В самом начале VI в. эфталитский вождь Торамана проник со своими войсками в глубь Панджаба, а затем оттуда прошел до долины Ганга — вплоть до Каушамби, Варанаси и самого центра Магадхи. Неся с собой смерть и разрушения, войска эфталитов стерли с лица земли многие древние города, часть из которых так никогда уже больше и не возродилась (такова, к примеру, судьба центра Гандхары — древней Таксилы). Особо печальную славу приобрел сын Тораманы Михиракула, который, согласно тексту Гвалиярской надписи, «владел всей Индией». Очевидно, под его властью, и правда, находилась значительная часть североиндийских территорий.

Вскоре эфталиты были оттеснены на территорию Кашмира, где примерно к VII в. ассимилировались местным населением. Однако заслуга их изгнания, по всей видимости, принадлежала уже не гуптским царям, а представителям местных династий, получивших импульс для самостоятельного развития в пору своего существования в рамках державы Гуптов.

Очевидно, что приход в Индию эфталитов во многом повлиял не только на этническую ситуацию (формирование общности раджпутов в эпоху раннего средневековья), но и на политическую историю Северо-Западной и Северной Индии. Политический строй раннесредневековых государств в этих областях ясно указывает на племенные отношения, царившие сравнительно недавно в среде их создателей.

В эпиграфике этого времени постепенно нарушается существовавшая в эпоху поздней древности иерархия чинов и титулов. Наименования чиновников превращаются в титулы наследственных владетелей, а царская титулатура девальвируется. Так, к началу раннего средневековья древний титул «раджа» уже не только не являлся указанием на царственный статус его носителя, но и вовсе не обозначал человека, обладающего хоть какой-то реальной властью. В то же время наблюдается общее усложнение терминологии подчинения и иерархии власти. Такого рода изменения знаменуют собой наступление принципиально новой для Индии эпохи. Сходные процессы можно проследить и в других регионах — азиатских и европейских — на этапе перехода от древности к раннему средневековью.

Последовавший за приходом эфталитов общий упадок Северной Индии, политический и экономический, скорее всего лишь отчасти объясняется разрушительными последствиями варварского нашествия. Учитывая тот факт, что, скажем, упадок городов наблюдался даже в областях, которых не коснулся напрямую приход «белых гуннов», можно утверждать, что этот этап явился закономерным. Следующая волна урбанизации в Северной Индии будет связана уже со временем существования мусульманских государств.

Сами же Гупты какое-то время еще обнаруживаются источниками в Магадхе и в ряде других областей, где, вероятно, правители вели свое происхождение от Гуптов имперских. Но державы как таковой уже не существовало. В дальнейшем эпицентры политической истории Индии локализуются в иных областях, оставив Магадхе роль периферии.

Гуптская эпоха — знаковая веха в истории индийской культуры. Созданные в середине I тысячелетия н. э. памятники по сей день выступают как своего рода эталоны — будь то творчество Калидасы, научные сочинения, пещерная живопись Аджанты или скульптура. В гуптскую эпоху в дополнение к сформировавшейся в предшествующий период культуре городской формируется придворная культура — особого рода драматургия, изысканный поэтический стиль (кавья), отвечающие взыскательным вкусам придворной аристократии.

Эпоха поздней древности — время оформления классического индуизма. Правда, если верить запискам китайских паломников, в середине I тысячелетия н. э. буддизм еще не утратил своих позиций в Южноазиаском регионе. Однако определяющее значение для всех сфер жизни общества начинает играть именно индуизм. Причем не только среди простонародья, что в каком-то смысле было бы не ново, но и в «высшем свете» — в придворных кругах. Именно индуизму отдавали предпочтение гуптские цари: данные эпиграфики свидетельствуют о поклонении правителей державы самым разным богам индуистского пантеона — Шиве, Вишну, Ганеше, Лакшми, Дурге и другим.

