– Извини, – Анна потупилась. – Мне просто интересно. Это же целая культура теперь.

– Да ладно, я шучу. – Миша приобнял ее. – Первый гей-прайд провели через год после полицейского рейда в голубом клубе в Нью-Йорке, который закончился серьезным побоищем. Жертв там, кажется, не было, но драки были серьезные, и именно это восстание считается началом движения за права голубых.

Тут Миша вручил Анне свой стакан и развернулся всем телом к явно пьяному блондину за его спиной.

– Вы не могли бы стоять ровнее? – обратился он к нему. – Мне очень трудно держать вас на своих плечах!

Он повернулся обратно к Анне, забрал у нее стакан и осуждающе поджал губы.

– И до сих пор же приходится бороться за свои права! Ужас.

Анна громко рассмеялась, совершенно очарованная Мишей и вечером.

Они досмотрели до конца шоу, обсуждая актеров и публику, и Анна скоро почувствовала, что картинка перед ней размылась и потеряла четкость, а ноги стали менее твердыми.

– Слушай, Мишка, а как бы мне тут в туалет сходить? – спросила она, поставив опустевший стакан на стойку.

– Обыкновенно. Только постарайся не пользоваться писсуаром, это тебя точно выдаст. Туалет вон там. Потом домой поедем?

– Да, я думаю, пора.

Миша коснулся ее локтя.

– Ко мне, ладно?

Анна заглянула в его глаза и за веселым хмелем увидела в них звериную тоску.

– Конечно.

3.

Миша, провалявшись большую часть дня на неприбранной кровати, после обеда все же встал, чтобы заняться отчетом для французского офиса. День для возни с бумагами и письмами был не лучший, так же, как и состояние Миши, корившего себя за вчерашнюю излишнюю невоздержанность во всем, но времени уже не оставалось – французам отчет надо было отправить к утру понедельника.

Заваривая чай, он заметил на столе записку от Анны, в которой она благодарила его за вечер и обещала позвонить «как-нибудь». Он потянулся было к телефону, что узнать, как она себя чувствует, но передумал, поняв, что таким образом он лишь старается отложить минуту, когда придется сесть за работу.

С большой чашкой зеленого чая в одной руке и раскрытым ноутбуком в другой он уселся на диван в кухне и принялся просматривать свои записи. После ознакомления начальника с отчетом – скорее всего, в среду – должна была состояться телеконференция, к которой тоже следовало подготовиться заранее. Хотя работа не была для Миши новой, место он получил недавно, и доказать свою нужность компании ему еще только предстояло. А доказать надо было обязательно – за два безработных месяца его сбережения уже подходили к концу. К тому же, карьерные перспективы, столь важные для него, казались сейчас реальными, а значит, стараться стоило.

Миша уставился в экран, на точку в конце первого предложения, и, не в силах сосредоточиться, отвлекся, вспомнил с застарелой злостью, каким позорным провалом закончились его усилия на предыдущей работе в табачной компании всего лишь из-за одной маленькой оплошности.

Усилия Миша решил приложить, когда узнал, что начальницу маркетингового отдела, в котором он исполнял обязанности одного из координаторов, переводят в другой офис. Женщиной она была видной и уверенной, но, по наблюдениям Миши, семейно-сексуальная жизнь ее все же похрамывала, и ему пришло в голову, что, удовлетворив это ее такое явное желание женского счастья, он сможет добиться – в качестве благодарности – ее нынешней должности.

Хотя решение и было тривиальным, Мише оно далось непросто – в последний раз он спал с женщиной на первом курсе института, после чего понял, что искренне гетеросексуальным ему уже не стать никогда. Женское тело в постели казалось ему слишком мягким, чересчур пассивным. А вне постели пассивность сменялась капризами и глупыми запросами, которые ему вовсе не хотелось удовлетворять.

Однако в начале четвертого десятка лет его желание карьерного успеха достигло такого накала, что он почувствовал себя готовым к любым средствам на пути к этой цели.

К его продуманным ухаживаниям Елена отнеслась с заинтересованностью, подтвердившей догадку Миши о ее проблемах с мужем. Почувствовав мужчину рядом с собой, она скоро заторопилась к постельной стадии, и после нескольких ужинов в ресторанах Миша, приняв для верности виагру, осуществил то, к чему так стремилась начальница, и что было так противоестественно его физиологическим желаниям.

После первого секса изменений в служебном положении Миши не произошло и даже не наметилось, и он продолжил ухаживания, которые в представлении Елены уже начали превращаться в отношения – вопреки Мишиным планам лишь развлечь начальницу и потешить ее женское самолюбие.

