— Вам слово, — усмехнулся Григорий Семенович.

— Вы слушаете нас, профессор? Мы начинаем…

— Я весь внимание! — прозвучал ответ. Впрочем, услышал его лишь господин Парфенчиков.

— Первое: человека необходимо уменьшить. Его рост не должен превышать сто шестьдесят сантиметров, а вес — шестьдесят килограммов. Каждое новое поколение должно в среднем снижаться еще на пять сантиметров и, соответственно, на пять килограммов. Это вопрос не только экономический и микробиологический, но и, в большей степени, астрономический. Унификация роста позволит сохранять природные ресурсы. Кроме того, человеку понадобится меньше продуктов, меньше пространства, а значит, меньше энергии. Если мы сократим потребление в сто, а затем в тысячу раз, гомо сапиенсу не надо будет искать себе место во Вселенной. Рост и вес напрямую зависят от третьей, главнейшей, ипостаси нашего вида — интеллекта. Поддерживая его в нынешнем виде, мы вынуждены значительно сокращаться в объеме. Потому что наш скромный мозг не соответствует биологической массе. Не остановив рост потребления, мы скоро исчезнем как вид. Не конструируя себя с оглядкой на доступные ресурсы, мы лишимся будущего. На первый взгляд, интеллект значительно превосходит биологию, функционирующую без его вмешательства. А у отдельных выдающихся людей он представляется просто безграничным. Но в массе своей, или, скажем, в своей серой массе, люди до возмущения примитивны. Переходя к следующему вопросу, хотел бы сразу открыться: я убежденный сторонник не этнического принципа разделения людей, а интеллектуального. Государства необходимо создавать, основываясь не на истории и не на культуре. Например, Страна Генетически Модифицирующихся, Республика Сельхозпроизводителей, Империя Переселяющихся во Вселенную, Республика Спортсменов и Охотников, Союз Художников Мысли и Воспаленного Разума, Автономная Область Приживальщиков, Колония Алкоголиков и Артистов, Край Сексуально Озабоченных и Обжор, Провинция Мастеровых и Ремесленников, Штат Криминала и Болтунов, Департамент Служителей Различных Культов… И так далее. Попытки разделить человечество по социальному статусу в мировой истории не раз бывали, но оканчивались, к сожалению, войнами. Почему? Ответ прост: не хватало интеллектуального массива. Теперь он есть — нате, возьмите! Используйте! Тут я хочу заметить, что под воздействием кукнара у меня довольно часто одни мысли противоречат другим. Но я в этом вижу некую прелесть. Вот недавно меня мучила мысль: можно ли стать таким, как Он? Сходные по теме размышления, но совсем другие.

— Мой и ваш рост как раз сто шестьдесят сантиметров. Но не будем останавливаться на личностях. До какого предела по росту и весу вы хотите дойти?

«Я понял, что мое признание, относительно предыдущих размышлений о схожести с Ним, Григорий или не уяснил, или вовсе не расслышал», — пришло мне в голову. Об этом можно порассуждать в следующий раз, поэтому я продолжил:

— Лично мне достаточно даже одного сантиметра роста и одного грамма веса при условии, что сохранится айкью моего мозга. Я далеко не самый умный, но меня это устраивает. Идеальный человек будущего в ближайшей перспективе должен обладать сходными параметрами. И вообще эти характеристики должны быть мобильными. Найдутся научные решения, согласно которым в иных случаях можно быть гигантом, а в иных превращаться в невидимый энергетический пучок или луч. Тогда природа не будет так беспощадно расхищаться, а интеллект наконец по-настоящему шагнет во Вселенную. На первых порах я стал бы менять некоторые ткани тела на искусственные, чтобы сократить зависимость организма от энергии распада пищи. Затем можно перейти к еще более радикальным трансформациям. А какие у вас представления о себе и идеальной конструкции канца? — Он выжидающе посмотрел на Помешкина. — Мы говорим о ближайшей перспективе — скажем, лет на сто вперед.