Скульптура гандхарской школы

Ряд культурных новшеств поздней древности также связан с индуизмом. Так, к гуптской эпохе относится появление индуистского храмового зодчества. Как уже говорилось выше, ведийская религия не знала традиций возведения храмов. В догуптскую эпоху храмы и монастыри сооружались лишь буддистами и джайнами. Древнейший известный нам индуистский храм относится именно к V в. н. э. Небольшой, с плоской крышей и крыльцом с колоннами, он сильно отличается от башенных конструкций классической индуистской архитектуры, имея сходство, скорее, с бесхитростными скромными по декору рядовыми святилищами более позднего времени.

Само же оформление индуизма соотнести с каким-то определенным временем непросто. Сделать это крайне затруднительно, учитывая многогранность, многослойность и разнородность этой религиозной системы. А если понимать, что почвой, на которой из поздневедийской религии вырос индуизм, явились народные верования, окажется, что это практически невыполнимая задача. Очевидно лишь, что к началу средневекового периода (вторая половина I тысячелетия н. э.) индуизм сложился в том виде, в котором он, в общем и целом, существует по сей день.

Индуизм целиком состоит из бесчисленного количества сект и направлений, что зачастую препятствует определению его как единой религиозной системы. Нет никаких оснований предполагать за его древними формами большее единство. В самом деле, у него как не было, так и нет единообразного пантеона, не существовало единого для всех верующих священного канона, не сложилось единой церковной организации. Тем не менее ряд черт оказывается общим для верований всех индуистов — и древних, и современных. Так, ядром пестрого индуистского пантеона является тримурти — верховная триада богов: Брахма, Шива и Вишну. Культ Брахмы так и не получил широкого распространения. Большая часть индуистов рассматривает в качестве верховного божества либо Шиву, либо Вишну, являясь, таким образом, либо шиваитами либо вишнуитами. Уже в древности сложилось представление об аватарах (разных нисхождениях или воплощениях богов так же, как и простые смертные, подверженных перерождениям). Возможность почитать одного бога в разных обличиях, а также обилие у верховных божеств близких родственников, которым легко уподоблялись образы местных богов, делали индуизм крайне гибким для приспособления к любым культурным условиям и позволяли беспрепятственно распространяться, адаптируя любые верования и культы. Таким образом, происходила постепенная арианизация новых территорий — процесс, начавшийся еще в эпоху древности и продолжившийся в раннем средневековье. Это, с одной стороны, все более и более усложняло кастовую систему, пополняя ее самыми разными категориями неприкасаемых. С другой — все больше местных божеств включалось в индуистский пантеон в качестве аватар верховных индуистских богов.

Не имеющий священного канона индуизм рассматривает, тем не менее, некоторые тексты как священные, как высшие авторитеты для всех верующих. К таковым, безусловно, относились и относятся по сей день веды, эпические поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна», своды индуистских легенд и мифов — пураны. Кстати говоря, непосредственно перед началом гуптской эры и была записана «Махабхарата», к этому же времени окончательно оформились пураны. Существенным представляется следующий момент: в отличие от ведийской литературы ни эпос, ни пураны не являлись текстами элитарными, ориентированными лишь на дваждырожденных. Напротив, они были предназначены для самых широких слоев кастового населения. Это, так же как гибкость самой индуистской системы, открывало широкие возможности для дальнейшего распространения разных направлений этой религии по территории Южной Азии.

Культовая практика индуизма отличалась от ритуалов ведийской эпохи и традиций раннего буддизма, намеренно отвергающего всякого рода бессмысленные церемонии. На смену ведийскому жертвоприношению пришло совершение пуджи — торжественного поклонения изображению бога, которое сопровождалось поднесением цветов, благовоний, фруктов и т. п. Сама замена жертвоприношения на церемониальное поклонение совершенно соответствовала принципу ахимсы, доминирующему в индуистской идеологии. Однако изменилось и понимание ритуала. Он превратился в яркое зрелище — упор делался на внешнюю сторону действа, тогда как основой ведийской ритуальной практики являлось прежде всего священное слово.