– Я люблю тебя, – глухо сказал Бергот, нежно пальцами коснувшись щеки Оржа. Он не хотел терять свой последний шанс. Сейчас и здесь Лазара судили; Правда и Обстоятельства, Удача и Рок, Счастье и Боль, Сердце дорогого нужного человека, но Любовь стала адвокатом Бергота, и это было её последнее слово, потому что Оправдания смешны, Жалость горька, Милость глупа, и всё остальное тоже недорого стоит. Всё, кроме одной Любви.

В полумраке подъезда Орж Стайлер в последний раз взглянул на Лазара взглядом полным разочарования, грусти, усталости и, тяжело вздохнув, пошёл домой. Остановившись на лестнице, он обернулся.

– Нам не о чем разговаривать. Уезжай, – сказал тихо, а потом скрылся из виду.

Этот вечер, постепенно обращаясь к звёздной тёмной ночи, был очень холодным, вымораживающим как что-то мистическое, вязкое, похожее на жирного мертвецки бледного червя, что забрался в сердце точно в яблоко и теперь жадно пожирал его изнутри, раздуваясь от переедания. Лазар брёл по пустынным улицам, не разбирая толком дороги, съёжившись от ледяного ветра и сунув руки в карманы. Возле кафе Sweet Sleep к нему подошёл небритый худой человек и попросил закурить, на что в ответ Бергот только помотал головой и зашагал дальше. Через весь ночной продрогший зимний город Лазар шёл к Морису. Надёжный старый друг – это теперь всё, что у него осталось в жизни. Не так уж и мало – согласился бы кто-то, но не Бергот, и не сейчас. Ему нужнее был другой человек, любовь к которому не остынет не через год, не через два.

«Ты дурак», – заявлял ему Дик три дня к ряду. Даже теперь, когда Лазар стоял у вагона и крепко обнимал друга на прощание, он не переставал ругать Бергота за то, что тот ничего не рассказал Оржу о том, кто нанял для него Альтерри, и сколько за это заплатил. В первый день Лазар пытался объяснить ему, что счастье невозможно купить ни за какие деньги и в числе аргументов этот – самый мерзкий – последний, а Морис всё равно продолжал ворчать и читать ему нотации. «Он должен был хотя бы знать, а потом решил бы всё окончательно. А ты – дурак влюбленный, да ещё гордый», – говорил он, и Лазар очень скоро устал с ним спорить. В конце концов, Дик был прав, во всём.

Они крепко и долго обнимали друг друга, пока Берта украдкой вытирала слёзы. Она вообще часто плакала, но Лазара это нисколько не раздражало. Жизнь с полицейским совсем не сахар; порою даже не знаешь, вернётся твой муж домой после работы или нет. Берту можно было понять, к тому же Бергота она давно любила как брата и в отличие от Мориса всегда в спорах принимала сторону Лазара. Зато Дик говорил, что думал в лицо, не размениваясь на любезности, и за это Бергот его уважал больше всего.

– Мы приедем в Арозу на Рождество в будущем году, – Берта обняла Лазара и всхлипнула. Объятия её были тяжёлыми, как и она сама, но это никого не раздражало. – Приходи к нам, Лазар. Я приготовлю твою любимую курицу с чесноком и белым соусом.

– Конечно, Бэт, приду, – с улыбкой пообещал Бергот. – Куда же я без вас. Мы почти семья, – сказал он, и это было чистой правдой. Берта только больше разрыдалась, растрогавшись от его слов, и Морису пришлось утешать жену.

Лазар так и запомнил их – обнявшихся, махающих ему рукой с перрона, когда поезд, заскрипев многотонными колёсами, качнулся, зашипел, спуская пар, и тронулся, навсегда увозя лучшего полицейского этого города в страну гор, снегов и его мечтаний.