Очередное свидание, начавшееся в ресторане, скоро переместилось в Мишину квартиру, в которой он заранее убрал из вида фотографии и предметы, которые могли бы показаться слишком личными или двусмысленными. После несколькоразового секса, сопровождавшегося женскими стонами удовлетворения, Миша с извинениями скрылся в ванной, оставив Елену устало возлежать на диване. Он отсутствовал не больше десяти минут, но когда вернулся, от усталости начальницы не осталось и следа. Она стояла посреди комнаты, плотно затянутая в простыню, и постукивала по ладони коробкой с видеодиском.

– Послушай автоответчик, – предложила она.

– Там что-то важное?

– Очень важное!

– И, наверное, конфиденциальное? – прищурился Миша. – Что-то, что касается только меня?

– Вот это касается и меня! – зло прошипела Елена, повернув коробку обложкой, на которой обнимались два полуголых мужчины. – Зачем ты со мной спишь?

– Потому что мне это нравится? – пожал плечами Миша.

Елена, брезгливо поморщившись, швырнула коробку в кресло и шагнула к дивану, возле которого валялась одежда – ее и Мишина вперемешку. Она подцепила свои трусы и принялась натягивать их, придерживая другой рукой простыню на груди. Миша наблюдал за ее неловкими движениями, довольный тем, что сам он вышел из ванной в трусах. Елена все никак не могла справиться со столь простым предметом туалета и, пытаясь попасть ногой в трусы, неловко подпрыгнула и упала на пол. Удержаться у Миши не получилось – он прыснул, даже не успев зажать рот ладонью.

– Выйди отсюда! – взвизгнула начальница. – Дай мне одеться!

Миша бросился к автоответчику, едва за Еленой захлопнулась дверь.

– Медвежонок, привет, – присюсюкнул автоответчик голосом одного из Мишиных периодических партнеров по сексу. – Я тут посмотрел интересное кино, и у меня так стоит, что только ты меня спасешь. И еще у меня есть волшебный пузырек из Амстера! Адрес ты знаешь!

– Придурок! Идиот! Сколько раз я просил не называть меня этим тупым медвежонком! – выкрикнул Миша автоответчику и рухнул на диван.

Заявление об увольнении Миша подал на следующий день, не дожидаясь слухов и косых взглядов, и начальница, тоже, вероятно, опасавшаяся тех же слухов и взглядов, удовлетворила его просьбу в тот же день. Спустя пару часов после начала рабочего дня Миша покинул офис, в котором проработал три года и на который возлагал большие надежды.

После телеконференции большая часть Мишиного времени уходила на звонки и письма, встречи и дополнительные обсуждения. Французы сообщили, что в феврале компания должна открыться официально, для чего пора найти офис, закончить оформление документов и перевод каталогов.

Несмотря на всю эту суету, ранние зимние сумерки замедляли Мишу. Стоило включиться желтым уличным фонарям, как текст в бумагах становился тяжелым, нагоняющим сон, и тогда Миша перебирался в кресло в комнате и подолгу сидел в темноте, поглаживая спящую на его коленях кошку. Эти его вечера тянулись, как сырная слюнка от куска пиццы. Всю неделю он не общался со знакомыми, игнорируя призывы автоответчика, а свободные минуты тратил на размышления, методично искал зерно своих давно проросших страхов и опасений. Его тревожило близящееся тридцатитрехлетие, Новый год и с ним новогодняя резолюция – ежегодная попытка добиться большего и лучшего. Перебирая мысленно ее пункты, некоторые из которых перекочевали из прошлогоднего списка, он отмечал свои слабые места и беспрестанно корил себя за них. Из-за давнишней проблемы – боязни сесть за руль чего бы то ни было, Миша не заводил прав и не покупал машину, хотя дежурные вопросы более удачливых в этом отношении знакомых уже переросли в подначки. Но фобия эта была, конечно же, не главным страхом. Гораздо более страшной ему представлялась болезнь, которая лишит возможности зарабатывать, и одинокая старость. Понимая, что он – здоровый привлекательный мужчина с ворохом связей и хорошим рабочим опытом – стоит на ногах вполне твердо и пользуется популярностью в своем круге, Миша все же вжимался в кресло, гладил механическим движением безмятежную кошку и смотрел невидящим взглядом в телевизор. «Нет работы, нечем платить за квартиру, заболею, платить за врачей нечем, все отвернутся, останусь один, потеряю документы, надо будет ехать туда, потеряю ключ, не смогу попасть домой… Хотя, нет, ключ есть у хозяйки…». Растерянный, он терся щекой о бок кошки: «Бьянка, девочка моя! Проголодалась? А пойдем на кухню, покормлю тебя, моя красавица! Чтобы ты мне лицо не обожрала, когда я тут откинусь в одиночестве».