«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» - ЗОЛОТОЕ СЛОВО РУСИ

1. В ЧЕМ ПРИЧИНА НЕИССЯКАЕМОГО ИНТЕРЕСА К «СЛОВУ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»?

«Слово о полку Игореве» было написано приблизительно 765 лет тому назад. Неужели недостаточно времени, чтобы потускнеть этому произведению, покрыться патиной времени, перейти в сухие, бездушные учебники древней словесности и отложиться где-то там, почти в подсознании, в том, что зовут «багажом культурного человека»?

Нет - поток переводов, исследований о «Слове» не ослабевает, а усиливается, литература о «Слове» на языках всех народов растет безостановочно.

Странна и трагична судьба этого замечательного произведения.

Созданное в конце XII века, имевшее несомненно громадный успех, породившее множество подражаний, оно было в конце концов забыто народом. Но оно сохранялось веками, неведомое никому, где-то в темных кельях монастырей, как огонек под пеплом. Скрывалось под грудами праха, созданного аскетами христианства, извратившими светлого, радостного бога христиан в грозную, сухую, карающую силу, и истребившими почти все светское, что оставила нам блестящая эпоха нашей Родины Х - XII веков.

В мрачные годы русского средневековья, что совпало с эпохой татарского нашествия, культура Руси оторвалась от культуры Запада, с которой она шла в Х - ХI веках плечом к плечу. Только через 350 лет она снова слилась с западной культурой, опередившей ее за это время, и вновь стала общеевропейской.

И вот, когда в 1795 году, т. е. более 150 лет тому назад, «Слово» было найдено и затем в 1800 г. обнародовано, оно было воспринято, как нечто совсем новое и идущее совершенно вразрез с духовными памятниками XII века, дошедшими до нас. Была открыта светская литература ХII века огромной ценности.

Успех «Слова» после его обнародования был необыкновенный и, хотя рукопись вскоре погибла в пламени пожарищ во время нашествия французов на Москву, этот огонек, тлевший столетиями, разгорелся и продолжает гореть ярким, неугасимым более пламенем.

Неужели же, спросит рядовой культурный читатель, мало 150 лет, чтобы разобрать, изучить и понять «слово»? Откуда этот волнующий интерес, почти энтузиазм, эта необыкновенная любовь, объединяющая всех исследователей «Слова»? В чем, в самом деле, секрет успеха, обаяния «Слова»?

«Слово о полку Игореве» является несравненным памятником Древней русской письменности, занимающим по красоте, глубине и разнообразию содержания совершенно исключительное и обособленное положение среди прочих памятников письменности соответствующей эпохи.

«Одинокой вершиной возвышается оно, - по удачному выражению Пушкина, - в пустыне древней русской словесности».

Все в нем пленительно и загадочно, с какой стороны к нему ни подойти, всюду интригующие неясности, темные места и загадки. И это после того, как исписаны тысячи страниц на языках чуть ли не всех народов!

Дошло ли до нас «Слово» полностью, или это только обрывки большой поэмы, сохраненные человеческой памятью только в отношении похода Игоря и записанные уже в неполном виде значительно позже? Или, может быть, «Слово» всегда существовало, как самостоятельное произведение?

Уцелел ли первоначальный распорядок частей «Слова», или он изменен в процессе многократного переписывания вольно или невольно? Дошел ли до нас текст в чистоте, полностью, или имеются пропуски, или вставки и изменения переписчиков и вместе с тем слишком рьяных Почитателей и комментаторов?

На каком, собственно говоря, языке было написано «Слово»; и не имеем ли мы дело, так сказать, уже с «переводом» на «язык» «первого записавшего «Слово»? Или, может быть, «Слово» было передано не изустно, а переписывалось с оригинала, и переписчики только несколько изменили орфографию «Слова», и оно в общем дошло до нас без особых искажений языка?

Что в «Слове» исторически верно, а что является поэтическим домыслом или даже ошибкой автора? Когда и где оно было написано?

