Кельнер машинально кивнул головой, с ужасом представил себе смысл только что сказанного слова: «скелет». Костяк, из которого выжато все живое. Он почувствовал, что в одно мгновение из головы улетучивается хмель, заодно с кофе, который он пил для того, чтобы не опьянеть… Устрашающая пустота во лбу, в груди, сплошная, бесконечная, грозная. Наверно, это и означает «стать скелетом». Если б еще в скелет превратился он сам, — речь идет о другом. «Из птиц птица»… Кого же это он имеет в виду? Даже говорит о том, что пошлет на смерть. На смерть?.. Страшно представить. Нет, нет, наверное, кто‑нибудь другой… Но мысли оглушали его, вынуждая ответить точно: кто мог быть на месте «кого‑то другого». Слова «кто‑то другой» безжалостно требовали назвать, выплеснуть на поверхность имя… Ах! Он просто провоцирует его, берет на удочку, так хитро ставит вопросы, что ответить на них можно, только произнеся имя вслух. Да, да, от тебя, Тудораке, он хочет его услышать!
И тут взгляд кельнера остановился на деревянной тарелке, которую он незадолго перед этим принес из кухни, — на ней были разложены румяные колбаски мититеев, давно, впрочем, остывшие, подернувшиеся тусклой пленкой жира… Он незаметно придвинул тарелку к Кыржэ.
— Закусывайте, господин эксперт, сейчас принесу красный перец. — Он торопливо направился в сторону кухни, однако тут же вернулся, к тому же с пустыми руками. Кыржэ оттолкнул тарелку от себя, окинув кельнера быстрым испытующим взглядом.
— Чего ради ты вздумал пичкать меня этой гадостью на ночь глядя?
— Сейчас принесут красный перец, — продолжал гнуть свою линию Тудораке, прекрасно понимая, кем должен быть тот самый «кто‑то другой».
Ну что ж… Хорошо, хорошо, допустим, он сожрет сейчас мититеи, и что же дальше? Исход будет не менее надежным, если он сожрет их и завтра или даже послезавтра… Кажется, тут кроется здравое зерно! Но если будет против Волох? Волох, наверное, уже пришел и теперь ожидает его… Он отхлебнул глоток кофе, сразу же бессильно уронив голову.
— Что с тобой, горилла, опять свалился после нескольких стаканов? Прямо не горилла, а ангел небесный! — словно бы издалека донесся до него голос Кыржэ. — Ты там заснул, что ли?
— Нет, нет, просто немного задумался, самую малость…
Кельнер послушно поднялся. Голова у него все так же клонилась на плечо, хотя глаза беспокойно поглядывали в сторону кухни.
— Что‑то не несут вам перец…
— О чем я тебе сегодня рассказывал?.. — заговорил Кыржэ. Впрочем, не он, а кто‑то другой, сидящий где‑то внутри. — Он — скелет и пойдет в могилу пустым–пустым, без единого секрета за душой. Чтоб и мне наконец можно было разрядиться, ослабить нервы, вздохнуть с облегчением… Об этом я тут говорил, да? Ага! Хотя делать этого не стоило, даже если и обработаю его. Но постой, постой: еще до него я видел другого… Тому тоже пора падать с ветки на землю — поспел, подошла очередь. Пусть как угодно прячется, хоть станет бесплотным духом, все равно… Найду даже в пасти тигра! И все ради той же цели: чтоб можно было до отказа зарядить аккумулятор, пускай сломается к чертям собачьим…
И снова повалился головой на стол.
— Пуфф! — Он открыл внезапно осоловевшие, блуждающие глаза, слепо кивая головой в сторону оркестра. Беглый взгляд, брошенный на часы, которые он молниеносно достал из кармана, похоже, немного успокоил его. — Какое сегодня число?
Кажется, теперь он окончательно пришел в себя.
— Что я тут болтал во сне, а? — По–видимому, он пытался оправдать себя в своих же глазах… И наконец бросил настороженный взгляд на кельнера.
Однако Хобоцел спал мертвецким сном.
— Подумаешь, развалился — будто на печи у своей мамочки!
Слышал его Тудораке или не слышал — какая разница, зато он точно знал, кем был «кто‑то другой». «Но если Волох будет против? — промелькнуло в голове. — Хотя, возможно, и согласится, когда получит соответствующую информацию…»
В кабинет зашел молодой кельнер — в строго назначенное время, — элегантный и предупредительный. Он нес тарелку со стручком красного перца и ведерко со льдом, из которого выглядывала бутылка шампанского.
