кириллова и себя в том, что смерть любимого и утрата ключей никак между собой не связаны. Кириллову потеря ключей тоже казалась привходящим обстоятельством. Однако по мере того как беседа с Анютой продвигалась вперед, он стал сомневаться: а так ли это? Не закидывает ли он сеточку в пустой водоем, где, кроме ила и тины, нет ничего? А вдруг привходящие обстоятельства — это все то, в чем он так старательно копается, пытаясь связать прошлое с настоящим. А что, если эта история с выстрелом проста, как яйцо? Мямлин и Нифонтов… Первый шантажировал второго… Довел старика до отчаяния напоминаниями о его темной биографии, потом потребовал… Что он потребовал?.. Подвернулся случай — в кассе остались на ночь деньги. Ведь если бы Нифонтов пустил Мямлина в контору, произошла бы рядовая кража — не больше. Изъяв деньги, Мямлин опечатал бы снова сейф, поскольку все приспособления для этой операции лежали в ящике стола, ключ от которого был на связке, закрыл бы комнату бухгалтерии, а утром, встретив Анюту, сумел бы как-нибудь незаметно всунуть ключи в сумку. Доказывай, смугляночка, что твоей вины нет. Вахтер засвидетельствовал бы, что ночью посторонние к конторе не приближались. И вышел бы камуфлет. Но Нифонтов на это дело не пошел. Не выдержали у старика нервы, и он схватился за наган. Все остальное вписывалось в картину преступления. Чемодан — инсценировка. Примитивная инсценировка, проделанная в спешке. Вот только трубки… Да и сам Мямлин. Не тот человек — Мямлин, ох, не тот…

И тем не менее… Ключи-то, похоже, все-таки выкрали. Анюта понимала это и молчала… «Мне он ничего не сказал».

И смотрела Анюта как загнанная лошадь.

— Да, Анна Семеновна, вы убедили меня, повторил Кириллов после некоторого молчания.

— Я не хотела в это верить, — призналась она наконец. — Просто уж я такая невезучая…

По всем правилам мелодрамы, она должна была бы сейчас всплакнуть. Но глаза ее остались сухими.

— Вы и в Нифонтова не хотите верить, — заметил Кириллов. — Не так ли?

Она молча кивнула.

— Вы никого не хотите обвинять, — продолжал следователь. — Однако от факта ведь не спрячешься, Анна Семеновна. Был факт, и вы это знаете.

— Да, — согласилась она печально. — Я это знаю. Теперь ему предстояло переложить руль. И он сделал это.

— Но я не думаю, что ключи у вас выкрал Мямлин, — сказал Кириллов.

— Правда? — быстро спросила она.

— Годится, во всяком случае, как рабочее предположение. Теперь заглянем этой правде в глаза. Где у вас могли выкрасть ключи? Мы исключили Мямлина… Исключим ваш дом… Остается одно место — контора, комната бухгалтерии… И время — от четырех до пяти. Так или нет?

Она вздохнула и покачала головой.

— Этого не могло быть. Я ни на секунду не выходила из комнаты. И потом…

— О «потом», Анна Семеновна, придется думать мне. Я вас попрошу об одном: постарайтесь восстановить в памяти этот час. Все, что вы делали… Где стояли… На что смотрели… С кем говорили и о чем? И еще просьба — о нашем сегодняшнем разговоре никому ни полслова. Понимаете — никому. Не было этого разговора, не встречал я вас в лесу и ни о чем не спрашивал. Молчать вы умеете. — Он усмехнулся. — Полагаю, сейчас это умение пойдет на пользу делу…

Она ушла. А он, проводив взглядом фиолетовый плащик, вдруг подумал, что у нее изменилась походка. Легче, что ли, стала или увереннее? А может, ему это только показалось. Мертвые ведь не возвращаются. Но он помог ей сбросить часть ноши с плеч. Она снова поверила в Мямлина. Мертвые не возвращаются; возвращается вера в человека, уходят прочь сомнения, и боль утихает.