Жиль приостановился, сглотнул слюну: получалось, пожалуй, слишком резко. Впрочем, пускай. Тем лучше. Он не должен допустить, чтоб и эта, может быть, самая интересная работа…

Ди Эвор улыбнулся:

— Господин ассистент! Вы рады, что мы их приумножим?

— Не шутите, шеф. Я считаю, что начатое дело следует заканчивать.

Профессор поклонился очень любезно:

— Я должен принять это как выговор?

В этот миг входная дверь в таверну распахнулась, стукнулась о стену, метнулось пламя свечи, и кто-то, кажется служанка, выкрикнул с порога:

— Профессор! Профессор! Ваша машина!..

Машина стояла с выбитыми стеклами, с раскрытыми настежь дверцами; сиденья были перевернуты, спинки выброшены наружу, зачем-то даже вспороты. В стороне валялась содранная с пола резина…

Это было зрелище! Тихий вечер, нежный плеск моря, из открытых дверей выливается теплый свет. А рядом стоит машина, не машина — живое существо — раненое, искалеченное. Жиль представил себе зверскую методичность, с которой неизвестные отдирали листы металла, выламывали руль…

— Качественная работа, — раздумчиво сказал ди Эвор.

Он подошел вплотную, погладил погнутый корпус.

— А магнитофон вмонтирован, оказывается, в руль. Взгляните, Гло, у них теперь микромагнитофоны.

На месте слома на стволе руля видно было гнездо… У Жиля застучало в висках: "О чем мы говорили там, в машине?"

— Вызовем полицию? — спросила Гло шепотом.

Шеф лишь повел плечами.

Итак, обыск. Подслушивание, несомненно слежка и, наконец, обыск… Что ощущает человек, переживший все это? Жиль ощущал легкую тошноту. И странное облегчение оттого, что тайная опасность как-то проявилась… Что касается ди Эвора, он этого ждал, недаром велел взять все из машины.

Шеф привез их сюда не обедать. На этот счет сомнений не оставалось. Напавших он опасался давно, предвидел даже и обыск. По тому, какой тайной окружил шеф работу, как тушил в вертолете огни, запирал на замок мастерскую, — по всему этому похоже: это всетаки был Советник. Советник — глава конды, интересующийся проблемой массового гипноза… Хотя, если так, зачем было нападать на машину? Тот, кто охотился за гипнотизирующим механизмом, наверняка знал, что он искал и где это хранится. Он искал записывающее устройство, передатчик, "счастливые" ленты и лабораторный журнал, в который Жиль сам предельно точно записывал все, что могло бы помочь запутавшемуся в тонкостях вору. А хранилось это в институте, в лабораторном профессорском сейфе. И конда легко могла бы… Если только ночной телефонный звонок не возвестил профессору, что его сейф не так уж надежен. Но тогда…

— Шеф, там оставалось что-нибудь… ценное?

Он подчеркнул голосом "ценное", точнее выразиться было страшно: гнездо портативного магнитофона производило впечатление.

— Сдавайте найденные вами вещи в столы находок фирмы "Ольт", — отозвался Эвор. Он говорил чуть в нос, ставя ударение на названии фирмы, искусно подражая манере известного рекламного диктора; — Не забудьте обратиться в фирму "Ольт" в случае любой потери; "Ольт" не задает вопросов; находки не разворачиваются; находки хранятся вечно; стол находок фирмы "Ольт" — надежнейшее хранилище в мире…

Глориа и Жиль с удивлением смотрели на профессора.

— Вы, Гло, как раз сдали сегодня на хранение наши приборы, журнал и ленты, — добавил он своим обычным голосом.

Глава 8

Они снова сидели в таверне; поезд в этом захолустье ходил дважды в день, и ближайший ожидался лишь утром.

— Фирма хранит находки вечно, — продолжал шеф. — Позже мы все востребуем… Да не оглядывайтесь, нас тут не ждали и потому магнитофонов тут нат. Господин Жиль, взгляните в окно.

За окном стыла растерзанная машина.

— Вот дело, которое некие неизвестные будут всеми методами доводить до конца. — Эвор хмыкнул. — По вашему рецепту, коллега.

"Профессор не прав, — размышлял Жиль, — что может быть общего в стремлении ученого довести тему до конца с упорством шпиона?"

