Часть I
ПРОЩАЙ, КАВКАЗ!
—Что же тебе подарить на память о Кавказе? - спросил дядя Василий Вовку, впервые приехавшего погостить к родственникам на Северный Кавказ из далекой Сибири. Может, сам подскажешь?
Вовка растерялся от прямого вопроса и замешкался с ответом.
—Шайтана, выпалил он наконец.
—Хороший выбор, согласился дядя Василий. Я уже грешным делом подумал, что позарится мой племяш на какую-нибудь безделушку. А ты, оказывается, свой мужик. Нашенской породы.
Перед отъездом Володя ушел по пыльной дороге далеко от станицы, неся за пазухой сладко дремавшего щенка кавказской овчарки. В широком разливе прошлогодних желтых трав он поднялся на небольшую горку, откуда с одной стороны открывался вид на селение, а с другой вырисовывались горы, и, присев на краешек плоского камня, тяжело вздохнул.
—Посмотри, Шайтан, в последний раз на свою родину. Увидишь ли ты ее еще когда-нибудь, кто знает?
Щенок крутил головой, упорно не желая смотреть ни на каменные исполины, ни на прятавшиеся в зелени садов белые домики станичников. Ему больше нравилось сидеть под рубашкой. Он, поскуливая, тыкался Вовке в грудь.
—Ну вот и простились,— проговорил Вовка.
На следующий день скорый поезд увозил в далекую Сибирь Вову Симакова и его нового друга Шайтана, жалобно скулившего в плетеной корзине, покрытой сверху шерстяным платком. Через каждые полчаса Вова снимал платок и внимательно оглядывал щенка, подкладывал ему ломтики колбасы, сыра, шоколадные конфеты.
Щенок урчал и ел все, что давали, без разбора. Вовка сбегал в конец вагона за водой. Шайтан напился, приподнял мордочку с неповоротливыми от сытости, мутными глазками, посмотрел на Вовку, широко зевнув, потянулся, неуклюже лег на подстилку и, положив голову на передние лапы, уснул.
Мальчишка заворожено смотрел на спящего Шайтана. Щенок во сне посапывал, смешно шевелил черной пуговкой носа и изредка причмокивал.
Вагон мелко вздрагивал, на крутых поворотах метался из стороны в сторону. В такт вагону качалась корзинка. Сладко дремавшему Шайтану казалось, что он пробирается в полутьме сарая к вбежавшей с улицы матери. Она блаженно растянулась на соломенной подстилке и с нетерпением ждет расползшихся по углам щенков!
Шайтан торопится, до матери несчетное число шагов. Падая и вновь поднимаясь, он мужественно перелез через охапку соломы, протиснулся между двумя пустыми ящиками, обогнул два мешка с картошкой и наконец достиг цели.
От приятного запаха молока сводит челюсти. Опередившие «бродягу», гладко вылизанные сестры и братья не дают устроиться возле матери поудобнее. Шайтана это особо не смущает. Он торопливо лезет по головам щенков. Вот он уже тычется мордочкой в соски матери, но не успевает сомкнуть губы, как его вновь отталкивают. Щенок сердится и показывает острые зубки.
—Злой, бродяга,—нашептывает Володя, наблюдая за угрожающе рычащим во сне щенком.— Весь в мать. Арта на своем веку пять волков задавила.
ПЕРВАЯ ЗИМА
Минуло радостное, веселое лето. Проскочила сырая, с туманами осень. Пали на землю белые хлопья снега. В жизнь Шайтана пришла первая зима. С удивлением он слизывал одинокие прохладные снежинки, лежавшие на траве, на досках. И вот их выпало такое множество, что можно лизать и лизать, но меньше снежинок от этого не становилось.
Ему нравилось забираться в большой сугроб, разгребать до сухой травы снег и лежать в глубокой яме, чувствуя, как под густую теплую шерсть пробирается прохлада.
Когда ночью ярко светили звезды, испуская ровный серебристый свет, Шайтан чувствовал непонятную глухую тоску. Полная, спелая луна играла с ним в прятки. Прыгая между черными уродливыми тучами, она подолгу заставляла ждать своего появления. Появившись, тут же вновь пряталась. Шайтан играл вместе с нею, пока луна не исчезала за крышей дома. Тяжело вздыхая, Шайтан еще некоторое время ждал, но, не дождавшись, ложился в глубокий сугроб на свое любимое место, пренебрегая сиротливо прижавшейся к стене сарая теплой конурой.
Звенела от порывов яростного ветра неизвестно для чего натянутая над конурой проволока. Тоскливо и грустно псу. Еще, кажется, вчера он вместе с Вовкой носился по улицам поселка, заражая беспечным лаем соседских собак. Испуганно глядели на шуструю собаку удивленные люди. Они даже не подозревали, что перед ними всего лишь щенок в возрасте семи месяцев. Все было так хорошо! И вот цепью он прикован к конуре. Почему? Зачем? Разве он не слушался Вовку или не ходил за ним на поводке? Не поймет Шайтан, за какую провинность ему уготовили незаслуженную кару.
В действительности дело обстояло так. Пытался Вовка приучить пса ходить рядом на поводке и добивался успехов, но стоило пропустить день-другой - занятий, как приходилось начинать все сначала. Со злобным ворчанием Шайтан наконец подчинялся воле мальчика и неохотно тащился следом, стыдясь своего бессилия и наливаясь тупой, глухой злобой.
Шайтан плохо поддавался дрессировке. Злобно сверкая глазами, он обнажал острые, большие клыки в ответ на каждое резкое слово.
Забота и ласка — основа основ, утверждал Вовка, продолжая верить в магическую силу доброты, способную, преобразить даже дикого зверя.
Несмотря на свою свирепость, которая проявлялась довольно часто, Шайтан по настоящему привязался к мальчику и при его голосе, взгляде, смехе, просьбе, его прикосновении и запахе становился ласковее. Когда же Вовкины родители пытались приблизиться к Шайтану, он только скалился. Он не понимал этих людей, Сперва они были к нему безразличными. Потом он все больше ловил их удивленные взгляды, и, наконец, наступило время, когда чаще и чаще дорогие его хозяину люди стали смотреть на него с плохо скрытой враждебностью. Шайтан в таких случаях терялся. Но он не поджимал хвост. Наоборот. Шерсть на его загривке становилась дыбом, тело напружинивалось.
Вообще-то Вовкины родители не отличались ни особой любовью к собакам, ни особой ненавистью. Мать была скорее безразлична. И если жизнь предоставила бы ей право выбора, она взяла бы в дом не овчарку, а маленькую пушистую собачку.
Ивану Матвеевичу всех этих болонок и прочих карликов было просто жаль. То обстоятельство, что их превратили в безделушки и украшение, выводило его из себя. «Они же настоящие, живые существа!» — вздыхал он. Симакову - старшему были симпатичны большие и сильные псы. Ко всей остальной собачьей братии, в число которых входили породные и беспородные, но по известным причинам не отличавшиеся ни силой, ни размерами, относился с явным пренебрежением.
Еще в далеком детстве он стал невольным свидетелем поединка собаки с волком. Мохнатый здоровущий кобель по кличке Салтан возле колхозного телятника обнаружил волка и без раздумий бросился на него. Взрослых поблизости не оказалось. Ванюшка был не в счет. Он поторопился залезть на крышу телятника и криками помогал Салтану. И кто его знает, может, детские возгласы «Дай ему! Жми! Так его!..» и помогли псу осилить волка. С той поры живет в Вовкином отце уважение к могучим псам, способным постоять за себя и, если понадобится, за хозяина.