Удивительно устроен человек. Считает себя царем природы, преобразователем, а сам живет ее законами, подчиняется ей.
Таежный цветок, раскрыв с первым солнечным лучом нежные лепестки, поворачивается лицом к солнцу и не сводит с него васильковых глаз, пока светило не упадет в болотное марево.
А человек? Почему его утром на восток манит смотреть, а вечером на запад? Может, спешит встретить день, а вечером горит желанием продлить его? Может быть. Ведь человек — частичка природы, и желает он того или не желает, всегда будет тянуться, как и таежный цветок, к всесильному магниту-солнцу.
Надев лыжи, Степан позвал пса и заскользил вниз, в ту сторону, где небо чуть было светлее. Благополучно преодолев крутые спуски и повороты, он остановился на деревянном мосту, соединявшем берега неизвестной ему речушки, обозначенной двумя извилистыми линиями густых зарослей ивняка. В сумерках он казался особенно густым. Стоять без дела не хотелось, и Степан решил пройтись по таежной речушке.
МЕДВЕЖЬЕ ЦАРСТВО
Утро — самое прекрасное и чудное время. Просыпаются после ночи молодые деревья, протирают еловыми лапками заспанные глаза и, стыдясь своей наивности, смущенно спрашивают у старых и больших деревьев: «Это еще не весна?»
«Нет,— гудят тревожно великаны-кедры.— Это просто утро. А утро даже зимой чем-то похоже на весну».
«И правда, еще не весна»,— подергивают плечиками молодые елочки.
С особым подъемом стучат дятлы. Крохотные синички наводнили мир веселым попискиванием. Ожил лес... Но пройдет час, другой, и вновь тайга замкнется в себе, затворит распахнутые на заре окна.
Суровая зима ледяными нитями свяжет по рукам и ногам деревья, стужей опалит птичьи клювики. Весь остаток дня и всю ночь будет стеречь она своих подданных. Под утро, как обычно, она сомкнет веки, да и заснет незаметно. Она засыпает, а царство ее, кратковременно освободившееся от ледяного ига, просыпается и ликует.
«Весны. Весны!»—кричит разбуженная тайга...
Лыжи легко скользили по твердому насту. В редких местах Дик проваливался в снег. Он, словно мячик, прыгал впереди охотника.
Тайга затихла. Наступил день, и замолкли птицы. Изредка сонную тишину леса нарушали собачий лай, покашливание Степана да скрип снега под лыжами.
Дик легко отыскивал белок, и Степан за три часа отстрелял пять зверьков, израсходовав на них шесть патронов. К обнаруженной белке он подходил так. чтобы виднелась только беличья головка. Потом следовал выстрел. Тело белки, защищенное стволом дерева или суком, было недосягаемым для мелкой дроби. Шкурка оставалась целой.
Дик ликовал. Ему охота доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие.
Степан не переставал восторгаться красотой дикой тайги. Вокруг простиралось настоящее медвежье царство. На пройденном пути он не встретил ни одного человеческого следа. Степан был один среди нахмурившейся тайги, пристально разглядывающей его из-за сугробов. Он спиной, руками, ногами ощущал на себе полные тревоги взгляды природы.
Протяжно стонал ветер, колыхался мох на седых кедрах. Суровый мир, не знакомый с компромиссами, не признающий лжи, растекался на четыре стороны. Ложбинки, хребты, мари, изогнутые речные долины бессловесным, но все понимающим существом окружали человека. Они старались отодвинуться, заслониться от пытливого взгляда охотника стеной голых березок, рядами тощих, посиневших от холода осин.
Уверенной поступью хозяина тайги человек приближался к сокровенным глубинам медвежьего царства.
Лес хмурился, стонал, топорщился частоколом острых сучьев.
Притих Дик. Ему, как и человеку, передавалось ощущение проникновения в неподвластный, таящий в себе опасность мир... Они вошли в него, но проникнуть в думы
и желания, разгадать чужую тайну, сблизиться с таежным миром не смогли.
Он расплывался в лабиринтах скал, терялся в вершинах деревьев, убегал к синеющим вдали отрогам величественного горного хребта.
Человек и собака были солдатами враждебной лесу армии. Они шли на завоевание чужой территории, бесцеремонно захватывали клочки земли, простирающийся на десятки метров. Захватывали, чтоб через пять минут безвозвратно потерять.
Смыкались за их спинами лесные воины, опять готовые к бою, и нужно было вновь и вновь вклиниваться в их ряды, чтобы на краткий миг почувствовать себя победителем.
Степан частенько посматривал на компас. Он под прямым углом уходил от дороги в глубь тайги. Пора было подумать и о возвращении, но лес манил, притягивая своей неповторимостью, и он продолжал идти вперед.
Волшебная лесная книга раскрыла свои страницы, испещренные таинственными знаками. Читай, человек, осмысливай. Отыщи среди белого хаоса неподдельные бриллианты.
И человек был уверен, что сумеет прочитать ее, сумеет отделить серое от голубого, каким бы сложным ни оказался шифр. Ему чудилось, что через несколько сотен метров он приподнимет занавес над чужой тайной и сумеет завладеть золотым ключиком.
Он бродил вокруг заветной книги, щупал и, разглядывал, но прочесть без ключа не мог. Ключ лежал под тяжелым седым камнем где-то далеко впереди.
Проголодавшись, Степан решил развести небольшой костерок, чтобы отогреть колбасу и хлеб, ставшие на морозе тверже камня. Обычно он часа за два до обеда клал хлеб за пазуху, чтобы тот от тепла немного размяк, но сегодня забыл это сделать. Оглядевшись, он направился к скоплению бурелома.
Громоздились над землей корни упавших деревьев. Белые стволы с торчавшими из них желтыми корешками укрыли человека от слабого ветерка.
Степан снял лыжи, прислонил к валежине ружье, вытоптал в снегу маленькую площадку и принялся разводить костер.
Пес внимательно следил за действиями хозяина. Потянуло дымом. Дик нехотя поднялся и отошел в сторонку. Очищая легкие от дыма, он жадно глотал свежий морозный воздух. Неожиданно до него донесся слабый, но очень. страшный запах. Пес не на шутку разволновался. Шерсть на загривке поднялась дыбом. Он глухо заворчал.
Занятый костром хозяин не обратил внимания на собаку.
Дик, несколько раз оглянувшись на человека, исчез за колодами поваленных бурей деревьев. Запахи становились сильнее, отчетливее. Тянуло из-под двух лежачих еловых вершин, отделившихся при падении от стволов.
Дику еще не приходилось встречаться с медведем. Всякий раз, набредая на медвежий след, Дик терялся. Ничего и никого не боялся он в лесу, но эти следы всегда выбивали его из равновесия. От них исходила упругая волна силы и злобы. Словно что-то большое, надменное, уверенно ступая, рассыпало ворохами приметы превосходства над всем живым, обитающим под сенью лесов.