– Ах да, вы же полицейский, – сочувственно вздохнула Крам, поглядывая, как Лазар задумчиво постукивает подушечками пальцев по гладкой поверхности пустой кофейной чашечки.

Заметив это, Бергот остановился, и его усмешка плавно переросла в улыбку.

– Вы прямо мои мысли читаете, Сьюзи.

– Всегда к вашим услугам, – шутливо парировала она, и они засмеялись.

К ним подошёл Фокс и с молчаливого согласия Крам забрал кофейные чашки, смерил Лазара недоверчивым взглядом, после чего удалился на кухню.

Сьюзи посмотрела на старые напольные часы, что стояли в углу под невозмутимой тенью высокой искусственной мангровой пальмы, а потом словно вспомнив о чём-то важном, торопливо поднялась с места.

– Мне уже пора, господин Бергот. Прошу прощения, но мы откроемся через несколько минут. Я обычно не спускаюсь на первый этаж, пока мальчики работают. Билли не любит, когда остальной персонал Голубого Рая путается у них под ногами. Разумеется, на охранника и бармена это не распространяется.

– Я учту. Благодарю вас. – Только сейчас Лазар заметил, что они проговорили больше получаса и неожиданно вспомнил про адрес Оржа, что ему пообещал дать Морган. – Спасибо за компанию, Сьюзи, – сказал он, тоже поднимаясь и осторожно пожимая её хрупкую ладонь, – вы мне очень помогли.

– Спасибо вам за кофе и за приятное общество, господин Бергот.

– Для вас – просто Лазар.

Сьюзи улыбнулась, и казалось, что она вполне довольна этим обстоятельством.

– Ещё увидимся, – мягко сказала она, отпуская его сильную ладонь с каким-то стеснительным томлением.

– Конечно.

Уверено цокая каблучками по ровной глади паркета, Крам ушла. Впрочем, Лазар тоже не задержался в баре. «Что ж, – справедливо рассудил он, – если гора не идёт к Магомеду, Магомед идёт к горе», – и направился в кабинет Моргана.

Уже через час Бергот уверено вёл по дороге свой серебристый Шевроле Лачетти, приобретённый им в позапрошлом году – в салоне автомобиля звучала классическая музыка. Шопен. Бетховен. По правде, Лазар не слишком любил классику – слушал её, чтоб абстрагироваться от ненужных мыслей и чувств. Ему помогало. Сейчас ему это было необходимо затем, чтобы говорить с Оржем Стайлером о деле и не вспоминать их единственную замечательную ночь, ни за что не вспоминать. Он свернул на узкую улочку – такую узкую, что пришлось поставить машину на тротуар, чтобы не загородить проезд для других автомобилей.

Фасад дома, в котором жил хастлер, был выложен белой лепниной, придававшей ему какого-то еле уловимого воздушного очарования барокко, но к третьему этажу стены уже были серыми и гладкими, снабжёнными простыми прямоугольниками окон, и тянулись такими до самой остроконечной крыши.

Лазар вошёл под арку, ведущую во внутренний двор, а оттуда – во второй подъезд.

Квартира Оржа располагалась на третьем этаже.

Остановившись у дверей и вдохнув полной грудью протравленный валерианой воздух лестничной клетки, Лазар настойчиво позвонил в дверь. Он напряжённо ждал, когда с той стороны деревянной массивной преграды послышится едва различимый звук шагов, а потом короткий щелчок замка, но гнетущая тишина не нарушилась ничем. Бергот позвонил ещё настойчивее. А потом ещё – и делал это до тех пор, пока не понял, что Стайлера нет дома. Для уверенности он собирался позвонить ещё разок, но видимо упустил тот момент, когда настойчивость незнакомцев в глазах соседей перерастает в наглое хулиганство.

За спиной Лазара что-то щёлкнуло. Обернувшись через плечо, в дверном узком проёме величиной с бойницу, он увидел недовольное лицо весьма пожилой женщины. Волосы её оказались седы словно снег – совершенно невозможно было понять, какого цвета они от природы. С худого пожелтевшего от времени лица на Бергота внимательно смотрела пара выцветших колких серых глаз.

– Хозяев дома нет, – строго прошипела старушка, запахивая крепче махровый халат на груди. Руки у неё дрожали и напоминали Лазару сухие ветки – болезни и старость сделали суставы на пальцах этой женщины крупными и бугристыми, кожу окрасили в неприятный серый цвет, и казалось, что даже в узлах вен под ней в принципе не может быть живой крови.