Кто автор «Слова»? Известная ли отдельная личность, обладавшая огромным талантом, имя которой до нас почему-то не дошло? Или «Слово» является скорее результатом коллективного народного творчества, при котором основное, индивидуальное ядро творения уже погребено под добавлениями и исправлениями продолжателей?

Если это одиночная личность, то кто это? Певец ли, сказитель при князьях, собравший все сведения о походе из первых уст и претворивший все в единую, цельную картину? Не правы ли те, кто считает, что это был знаменитый галицкий поэт Митуса, упоминаемый в летописи? А может быть, это был какой - то образованный дружинник, участник похода, например, сын тысяцкого, также упоминаемый в истории и записавший свои яркие переживания в походе?

За долгие месяцы плена не раз, возможно, он задумывался над причинами поражения, и он выразил свои мысли и чувства как патриота в этой песне.

Может быть, это был, как думают некоторые, воевода Беловод Просович, спасшийся бегством с поля битвы? Или кто-нибудь другой, скажем, воспитатель молодых князей, хранитель княжеских традиций, глубокий патриот, болевший душой о судьбах своей родины?

Наконец, не является ли автором сам князь Игорь, несомненно много и тяжело размышлявший в плену о своем походе и всех сопутствующих обстоятельствах, как это было высказано сравнительно недавно?

Разве не в его уста влагает Ипатьевская летопись следующие слова его скорби:

«Все сметено пленом и скорбью, тогда бывшею; живии мертвым завидять, а мертвии радовахуся. Не достоин я жизни! Где ныне возлюбленный мой брат? Где ныне брата моего сын? Где чадо рождения моего? Где бояре думающеи? Где мужи храборьствующеи? Где ряд полчный? Где кони и оружия многоценная?»

Попутно, сами собой возникают вопросы: существовал ли легендарный певец Боян? Почему история не сохранила его имени?

Кто такой сугубо загадочный Троян, четыре раза упомянутый в «Слове»?

Какая река называлась в древности Каялой? Где же собственно произошла битва; недалеко от устья Оскола, как думают одни, или у Дона, как думают другие, ссылаясь на «Слово», или, наконец, в глубине половецких степей, как полагал еще Карамзин?

Почему и в какой логической связи упоминается «Тьмутороканский болван»? Как мог покланяться князь Игорь иконе Богородицы Пирогощей в 1186 г., когда она еще в 1155 г. была перевезена из Киева во Владимир?

Эти и десятки подобных вопросов смущают мысль исследователя и читателя и повергают их в растерянность. Мы часто видим наше почти полное бессилие перед этим, притягивающим к себе с неотразимой силой сфинксом.

Неудивительно, что некоторые разрубают одним ударом этот гордиев узел, - они усматривают в «Слове» позднейшую подделку под дух давно ушедшей эпохи - гипотеза людей после многих бесплодных усилий павших духом. Видным сторонником гипотезы фальсификации «Слова» является французский славист проф. Андрэ Мазон.

Авторы этой гипотезы не видят, что, отвергая подлинность «Слова», они становятся перед целым рядом гораздо более трудных и неразрешимых вопросов.

Кто был этот удивительный талант в конце XVIII столетия? Что заставило его скрыть свое имя? Почему он не написал ничего больше после столь шумного успеха? Как он мог скрыть свое авторство, ведь недостаточно было написать «Слово» в духе XII века, - надо было найти и переписчика, знакомого в совершенстве с древними почерками?

Мог ли никому неведомый автор соединить в себе столько исторических, филологических и, как увидим ниже, естественноисторических знаний, попутно с исчерпывающим знанием места действия быть еще таким замечательным поэтом? Такой гений не мог пройти незамеченным в эпоху Екатерины II.

Известно ли, далее, в мировой литературе, чтобы подражание было неизмеримо выше оригинала? А ведь «Сказание о битве на Куликовом поле» или «Задонщина», принимаемые некоторыми за прообраз «Слова», по сравнению с последним сухи и мертвенны, казенны. Автор «Сказания» так же похож на автора «Слова», как манекен Пушкина на него живого.