— Ну, Павел, удружил ты мне своей памятью! Все это я потом запротоколирую, а ты подпишешь… А у тебя как дела? Собрал материал для репортажа?

— Собрал. Отличный материал. Сейчас покажу! — Павел нагнулся, открыл свою сумку и принялся извлекать из нее и класть на стол огромные бугристые помидоры, яблоки «джонатан», каравай белейшего пышного хлеба и плоскую пятилитровую канистру. — Вот это, — он отвинтил крышку канистры, — мы сейчас выпьем за успех твоего дела!

— Павел! — с укором сказал Влад. — Здесь тебе не распивочная!

— А ты попробуй! — Павел наполнил стакан, также извлеченный из сумки, и с видимым удовольствием выпил. Снова налил стакан, протянул капитану: — Отведай-ка, отведай! — приободрил он Мирона, видя, что тот колеблется.

Влад поднес стакан к губам, отхлебнул и удивился:

— Так это ж муст!

— А ты надеялся, что я тебя спаивать буду?

Вдруг открылась дверь, и вошел Чекир:

— Так вот вы чем тут занимаетесь!

— Моя вина, Фомич! — поспешил объяснить Мику. — Совращаю капитана мустом. Такого весь ваш угрозыск не разыщет! Тебя совратить?

— Ну если муст — совращай! — Чекир взял из рук Павла долитый до верха стакан.

Все трое быстренько расправились с хлебом, помидорами и завершили трапезу яблоками.

Павел закрыл канистру, сунул в сумку:

— Отпустил бы ты, Фомич, капитана домой. Он двое суток не спал.

— В самом деле, иди отоспись. Завтра у тебя трудный день.

— Не могу, Георгий Фомич. Волков обещал разыскать в архивах материалы по Нонке-хипеснице. Ознакомлюсь, потом пойду.

— Резонно! Ну а я пошел отсыпаться. Завтра к восьми буду у себя. Рыбалка на завтра отменяется… Да, учти, что мы все-таки решили послать опергруппу поближе к дому Серегина. Машины будут в укрытии за переездом. В случае чего Орлов по рации вызовет…

— Учту, спасибо, — поблагодарил капитан.

Чекир распрощался и ушел. Влад проводил Павла до троллейбусной остановки.

— Да, Мирон, ты во сколько завтра освободишься? — спросил Мику, пожимая руку капитана.

— Трудно сказать, Павел. С четырнадцати буду занят, а до какого часа — дело покажет.

— Учти, мы с Верой вечером тебя ждем. Торжественный ужин по поводу твоего тридцатитрехлетия! Или забыл, что тебе завтра уже тридцать три стукнет?

— Признаться, забыл! — улыбнулся Влад. — Спасибо, что напомнил! Постараюсь быть. Вере большущий привет передавай!

Мику сел в троллейбус и уехал, а Влад прогулочным шагом вернулся в управление. Шел и обдумывал, под каким предлогом брать завтра Нонку, если понадобится. По кассе предъявить ей ничего нельзя. Павел видел, что она долго стояла на автобусной остановке? Ну и что? Губы красила на солнцепеке? Это не криминал. Поди докажи, что сигнал подавала! Ушла от наблюдения? Противозаконного в этом ничего нет. Связана с Серегиным, бывает у него? Тоже нет криминала. Значит, арестовать ее можно, только застав при дележе денег, взятых в институте. Или за старые дела. Что-то ведь было, за что Волков задерживал ее в Сочи. Надо выяснить.

НАКАНУНЕ ВСТРЕЧИ

В отделе угрозыска дежурный сразу передал ему тощую папку:

— Вот, нашлась у нас в архиве. Волков приказал передать.

— А он на месте? — спросил Влад, расписываясь за папку.

— Уехал домой, — ответил дежурный.