— Выйди немного на свежий воздух, обер! — обратился он к Тудораке, сидевшему с опущенной головой. — Простите, ради бога. Ему не стоило так много позволять себе, — с легким упреком обратился он к Кыржэ. И добавил, наполнив бокал шампанским: — Позволите вывести на веранду?
Не получив ответа, молодой кельнер тронул Тудораке за плечо и вывел его за дверь.
— Больше чем на десять, максимум пятнадцать минут не рассчитывай, — процедил он сквозь зубы. — Если буду удерживать твоего, тогда разбегутся, воспользовавшись удобным случаем, мои… Уйдут и не заплатят, не в первый раз.
— Я скоро, — ответил Тудораке. — Иди, иди, не оставляй его одного!
— Спрячемся вот тут, возле ворот, — шепнул он Волоху, проходя на улице мимо него и ни на мгновение не замедляя шага.
— Нет, нет, в ресторан соваться не будем. И не беги сломя голову… Говори поскорее: он там, у тебя?
— Послушай, здесь всегда полно патрулей, они обязательно на нас наткнутся. Пока буду рассказывать, ты чего‑нибудь поешь. Пошли! — почти со слезами проговорил Хобоцел, словно заранее готов был просить прощения за новость, которую должен будет сейчас сообщить. — Я запру дверь на задвижку, хорошо?
— Нет, на улице проще избежать опасности. Говори: случилось что‑то плохое, да?
— Боюсь, что они наложили лапу… На этот раз, похоже, действительно наложили.
— Но почему ты так думаешь? И на кого именно? Говори: на него?
— Или же пока только установили место, где скрывается… В любом случае что‑то стряслось. Это точно. Хотя пока еще какого‑то узелочка не хватает. Мечется, места себе не находит, хвастается, но в то же время явно хочет узнать, как буду реагировать я, ловит на слове, выпытывает. О ком он говорит? Во всяком случае, об одном из… То заявляет, что «важная птица, из птиц птица» — уже скелет, то упоминает о живом человеке… Он — последняя тварь, этот мой Кыржэ, и я твердо решил… покончить с ним, — последние слова он выпалил одним духом, чтобы предупредить возможные возражения. — Ты должен знать: если окажется, что убит Улму, то убил его Кыржэ, ни капли не сомневайся! Если же еще не убил, то все равно убьет. В этом его главная цель.
— Не будем предсказывать! Лучше немедленно найди кого‑нибудь, кто имеет хоть малейший контакт с тюрьмой, с сигуранцей: дорожку к следователям, понимаешь? В первую голову убедиться, действительно лп арестован, — возможно, это и провокация. Если да и если именно он, тогда…
— Что тогда? — нетерпеливо перебил Тудораке.
— Если да… и если он, — Волох зашагал быстрее, — следует точно установить, где содержат… какова охрана, условия. Подбери одного из своих парней, такого, что прошел огонь и воду, понимаешь!
— Если хочешь знать, то лучше всего для связи с арестованными использовать Илие Кику! Тебе ли об этом говорить?
— Исключается! — столь же энергично возразил Волох. — Сейчас нам нужны свежие люди, ничем не запятнанные, пускай принимают крещение. Ты же и возьмешь над ними опеку… Итак, Тудораке: если арестовали и если его…
— Но что все‑таки с Илие? — недовольным голосом спросил кельнер. — По–моему, как раз он помогал бежать тебе из тюрьмы…
— Когда прояснится ситуация, все станет на свои места. А ты пока занимайся своими делами. — Ты отдаешь себе отчет в том, какое задание поручает тебе партия?
XX
В конце того же дня, вернувшись после встречи с Хобоцелом, Волох застал в своей келье «инструкторшу из Кишинева». Илона сидела на диване, поджав ноги и прислонившись спиной к стене.
— Это ты? Ты?
Он постарался справиться с собой — чтоб не слишком прорвалось волнение.
Наклонившись к железной печурке, одним движением поджег заранее уложенные дрова; затем, уже почти полностью владея собой, распрямился и стал пожимать ее руки.
— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — это главное, о чем ты должна знать. — Он не смутился оттого, что голос его прозвучал слишком громко, оттого, что почему‑то снял с нее теплый шарф, укрывавший ее шею и плечи, — он ничего сейчас не стеснялся. Только смотрел и смотрел на нее, не веря своим глазам. — Мне так хотелось повидаться с тобой! — повторил он. — Сколько раз выходил на контрольную встречу, последний раз даже показалось, что в самом деле вижу тебя. Представляешь?