– Да, она хороший доктор. Значит, после Нового года пойдешь?
– Представляешь? Четвертого января показаться еще раз, а на какое назначат, даже не знаю. Фу, я и так не большой любитель этого дурацкого Нового года, а тут еще об этом думать! Не могу, Март! Избавиться и забыть, забыть…
– Избавишься, но забыть не удастся, и не надейся, – со вздохом ответила Марта. – А ты мужу сообщить не хочешь?
– Нет, Марта! Нет! Все, забыли мужа! Его, кажется, очень устроило то, как мы разошлись. Чем меньше людей будут об этом знать, тем меньше я буду слышать этих идиотских вопросов вроде, не хочу ли я оставить ребенка, и как я могу так поступать! Как могу, так и поступаю!
Марта потянулась к полупустой чашке Анны и долила в нее чая из белого чайника с изогнутым как лебединая шея носиком.
– А что у тебя с квартирой?
Анна цокнула языком: «Давай, добивай. Еще спроси, как у меня с работой».
Марта плавным движением поставила чайник на стол, наклонилась и накрыла своей ладонью ладонь Анны: «Послушай, тебе не кажется, что ты сосредоточила свою жизнь вокруг каких-то скучных вещей? Работа, квартира? Ты что, действительно, об этом хочешь думать?».
– Ну почему же? Круг интересов у меня теперь расширился. – Она указала рукой на живот.
– Ань, если ты будешь думать только об этом, то ничего нового тебе жизнь не предложит. Только этим и придется тебе заниматься. Попробуй отвлечься, прогуляйся, посмотри на что-нибудь новое, интересное… Не знаю, почитай что-нибудь увлекательное… В большинстве случаев мир ужасен только потому, что ты сам считаешь его таким.
Уставившись на линолеум, крапинки на котором напоминали арбузные косточки, Анна молча кивнула, соглашаясь со словами Марты.
– В конце концов, – продолжила Марта, – это бытовые мелочи, которые всегда будут с тобой, с любым из нас. В нашей жизни всегда есть и работа, и квартира, и тело требует внимания, но помимо этого должно быть еще что-то, какие-нибудь источники удовольствий.
– За которые потом приходится платить или расплачиваться.
– Зато за них платить приятнее, чем за квартиру.
Марта улыбнулась и убрала свою ладонь с руки Анны, словно давая ей знак, что сеанс сочувствия пора заканчивать.
Анна, освобожденная, откинулась на спинку стула.
– Я завтра еду на вечеринку с Бужинским. На дачу.
– А, ты подружилась с Мишкой, да?
– Ну да, в общем. Он забавный. – Анна подумала и добавила: – И отзывчивый. А вы с ним не в ссоре? Он почему-то отказался сегодня заехать со мной к тебе. Сказал, что занят, но мне показалось, что он просто не хочет.
– Да нет. Думаю, дело в том, что мы слишком хорошо знаем друг друга. Ему просто неинтересно.
– Странно. Это же наоборот хорошо, когда хорошо знаешь кого-то… Не надо играть в игры, притворяться…
– А может, он как раз в игры и хочет играть?
Домофон противно пискнул, и Миша поспешил к трубке в коридоре, на ходу натягивая майку.
– Кто? – строго спросил он.
– Мишка, ты готов? – треснула голосом трубка. – Выходи. У тебя тут машину поставить некуда.
– Сейчас. Три минуты.
– Все? Идем? – спросила Анна из комнаты и приподнялась в кресле.
– Сейчас. Я лицо в порядок приведу. Сложи пока в сумку бутылки и сыр с фруктами, ладно? В кухне на диване все лежит.
В ванной Миша торопливо растер на лице крем, потом положил в косметичку зубную щетку с пастой и, помешкав, добавил пару презервативов. Когда он вышел в коридор, свежий и почти готовый идти, Анна уже надевала пальто, поглядывая на себя в зеркало.
– Ты все? – спросила она и накинула на плечи зеленую шаль.
– Одеваюсь. А что так много сумок? В этой что?
– Это моя. Там книги… Сегодня купила. Плеер…
– Оставь здесь! Ты что, читать там собралась?
– Ну, не знаю…
– Выкладывай! – приказал Миша и усмехнулся. – Тургеневская барышня, блин, едет на дачу! Ты еще зонтик кружевной возьми!
Миша увидел машину Иванны на обочине, едва они вышли из подъезда, и сразу поспешил к ней через сугробы.
