И Арзамасцева, понизив голос, сообщила Можаеву, что разговаривала с Федей Белорыбицыным, который только-только вернулся с курорта; что Федя уверен, будто Самозванцев его нарочно отправил туда в такое время. Кроме того, Ксения Николаевна почерпнула от Белорыбицына много интересных сведений о кожрегланах и прочих чудесах артельной жизни.

— Спасибо вам, товарищ Можаев, — кончила свою информацию Арзамасцева, — а то бы я об этой Бакшиш никогда не узнала… Или узнала бы слишком поздно…

— Ксения Николаевна, — взмолился Юрий, — как журналист журналиста прошу: посвятите в курс сегодняшнего комбинатовского собрания. Я так был занят съемкой Николая Калинкина, что не мог присутствовать. А ведь там, кажется, шел разговор о кожноподкожных махинациях?

— Долго рассказывать! Заседали три часа.

— А вы в двух словах, телеграфным языком.

— Попробую, — улыбнулась Арзамасцева. — Итак, зажим рационализации. Кому выгодно? Встанько и другим. Каким образом? Остаются излишки. Их вывозят. Якобы «обрезки». В артель. Самозванцев оформляет фальшивыми ведомостями. Берет себе. Отдает частным портным. Они шьют. В основном пальто. Бакшиш реализует. Деньги делятся. Все ясно?

— Почти… А кто конкретно разоблачил эту шайку-лейку?

— Одному человеку это было бы не под силу. Тут много народу приложило стараний. И вы, и Федя Белорыбицын, Николай Калинкин, который боролся за новые нормы… и ОБХСС. Ну, как говорится, подробности в газетах…

— Спасибо, Ксения Николаевна! На душе стало спокойнее… Жаль, я не был на собрании… С режиссером надо встретиться.

— Вы хорошо знакомы с самим Протарзановым? — спросила Арзамасцева.

— Слегка, — усмехнулся Юрий. — Во-первых, мы работаем на одной студии, а во-вторых, я пять лет приобщался к искусству под его руководством. Виктор Викторович — масштабная фигура. Гроссмейстер инсценировки.

— Ну него все ученики такие критиканы? — улыбнулась Ксения Николаевна.

— К сожалению, не все, — развел руками Можаев. — Вот, например, сюда направляет стопы свои мой соученик. Фанатик протарзановщины!

К Юрию бежал, прыгая через кочки, Власий Гиндукушкин.

— Как жизнь в искусстве, старик? — кричал он. — Рад тебя видеть!

Юрий сделал несколько шагов навстречу Власию.

— Кто эта красивая женщина? — зашептал ассистент-адъютант.

— Сначала здравствуй, — отвечал Можаев. — А что касается женщины, то это редактор комбинатовской многотиражки.

— Ого! — воскликнул восхищенно Гиндукушкин и горделиво подбоченился. Он считал принятую позу наиболее эффектной.

На лбу Власия сверкал зеленый целлулоидный козырек. Щуплую грудь прикрывал галстук леопардовой масти. Щеки и флюгерообразный носик были исчерчены свежими царапинами, словно по ним прошелся чей-то маникюр.

— Неужели у баранов такие когти? — поразился Юрий.

— Меня терзали орлы, — самодовольно отвечал Гиндукушкин.

— Лавры Прометея мешают тебе жить спокойно?

— Птички стоят мне столько нервов! — хватаясь почему-то за печень, простонал Власий. — Я организовал в красногорском зоопарке трех орлов. Специально для кадра «Нападение звена воздушных пиратов на мирного чабана»… Но почему ты скрываешься среди толпы? Иди приветствуй мэтра!

Придерживая Можаева за локоток, Власий направился к режиссерскому штаб-шатру.

— Хочешь, я расскажу тебе одну потеху? Только, старик, чтоб это было между нами…

И, не дожидаясь согласия Юрия на хранение тайны, Власий затарахтел:

— Ты, старик, не знаешь этой истории. Мэтру поручили заснять документальное кинополотнище о перегонке судна «Дагестан» из Черного моря в Белое. Словом, Европа справа! Якорей не бросать!.. Отразить южную экзотику, а затем арктические торосы, заносы и айсберги. Виктор Викторович со своей группой выехал в Одессу… Ты, старик, не представляешь — там райский климат! Мэтр принял решение задержаться подольше — он вообще любит южную природу. А чтобы совместить приятное с полезным, снял процедуру перегонки корабля без отрыва от Одессы. Всю «Европу справа» засняли при помощи фанерных щитов, расписанных местными театральными художниками. Особенно роскошно получились, виды Гибралтара и туманы Ла-Манша. Даже охота на белого медведя — его наняли у дрессировщика Тендера — выглядела очень натурально. И кто бы мог догадаться, что все эти айсберги и медведи сняты под Одессой?! О, у Протарзанова все получается шедеврово!.. Но, представь, старик, вдруг морское начальство решило перебазировать на север не «Дагестан», а какой-то другой стан… А фильм уже снят! Крах, скандал, фиаско!

