— Что же ты сделал?

 — Ничего! Наш жених… Ну, которому справляли серебряную свадьбу… Вмешался и велел не трогать. Не дал приложить печать! Вот и все… Так о чем же мы говорили? — Теперь лицо Кику уже не казалось бодрым.. — Лк, да! Предоставили бы мне с самого начала, как просил! Конечно, разок–другой приложился, успел, коти это не то… Только он тоже не промах! И с боксом знаком, и в борьбе Понимает.

 — Но чем все это кончилось, можешь наконец сказать? — резко оборвал Волох, почувствовав, что от пекаря в самом деле пахнет вином.

 — А как бы тебе хотелось, чтоб кончилось? В конце концов застукали, и очень жаль, все‑таки смелый парень, не дрожит, когда идешь на него с кулаками.

 — Застукали? Арестовали? Но кто же, кто?

 — Кто ж еще — полиция. Не мне же сажать его за решетку! Черт их знает, может даже из сигуранцы…

 — Но как они там оказались? Ну_; вот что: переходи на другую сторону и марш за мной! — .резко проговорил Волох, — Чего это ты все время дрожишь? Переходи, переходи улицу!

 — Ничего я ему не сделал, разок–другой помял зоб, и только, — снова принялся оправдываться Кику. — В следующий раз не полезет… И хоть бы еще первым не ввязывался в драку. А потом и нож достал из‑за пояса. Куда ж тут молчать? Сам бог велел свернуть набок челюсть… Пришлось принимать меры, если б не стукнул по голове, не расквасил нос… Короче говоря, разразился скандал, сейчас отдыхает за решеткой, потому что и на них набросился с ножом… На кой было идти напролом? — Кику, похоже, все больше и больше загорался. — А в общем… не повезло нашему «добровольцу»!

 — Но что он все‑таки говорил? — озабоченно спросил Волох.

 — К чему сейчас вспоминать? Говорил… Налетели индюки из полиции, — их кто‑то надул, указал неверный след. Явились, надеясь схватить какую‑то важную птицу. Самую–самую главную, какую днем с огнем не сыщешь. Были уверены, что поднимут тепленького с постели. И вдруг оказывается — ничего подобного…

 — Как его фамилия хотя бы? Из уголовников?

 — Пошел он к свиньям, в самом деле, не помню! Но видел бы, как выли с горя индюки. Опять улизнул, будто сквозь землю провалился. Если б явились на несколько минут раньше и так далее… И как раз в это мгновенье, в то самое, когда начали метаться, не зная, в какую сторону бежать, наперед вырывается наш лопоухий «доброволец», опять начинает орать, хвастаться, будто знает ту птицу, будто только он, никто другой, может его найти, указать место, где прячется, только ни за что не Скажет…

 — А дальше? — Волох на секунду остановился. Нужно было осмотреться, окинуть взором улицу — не видно ли чего подозрительного, а заодно еще раз посмотрёть в лицо рассказчику.

 — Стал молоть откровенную чепуху: дескать, знаег адрес этого самого–самого, только сейчас неохота вести к нему, — не очень связно продолжал пекарь. — Вот, значит, как: неохота? Его хватают за загривок, связывает, чтоб не убежал, тащат в машину — поедешь!.. Укажешь этот самый адрес!.. Так ему, лопуху, и надо! За то, что осрамил Бабочку…

 — Бабочек отложим на другой раз, — раздражен До прервал Волох. — Расскажи, каким образом сумел вырваться сам? Почему молчишь? С кем и когда пиЛ? От тебя несет водкой!

 — Не водкой, вином. Это правда, куда денешься, — пряча лицо, признался Кику. — Но пил я… знаешь, с кем? С женихом, да, да! Сегодня ночью, — добавил он. — Когда увидели, что налетела свора, и полицейские, и шпики, пришлось развернуть свадьбу… давай тянуть стакан за стаканом, поздравлять хозяев! Кажется,так и было условлено, неужели забыл, Сыргие?

 — Верно, было условлено, — подтвердил Волох. — И ты, конечно, обрадовался, первым набросился на выпивку!

 — Не совсем так… Хозяин, или, точнее, этот кудрявый верзила… кажется, за жениха сходил он… помнишь, с бородой… Славный, между прочим, человек, больше всего мне жаль его… А хозяина я где‑то видел, только не припомню где.

 — О каком кудрявом ты говоришь? Мелешь ни к селу ни к городу! — снова начал отчитывать его Волох. — Кудрявый верзила, как ты его называешь, даже не заходил в дом, сразу же ушел с Илоной. О ком же ты говоришь?