– Давай, залезай, – пропустил он Анну на заднее сидение, потом уселся рядом и осторожно захлопнул дверь. – Ванька, привет. Вы же с Аней встречались, да?
Иван потянул из рук Миши пакеты, поставил их на переднее сидение.
– Да. А ты чего сзади сел-то? Боишься, что ли, со мной ездить?
– Конечно, боюсь! Ты так водишь, что тебе самому должно быть страшно.
Иван цокнул языком.
– Не мог завести себе фобию попроще, – пробормотал он и завел машину. – Пауков каких-нибудь, они хоть реже машин встречаются.
– Я все слышу! – наклонился к водительскому сидению Миша.
– Поздравляю, у тебя хороший слух! Ну что, сразу едем или в магазин какой еще надо заехать?
– Сразу, уже все купили.
Машина, шлепнув в свое днище снегом, тронулась не очень плавно, и Миша тут же порицающе поджал губы, едва удерживая в себе язвительные комментарии.
Иван, явно обиженный недоверием Миши к его водительским способностям, запричитал на первом же перекрестке, бросая через зеркало заднего вида взгляды на своих пассажиров.
– Ой-е-ей! Сколько машин, кто же кого пропускает? Или здесь светофор? Где светофор? Мамочки!
Миша повернулся к Анне, игнорируя водительскую издевку.
– Ну как, ты квартиру посмотрела сегодня?
Анна расширила глаза, покачала головой: «Ужас. Хозяин – пьянь-рвань, обои как будто на сале клеили, все в разводах жирных. Б-р-р. Дрянь ужасная. Даже агентша согласилась, хотя им обычно лишь бы впарить».
– Да-а-а. Но сейчас же вряд ли что нормальное найдешь. Кто перед Новым годом будет сдавать квартиру? Не до этого, майонез-горошек сейчас важнее.
– Ты чего, квартиру ищешь? – поинтересовался Иван.
– Ищу, – вздохнула Анна. – А у тебя есть что предложить?
– Да нет. Марко просто тоже сейчас ищет. Микаэлла, помнишь Марко?
Миша тут же закивал: «Ну конечно, помню. Такого принца не забудешь. Как у него дела, кстати?».
– А, – махнул рукой Ваня. – Скоксился весь. Таскается с малолетками. Одна его даже обчистила. Прикинь, он потом на эту пидовку в «Мистери» наткнулся, а она вся в его шмотке, нарядна-а-я!
– Бедный Марко! – Миша прижал ладонь к груди. – Что ж он так неаккуратно?
– Да, представляешь, проститутка какая? Не-е-т, мы такими не были!
– Не были. Мы были бедными, но гордыми.
– Точно. Ой, б…ь, я, кажется, на красный проехал! Так послушно крался мимо этого мента, что не заметил светофора!
Миша зажмурился, сжав похолодевшие ладони в кулаки, и тут же услышал шепот Анны: «Чего ты боишься, у нас такая маленькая скорость, что ничего случиться не может». Он кивнул и отвернулся к окну, пытаясь отвлечься на рекламные щиты и пешеходов.
Когда-то, в уже далеком и удалявшемся с каждым днем новосибирском детстве сослуживец отца сбил одного вот такого пешехода, мальчишку. От того дня в памяти Миши остался лишь черно-белый ранец с желтым улыбающимся львенком на крышке, отлетевший от перекрестка к обочине, и боязнь транспорта. Пока отец и водитель хлопали дверями машины, бегали вокруг лежавшего неподвижно ребенка и объяснялись с милицией и скорой, Миша все смотрел на ранец, не отводя взгляда, и представлял себя лежащим на том перекрестке, на месте того мальчишки.
И сейчас, спустя уже лет двадцать, он боялся машин, боялся и ездить в них, хотя и понимал набравшимся знаний и опыта умом, что ситуация напоминает дешевый голливудский сюжет. Но он все так же отчетливо видел тот ранец и все не мог вытеснить картинку и ощущение холода в животе, которое она вызывала.
Его память, впрочем, всегда была такова: выхватывала деталь и помнила ее годами, уничтожая постепенно все подробности, кроме этой одной. Вот, например, щербинка на зубе одного из любовников. Сколько раз уже вспоминалась она, но кем был он? Как его звали? И где это было?
Миша нахмурился, пытаясь в какой уже раз вспомнить этого мужчину, а с ним и других, немалочисленных. В такие бессильные моменты он мечтал о поисковой машине для своей памяти, устроенной наподобие механизмов поиска в интернете – чтобы искать можно было по текстовым описаниям, картам, картинкам.