— И, конечно, ему все это сошло? — с негодованием спросил Юрий.

— Еще бы! — продолжал Гиндукушкин. — О! Это же всемогущий мэтр! Он нажал на все кнопки и добился того, что в рейс двинулся заснятый им корабль. Для этого, правда, пришлось произвести капитальный судоремонт на пару миллиончиков. Но что такое миллионы по сравнению с репутацией Протарзанова! Фильм вышел на экраны и имел гранд-успех. Ну, каков мэтр, а? Все может, все умеет.

— А ты, как всегда, сделал из этого анекдот? Вместо того чтобы бить в набат, ты рассказываешь байки по углам?.. И проходишь мимо безобразий!.. Нет, я бы тебя привлек как соучастника…

— А по-твоему, старик, я должен бежать к прокурору и рассказать ему эти дела давно минувших рублей? Мне что, больше всех надо? Я оператор, а не госконтроль!

…Протарзанов встретил Юрия приветливо. К этому времени приступ подагры уже почти кончился.

— Здравствуйте, мой юный друг, — проговорил мэтр. — Наконец-то вы прибыли под мое начало! А где Благуша? Я уже сыскал вам обоим работу.

Можаев удивился:

— Почему вы должны нам искать работу? Благуша и ныне на боевом посту. Я в данный момент кончаю съемки на Кожкомбинате…

— Э-э, мой юный друг, — рассмеялся Протарзанов и потрепал Юрия по плечу, — вы, видно, не в курсе событий. Фениксов приказал вам прекратить съемку этой… как ее?.. семьи Малинкиных… и подключиться к моей теме. Я согласился принять под свое крыло моих воспитанников. Вызывайте Благушу и приступайте…

— Ничего не понимаю! Мы же говорили со студией! Леденцов приказал продолжать съемку.

— Леденцов меня не волнует. Есть более значительные проблемы. Мы делаем фильм о выдающемся открытии! Красногорское руно! Возьмите у Гиндукушкина сценарий и ознакомьтесь. Но вернемся к нашим баранам. Эй! — прогремел он в мегафон. — Готовьте орлов! Давайте сюда чабана!

Юрий неверными шагами поплелся прочь из кинолагеря.

«Итак, все кончено. Судьбой неумолимой… Ах, чорт! Какие погребальные мысли лезут в голову!.. Что же делать? Снимать или не снимать? Телеграфировать Мартыну и переключаться на овец?..»

Тем временем декорация для одного из центральных кадров документального киноочерка была почти готова. У подножия холма заканчивалось сооружение высокогорного пастбища. Свободные от консервации шумов звукооператоры обрядились в мохнатые бурки и папахи: лжечабаны создавали фон. Тут же монтировался первый план: с помощью автомобильных насосов шоферы надували скалы. Резиновые резервуары постепенно принимали грозные очертания. Под их сенью и должна была разыграться битва орла с чабаном-изобретателем.

Сам изобретатель «красногорского руна» — Гавриил Хватадзе — стоял перед Протарзановым, сгибаясь под тяжестью бурки. Он кидал опасливые взоры на пернатых налетчиков, смиренно сидевших у ног зоопарковского представителя. Орлы, втянувшие головы в плечи, тоже казались одетыми в бурки. Изредка орлы кидали презрительный взгляд на суетившихся кругом документалистов.

— Дорогой Гавриил Автандилович! Вы, как крупный ученый, кандидат сельскохозяйственных наук, конечно, понимаете свою сверхзадачу. О сквозном действии перед аппаратом я тоже говорить не буду. Но вот суть кадра. Кстати, одного из эффектнейших в сценарии. Вы — на коше, высоко в горах. Перед вами — одна из тысячи горячо любимых подопытных овец… Вы когда-нибудь видели, как пасут отару? Только издали? Достаточно… Итак, наблюдая за отарой, вы ласкаете кудри данного экземпляра. На лице — дума о серийном производстве каракуля. И в этот момент в воздухе — свист крыльев и клекот. Орлы! Ягнятники! И вы, не задумываясь, грудью становитесь на защиту овцы! Ведь плод многолетних трудов может быть унесен неразумным хищником!