Лазар не любил старость не потому, что она безобразна и превращает жизнь человека в жалкое существование без радости и будущего; он не любил её за излишнюю самоуверенность в мудрости, и за эту самую мудрость особенно. Старики всегда смотрят внимательно, и к несчастью, видят намного больше, чем хотелось бы молодым.

– Если вы один из его приятелей, то лучше убирайтесь, а то полицию вызову, – старушка нахмурила брови, пытаясь придать своей немощной натуре грозной решимости, и Лазар едва не засмеялся – так наивно и глупо это выглядело, словно он – рослый и сильный парень совершенно её не пугал.

Решив больше не травмировать напрасными страхами престарелый разум, Бергот достал из внутреннего кармана куртки удостоверение и, раскрыв, показал соседке Стайлера.

– Я Лазар Бергот. Следователь по особо важным делам.

Старушка стушевалась и, прищурившись, склонилась поближе к удостоверению, чтобы внимательнее прочесть имя полицейского. Её губы беззвучно шевелились, будто бы пытаясь прожевать написанное.

Лазар с привычным упоением наблюдал, как напускная строгость соседки Стайлера сменяется растерянностью и удивлением.

– Простите, – пробормотала она. – Я подумала, что вы один из этих парней, которые к Оржу ходят. Старушка вышла на лестничную клетку и, пошаркав тёплыми шлёпанцами по кафельному полу, заглянула в сумрак лестничного пролёта – там было тихо, безлюдно, и она обратилась лицом к Лазару. – Вы не подумайте, господин полицейский, – её вздох был тяжёлым, полным сожаления и напряжения, – Орж хороший мальчик. Он вежливый, добрый. Связался просто с плохой компанией…

– С какой компанией? – вкрадчиво поинтересовался Бергот, приветливо улыбаясь, что рассеяло всю недоверчивость и осторожность, исходившую от этой женщины минуту назад.

– Да этот приятель белобрысый его. Вечно таскался сюда с другими и с вином. Потом музыка громкая, шум до полуночи, а у меня давление, понимаете? Мне покой нужен.

Лазар кивнул сочувственно, но совершенно не искренне.

– Да вот только последние пару месяцев спокойно и тихо. Я уж порадовалась: моим старым костям и то отдых, а тут вы… Я и подумала грешным делом. Уж простите.

– Ничего страшного. Это случается, – Бергот принял извинения со всей вежливостью, на которую был способен. Он напряжённо размышлял о том, что жизнь хастлера, по сути, должна быть бесшабашной, скоротечной и бесполезной, но вот характеристика Оржа, данная его соседкой с этим не вязалась. Или старушка в силу старости что-то спутала.

– Ой, – спохватилась она, картинно хватившись за сердце, – а чего он натворил?

– Не волнуйтесь бога ради. Он ничего плохого не сделал, – поспешно заверил Бергот, пока ещё в голову соседки Стайлера не начали лезть картины страшных извращённых преступлений вкупе с апокалипсисом. – Просто мне с ним надо поговорить.

– А, так он это, – она неопределённо махнула рукой в сторону, – в парке гуляет. Каждый выходной. Всегда в одно и то же время – с шести вечера и до восьми. Бывает, конечно, позже приходит. Это тут недалеко. Как выйдите из-под арки – и всё налево, налево сворачивайте, до конца улицы. Там увидите.

– Спасибо, – Лазар был несколько удивлён такой осведомлённостью старушки. Впрочем, он сильно сомневался, что она знает, как именно себе зарабатывает на жизнь добрый и вежливый мальчик Орж Стайлер. У старости всё же есть одно замечательное свойство – это слепая вера в идеальность людей, в их непорочность.

Выйдя на улицу, Бергот неспешным шагом направился к парку, точно следуя пояснениям старой соседки Оржа, гадая, во что может быть одет Стайлер и беглым взглядом скользя по лицам проходящих мимо людей. Он проголодался, а потому заскочил по пути в маленькое кафе Sweet Sleep, что находилось в конце улицы; там он купил плитку шоколада с мятой и зачем-то приобрёл сладкие драже, освежающие дыхание. По правде, они совершенно были ему не нужны, а потому в отличие от шоколада были без сожаления отправлены в карман куртки.