— Рост и вес для меня вообще не вопрос. Меня это не трогает. Конечно, мобильность многое бы решила. Я сам не прочь превращаться по собственному усмотрению в жучков и паучков, а особенно в ос или даже слепней. Допустим, получает какой-нибудь мерзавец премию или государственную награду, орден из рук самого-самого, ведь их довольно часто в Кремле такими почестями балуют. В этот момент праздника укусишь его в самое болезненное место! А потом с чувством исполненного долга, не без ликования, будешь наблюдать его муки да ошарашенные лица других негодяев, присутствующих на церемонии. Прекрасная перспектива. А еще лучше — получить право от вашего профессора на жестокое наказание подлецов разного рода. Как иначе добиться справедливости? Все силовые структуры под ними, а своих они не трогают, имто и разрешено все! Как их достанешь через головы прихлебателей? Как им по морде надавать, задницы надрать? Вот тут-то загадочная таблетка вашего Кошмарова смогла бы помочь. Пока рассчитывать не на кого. Терпим! Если бы я получил возможность вершить правосудие исключительно по собственному разумению, то оставил бы в нашем городе без наказания не больше сотни человек. Начал бы с самого главного… Скажем, с мэра. Представляю следующую картину. Идет пресс-конференция. Журналисты задают вопросы. Я затесался среди них и тоже тяну руку. «А у вас что, Григорий Семенович?» — спрашивает ведущий. «Хочу спросить мэра, почему он окружил себя хапугами и уродами, которые думают только о собственном обогащении и больше ничем не интересуются. А могли бы они вам сказать, что в конце пресс-конференции вы не сможете встать, потому что у вас левая нога отнимется. А завтра в полдевятого утра будет парализована правая рука. А в четырнадцать десять ослепнет левый глаз. Но самое страшное настанет в двадцать два часа. У вас начнется непрерывная рвота, такая сильная, что вы срыгнете собственный желудок. От судорог у вас отвалятся уши, выпадут зубы, слетят с головы последние жидкие волосы. Вот вам результат того, как окружать себя не профессионалами, а рвачами. После этого нечто подобное произойдет с вашим первым замом… Но об этой истории я расскажу позже». Именно так я хотел бы изменить не каждого канца, а прежде всего себя самого. Если вы обещаете мне эти способности, то давайте пилюлю! Я даже требую ее! Ведь терпеть дальше разгул национального мракобесия никак невозможно. Ух, тогда возьмусь я за них с неистовой страстью! О моей ненависти будут слагать легенды. Количество жертв меня не пугает. Дайте таблетку Кошмарова и сами убедитесь, на что способен Григорий Помешкин. Я готов воздать по заслугам миллионам, даже десяткам миллионов!

— Спросите его, — шепнул мне профессор, — как он поведет себя без моей пилюли? Какое чувство к ним он сегодня испытывает? Ведь я хочу вывести новый, идеальный вид канца, а не усилить уже существующие эмоции. Развить решительность и способность к действию.

— Григорий, наша задача наметить контуры человека будущего, а не расквитаться по нынешним долгам с кем бы то ни было, — пояснил Парфенчиков. Я могу понять твою ненависть к функционерам. Но почему ты не действуешь? Не переносишь свою страсть в практику? Признайся, что именно тебя сдерживает от радикальных шагов сегодня?

— Я всех ненавижу. Но моя ненависть — порождение не злобы вообще, а сумасшедшей любви к самому себе. Меня не хватает на других. Ведь любовь — такой же лимитный ресурс, как время или объем. А если он исчерпан, идет поиск чего-то нового. Таким новым может стать ненависть. У меня это и произошло. Я действительно не похож на остальных. Вот ответ на ваш вопрос. Я не хочу, чтобы мои чистейшие руки были вымазаны кровью ненавистных созданий. Почему я надеюсь на таблетку профессора? Я уже не раз себя об этом спрашивал. Или я вылечусь от чрезмерной самовлюбленности, или переломлю себя и объявлю бой проклятому миру.

— А чем не устраивают вас ваши нынешние чувства? Ведь вы милый человек, приятный в общении. Я во всяком случае в вашем обществе ощущаю комфорт, — заметил Петр Петрович. — Поэтому не хочу верить в ваш экстремизм.

— Правда? Очень приятно. Впервые приходится такое слышать. Спасибо. В последнее время я все чаще испытываю неудовлетворенность, а она может стать детонатором. Скажу вам честно, это меня пугает. С чем в таком случае я останусь? Мой радикализм растет. Видимо, поэтому я занят сейчас поиском запасной идеологии. Мне нужны чувства альтернативные или те же, но искусственно либо естественно усиленные.