 — Возможно, возможно, — кажется, только теперь Кику начал приходить в себя. — Если говорить по правде, то я долго стоял на посту, всех заметить не успел. И вообще в основном имел дело с «добровольцем». А потом его скрутили и связали, потому что и на индюков, ненормальный, бросался с ножом… Правда, дался он не так легко, и один раз вырвался, и другой…

 — Ясно, — взволнованно проговорил Волох. — Что же касается тебя, то к тебе индюки не привязывались, потому и решил напиться. Ну, а другие?

 — Какого беса ты на меня нападаешь? 1^е веришь, что ли? — взорвался наконец Кику. — Тогда говори напрямик: что не нравится?

 — Успокойся и отвечай как можно точнее, конкретнее. Орать тоже не стоит, я не глухой.

 — Точнее и конкретнее? — тот встревожился, услышав последние слова. — Пожалуйста: выпил только после всего, после того, как забрали жениха, у него еще кудрявая бородка и волнистые, как у меня, волосы на висках… На этот раз спрятаться не успел… Это правда, что вино ударило мне в голову, но спросил бы почему… Тебе не было бы жаль такого симпатичного человека?

 — Значит, хозяина тоже? — Волох не мог скрыть волнения. — Может быть, кого другого, но не хозяина?

 — Не знаю, не знаю. Я как раз сменил Гаврилз Грозана. Что касается хозяина, то его я не мог спутать ни с кем. Потому что все время пытался вспомнить, где и когда его видел. Я знал этого мужика, точно, только потом решил, что он умер… Вот почему и напился, после всего…

 — Еще бы! Что другое оставалось в такой важный момент! — с неприязнью посмотрел на него Сыргие. — То ли раньше, то ли потом, а хмель держится до сих пор.

 — Как тут было разобрать, кого взяли, если лицо у того, бородатого, было запорошено снегом, потом еще кушма, надвинул на самые глаза… — без всякой связи с предыдущим пробормотал пекарь. Говорил он, по–видимому, о человеке, который приходил за Илоной. — А хозяин… он был в ермолке, в домашней кофте.

 — Ну хорошо, не можешь разобраться в мужчинах — кто был в ермолке, кто в кушме, а Бабочка? Ее, по крайней мере, знаешь хорошо?

 — Бабочка? А что такое? — Однако сдержался, больше не сказал ни слова.

 — Мнё все‑таки неясно, каким образом могли сыщики напасть на след? Почему ворвались именно в этот дом?

 — О чем тут думать? — выкрикнул Кику. — Конечно, кто‑то указал, как же еще? Или просто очередная облава…

 — Они были в форме или в штатском?

 — Хватало и тех и других.

 — В наглухо застегнутом плаще, довольно потрепанном, с капюшоном, среди них не было? — Волох крепко потер ладонью лоб. — У меня тоже, кажется, мутится в голове.

 — Был, был. Хотя попробуй разобрать, — со злостью добавил пекарь, — кто во что одет, при одной свече! Подожди, подожди… Почему тебя интересует Бабочка? Ты и вчера спрашивал…

 — Есть причины, — строго, не скрывая подозрительной интонации, ответил Волох. — Ты тоже почему‑то подумал о ней, как только я спросил об этом типе в плаще.

 — Возможно, был, возможно, не был. Точно не скажу.

 — Если вспомнить, что барышня ушла вместе со мной… Понял, о чем говорю? Мы ехали в автобусе, она сидела рядом, если, разумеется, то была она, а не сатана в образе девушки. — И продолжал, понизив голос до шепота: — К слову, держала под мышкой кусок хлеба… Конечно, твой подарок?

 — Возможно… Да, да… — подтвердил наконец Илие, как‑то неуверенно кивнув головой. — Половинку дал. Ей очень нравится хлеб, который у нас выпекают. Сначала она еще забегала домой, к матери, но в последнее время слышать не может о родительском доме. Целыми днями ходит голодная…

 — Послушай, — перебил его Волох, — объясни мне следующее… — Мы ехали в автобусе, в том, что ходит мимо кирпичного, и вдруг в машину садится какой‑то тип. Увидев его, она тут же прыгает на ходу, но тот тоже не задерживается, одним духом бросается следом. Я все время выглядывал в окно… В автобусе оставался еще один, из тех, знаешь, от которых следует быть подаль–ше.„ Она стала бежать по пустырю, по снегу, а тот гонится за нею, кричит…