***

Если где-то и существовал рай на земле для Лазара Бергота – это был кантон Граубюнден. Тут в зимние долгие вечера на землю опускались сумерки, окрашивая поросшие елями склоны и снег в нежный синий цвет, а закатное солнце, уже не имевшее власти над долиной, ласкало вершины гор розовым и оранжевым, в то время как небо над Арозой становилось фиолетовым. В домах, в глубине долины ожерельями золотых звёзд зажигались огни и невозможно было не испытывать восторга, видя это великолепие. Перемены красок текли, сменяя друг друга круглые сутки, и в каких бы тонах не представала взору природа Граубюндена – этим можно было любоваться бесконечно. А в солнечные дни февраля казалось, что всё здесь сотворено их хрусталя – белого и голубого, что сверкал ярче алмазов, превращая мир вокруг в зимнюю сказку. Когда же по весне в долинах таял снег, и склоны покрывались молодой изумрудной травой, а горные вершины по-прежнему оставались царством вечной зимы, Ароза представала перед взором совсем в ином свете. Чистейший воздух, наполненный ароматами лесных трав, кружил голову; сердитые пчёлы, просидевшие многие месяцы в тёмных ульях, соскучились по цветам и суетились, собирая новый мёд; звенели хрустальными водами ручьи, овцы наслаждались свежей зеленью, птицы заливались дивными песнями, и всё радовало душу так, что забывалось любое горе. Прошлое, каким бы оно ни было, становилось туманом, а как говорят местные жители: «Там, где кончается туман, начинается Граубюнден». Для Лазара так и случилось. Пережив тяжёлую долгую разлуку с Оржем, он приехал сюда, в Арозу, купил маленький одноэтажный домик на окраине, завёл пару коз, небольшое хозяйство, и стал налаживать свою жизнь. Бизнес его, который сводился к катанию туристов по красивым местам на лошадях и снегоходах, потихоньку шёл в гору, а зелёные глаза с жёлтыми крохотными вкраплениями постепенно забывались, как и лицо Стайлера, как тепло его рук и губ – неизменными оставались только чувства. Порою Лазар, сидя поздним вечером у жарко натопленного камина с бокалом глинтвейна в руках, ловил себя на мысли, что очень скучает по Оржу. В такие вечера Берготу становилось очень одиноко. Конечно, за год жизни в Арозе у него появились и друзья, и куча знакомых, но в прошлом он оставил что-то такое, что не забывается даже в раю.

За два дня до Рождества позвонил Морис и весело сообщил, что они с Бертой сняли частный домик, продиктовав Лазару адрес, Дик сказал, что они не начнут праздновать никогда, если Бергот не бросит все свои дела и не придёт.

– Кстати, я привёз тебе подарок, – сказал Морис в трубку и хрипло рассмеялся – похоже, что он всё-таки умудрился простыть по дороге сюда. – Только не спрашивай – какой, я тебе всё равно не скажу.

– С твоей стороны это – свинство, – рассмеялся в ответ Лазар. – Ты же знаешь, что лучший подарок на Рождество для меня – это твой приезд. Я обязательно приду.

– Да, да, конечно придёшь, потому что если нет… – дальше Дик что-то прокашлял в трубку довольно неразборчиво, и Бергот причислил это к дружеской шутливой угрозе. – Кстати, Лазар, – прокашлявшись окончательно, продолжил Морис, – я был у твоего Стайлера три недели назад.

Улыбка сошла с лица Бергота так, словно ему сообщили о чьей-то смерти. Он медленно опустился на диван и посмотрел в окно, за которым плавно кружил спокойный снегопад.

– Как он? – тихо спросил Лазар.

– Судя по голосу, ты по нему ещё тоскуешь, да? – риторически поинтересовался Дик, и Берготу показалось на миг, что друга забавляет сей факт. Возможно, так оно и было. – Орж нормально. Работает официантом, готовится к вступительным экзаменам на будущий год. Вот куда я что-то не спросил. Передавал тебе привет.

Лазар грустно и шумно усмехнулся, прикрыв ненадолго глаза ладонью – и вдруг вся боль и горечь разом накатили на него, будто бы тот ужасный вечер, когда он потерял Оржа, был только вчера.

– Не молчи, – всерьёз попросил Морис, попутно урывками шикая на кого-то. – Порадуйся за мальчика.

– Я рад, – ответил Лазар немного заторможено. Но он действительно был рад: тому, что Стайлер захотел и сумел завязать с жизнью хастлера, к тому, что обрёл надежды и новые цели в жизни, пусть даже и без Лазара.

– Ах, да, вот ещё что, – уже строже проговорил Морис, совершенно без гордости и самодовольства, даже как-то зло немного, – я ему всё рассказал о том, что ты тогда навытворял. И о том, что ты Альтерри нанял, и что дом продал. Раз уж ты не смог этого ему сказать, сказал я.

– Что? – Лазар едва трубку не выронил от неожиданности. – Зачем?