Все трое молчали, облокотясь на спинки своих скамеек. Машина ди Эвора к передвижению была неспособна, таверна спален не предоставляла, так что сидеть предстояло до утра, а это была уже вторая бессонная ночь…

— Господин профессор? Простите. Можно вас на минутку?

Перед столом выросли две фигуры: моряки, точнее матросы в форме Королевского торгового флота.

Моряки сидели здесь давно, может быть с самого утра. Такие вваливаются с шумом, запивают океанскую монотонность. Но эти вели себя тихо, даже на крик о машине не отозвались никак. "Слишком, видимо, вагрузились", — подумал тогда Жиль. Однако позже один из моряков осторожно вылез из-за стола, пошел веспешно к выходу, постоял в дверях, повернулся… Его темная фигура по ту сторону огня вызвала тревогу, что-то подозрительное было во всем облике: вштрос не шатался! Возвращаясь, он дал круг, приблизился к ди Эвору, — все это походкой абсолютно трезвого человека. "Матрос-шпион? Шпион Советника?" — Жиль почувствовал, как одеревенели ноги. В самом деле, не найдя ничего в машине, не найдя ничего в лабораторном сейфе, они могли взяться за самих творцов. В столичных стенах зто было бы сложнее. А тут, в глуши…

Но моряк проследовал мимо и мирно присоединился к своей компании.

Теперь они стояли тут уже вдвоем. Остальные — там, за жаровней, — следили, как видно готовые поддержать своих.

"Так и есть! Они нас знают! — Ноги Жиля налились свинцом. Надо вскочить, размахнуться стулом… Скорее всего, его удерживало простое отсутствие привычки — неоценимой привычки нападать первым. А может быть, дело в том, что он не готов защищать себя сам? Сам — без властей, короля, прокурора? "А в Запесчаном порту друзья Нора его защищают" — зта мысль всплыла, пока ди Эвор оборачивался к незнакомцам.

— Чему обязан?

— Вы профессор Норман ди Эвор?

— С кем имею честь?

У говорившего была совсем не матросская сутулость и явный южнобадский акцент. Так говорят тамошние студенты-филологи — особое растянутое "ен" Он смутился:

— Извините. Матрос Королевского флота Тиктон…

У него были нервные руки скрипача.

— Во всяком случае, не матрос — офицер, — усмехнулся Эвор. — А впрочем, как вам будет угодно.

Так состоялось это знакомство.

Через пятнадцать минут гости, приглашенные за стол, уже заканчивали свою историю. Моряки с королевского судна "Каролина", они были отпущены "погулять" в столицу, так как судно стояло теперь в доке. Причем отпущены тайно, потому что министр внутренних дел не любил, чтоб в Этериу скапливались свободные от службы матросы. Для передвижения у них был свой автобус. Тайну они соблюдали, ехали в темноте, дожидались в тавернах ночи. К профессору подошли потому, что никогда еще не встречались с живой знаменитостью: они узнали его по портретам.

То, что эта история — сплошная "липа", было ясно с первого взгляда. Жиль почти не слушал, он следил за нервными пальцами Тиктона, отбивающими такт на спинке кресла. Видно было — он надеялся на успех своей сказки не так уж сильно.

И действительно, не говоря уже о странной матросской прогулке — этом матросском пикнике в собственном автобусе, сама личность Тиктона ставила под сомнение всю историю. Тиктон с его белыми прозрачными пальцами мог быть поэтом, раввином, шпионом, но только не матросом, вытягивающим на борт селедку.

Но ди Эвор, казалось, поверил.

— Бокалы налиты, господа! — провозгласил он. — За славных моряков!

Пальцы Тиктона остановились, застыли в изумлении… Ну ясно, он ожидал хотя бы расспросов. Неожиданное доверие Эвора вызвало какое-то стеснение. Казалось, Тиктон что-то соображает, мекяя на ходу свой план.

— Послушайте, Робер, — произнес он вдруг после паузы. — Мы могли бы подвезти профессора? Его и его спутников?

"Подвезти?" — Жиль ухватился за край стола. Это обнаруживало их цели. Как видно, готовилось похищение. Всего матросов шестеро, но рядом пока лишь два…