Влад прошел к себе, сел за стол, раскрыл папку. С фотографии смотрело на него красивое женское лицо, уже знакомое Мирону, но без длинных до пояса волос. В папке — короткая, почти мальчишеская стрижка, задорная улыбка. Сутеева Елена Марковна. Она же Чарская Нонна Павловна. Родилась в 1954 году в Ленинграде. Отец — управляющий крупным строительным трестом. Мать — директор текстильной фабрики. Единственный ребенок в семье. В шестнадцать лет сбежала из дома, прихватив у матери драгоценностей на двенадцать тысяч рублей по казенной оценке. Начала гастролировать по курортным городам. В справках упоминались десятки городов, и всюду одно и то же — знакомство на улице, на пляже, в ресторане или в театре с денежными мужчинами — курортниками или командированными. Ужин в ресторане, ночь в гостинице или в одной из комнат, которые Нонна снимала по нескольку в каждом городе. Назавтра клиент просыпался с головной болью и с пустыми карманами, а то и без носильных вещей. Два года она была неуловима. В 1972 году в Сочи один из ее клиентов не проснулся совсем — то ли снотворное было слишком сильным, то ли сердце слишком слабым. Портье гостиницы опознала хипесницу по фотографиям. Старшему инспектору уголовного розыска Волкову было поручено разыскать ее и задержать. Это удалось сделать лишь через два месяца в одном из сочинских ресторанов, но ненадолго: Нонка сбежала через окно дамской комнаты. С тех пор Елена Сутеева, она же Нонна Чарская не попадалась ни разу, хотя заявления от пострадавших продолжали поступать, и было еще два случая со смертельным исходом, где, судя по «почерку», была замешана Нонна Чарская.

«А сколько же мужиков не обращались в милицию, чтобы не позориться!» — подумал Влад, дочитав документы до конца.

Теперь ему было ясно, что оснований для ареста Сутеевой-Чарской было более, чем достаточно. Нужен лишь сущий пустяк, чтобы она снова появилась в поле зрения оперативных работников.

В половине первого ночи капитан пошел наконец домой.

Дома, едва раздевшись, он провалился в глубочайший сон. Ровно в шесть утра, без всякого будильника, он вскочил, как встрепанный, и сразу приступил к ритуалу сложной своей зарядки.

В управлении Влад встретил внизу Сашу Орлова. Вместе прошли в кабинет капитана. Влад достал из сейфа телетайпную справку на Гаранина-Серегина, папку со сведениями о Сутеевой-Чарской и дал Орлову ознакомиться.

— Повезло нам, нечего сказать! — заметил Саша, прочитав материалы. — Это же прямо-таки монстры какие-то! За утопленником убийство конвойного и ножевое ранение оперативника, за мамзелью одно бесспорное убийство и два предположительных!.. А знаешь — подвернись мне где-нибудь в командировке такая фифа — может, и не устоял бы!

— На черта ты ей сдался? Ей денежных тузов подавай!.. Да, Саша, сообщаю тебе по секрету — сегодня иду на встречу с Серегиным. Рассчитываю у него в доме побывать…

— Это под каким же соусом?

— А я с ним договорился, что дом у него покупаю. Он, понимашь… Тьфу! У Жукова заразился… Он рассчитывает уехать куда-нибудь подальше, как только свою долю получит…

— А почему они, кстати говоря, до сих пор деньги не поделили и не разъехались?

— Я сам над этим голову ломал. Спасибо, Жуков идею подбросил насчет трех замков…

— Не понял.

— Ну заперли они, допустим, деньги на три замка, и у каждого по ключу. Отпереть смогут, только когда втроем соберутся. Насчет трех замков это я так, образно. Скорее всего, они деньги в автоматическую камеру хранения на вокзала положили и набрали каждый по цифре.

— Вот теперь понял!

— Серегин собирается смыться сразу после дележки. Дом его тогда бесхозным останется, пропадет. Он и хочет продать его по-быстрому. Ясно?

— И ты идешь вроде бы дом смотреть?

— Не один иду. С Майей Рошко. Ты ее-знаешь.

— Та, что по делу о квартирных кражах проходила?

— Вот-вот… Да, а что Кафтанату и Доридзе Волков дал? По выговору?

— Нет. Отчитал как следует, и все.

— А Нонка нигде еще не нарисовалась?

— Нет. Как в воду канула.

— Появится у Серегина, когда я там буду. Вот увидишь…

Орлов заторопился к Волкову получать задание, хотя знал, что пошлют его наблюдать за Серегиным, а Влад принялся заново перечитывать дело Сутеевой-Чарской, надеясь найти в нем какие-нибудь данные, на которые он вчера не обратил внимания. Ничего нового он не вычитал. Позабавило его, что из двадцати трех заявителей, обкраденных прекрасной незнакомкой, все как один писали, что деньги украдены казенные, выданные на те или иные учрежденческие нужды.

Зазвонил внутренний телефон. Влад взял трубку. Дежурный у входа в управление сообщил, что Мирона Петровича спрашивает какой-то студент по фамилии Плугарь. Говорит, что прибыл из Ялты и что его обязали явиться к капитану Владу сразу по прибытии. Документов у него никаких нет.