Много хлопот доставило нам изменение принципов обложения сельского населения. К 1926 году налог на кулаков значительно возрос, увеличились льготы коллективным хозяйствам. В следующие три года политика ограничения кулачества потребовала дополнительных организационных усилий. Кроме того, в 1926 году был введен военный налог с тыловых ополченцев. Он взимался с элементов, лишенных по закону избирательных прав. Эти «лишенцы», как их тогда обычно называли, не служили в Красной Армии и зачислялись в возрасте от 19 до 40 лет в тыловое ополчение. Финансовые инспектора лично отвечали за правильность этого обложения.
Так в каждодневной практике приобретался опыт. Впрочем, приобретали его не только мы, рядовые сотрудники, по и финансовые работники крупного масштаба. Случались промахи у нас, случались и у них. Однажды в правлении Цекомбанка мне рассказали о «ляпе», допущенном по линии экономических и культурных связей СССР с Веймарской республикой. Кинофильм Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потемкин“», быстро снискавший себе всемирную славу, продали для проката частной кинофирме в Берлине. Конечно, преследовалась прежде всего цель воздействовать большевистским искусством на общественное мнение. Но зачем же было упускать при этом материальную сторону дела? Наше государство напрягало все силы, чтобы обеспечить финансовую базу индустриализации, и очень нуждалось в валюте. А работники кинофонда уступили шедевр советского киноискусства за какие-то гроши буржуазным дельцам. Последние же быстро нажились и, используя популярность замечательного фильма, за короткое время собрали кругленькую сумму, в сотни раз перекрывшую расходы на его покупку.
Огромной школой всесоюзного масштаба явилась для всех советских граждан первая пятилетка. Раньше мы работали по годовым планам. В перспективном планировании закладывались основы нашего умения ставить в будущем перед страной еще более грандиозные проблемы. Первая пятилетка была трамплином последующих взлетов, а на ее уроках, со всеми ее гигантскими достижениями и отдельными, хотя и чувствительными просчетами, учились кадры. Наступление социализма развернулось по всему фронту. Аграрная Россия прекращалась в индустриально-аграрную державу. И финансы наряду с реконструируемой промышленностью и коллективизируемым сельским хозяйством вносили в общее дело свою лепту. На основе решения февральского Пленума ЦК BKI1 (б) 1927 года мы боролись за резкое снижение цен. Затем на повестку дня встали осуществление строжайшего режима экономии, сокращение излишеств в государственном аппарате, упразднение лишних звеньев в товаропроводящей сети, ненужных филиалов и представительств, максимальное накопление товарных и денежных резервов.
В апреле 1927 года постановлением ЦИК СССР с нового окладного года вводился единый сельскохозяйственный налог на лиц, занимающихся сельским хозяйством, а также на коммуны, артели, товарищества и совхозы, получающие доход от полеводства, луговодства, скотоводства, огородничества, бахчеводства, виноградарства, садоводства, табаководства, пчеловодства и связанных с деревней неземледельческих заработков. Всякие надбавки к этому налогу были запрещены, а по его окладному листу не разрешалось взимать одновременно иные налоги. Уисполком потребовал от Клинского уфо провести в течение двух месяцев собрания во всех деревнях, познакомить на них население с постановлением, затем представить данные о доходности и сроках уплаты налога по волостям и проверить списки освобождаемых от уплаты. Все лето ушло на составление перечней налогоплательщиков, рассмотрение различных спорных вопросов и подготовку нового отряда налоговых работников низшего звена для деятельности на местах.
В самый разгар этих мероприятий нас внезапно застигло непредвиденное событие. Бесконечные империалистические провокации против советских представителей за рубежом и массовые разговоры о возможной войне блока буржуазных стран против СССР вызвали среди части граждан панику. Началась повальная закупка муки и сахара. Кулаки и кое-кто из середняков стали придерживать у себя товарный хлеб и не пускать его в продажу. По указанию партийных органов пришлось проводить специальную разъяснительную кампанию. Слухи улеглись только через несколько месяцев.
Остро стоял вопрос об экономии государственных средств. Экономию можно понимать по-разному. Приведу такой пример. На Клинской уездной партийной конференции в прениях по докладу у ком а делегаты резко критиковали директора одного из стекольных заводов за нерациональную трату средств. Он распорядился покрыть двухэтажные деревянные дома оцинкованным железом. Жилья не хватало, рабочие ютились порой в одноэтажных холодных бараках, и форсировать жилищное строительство следовало всеми возможными путями. Делегаты указывали, что если бы сделали крыши для этих домов из обычного кровельного железа, то за счет разницы в цене удалось бы возвести дополнительно несколько зданий.
Отвечая на критику, директор привел в свое оправдание английскую поговорку: «Я не столь богат, чтобы приобретать дешевые вещи», — и заявил, что оцинкованные крыши прослужат дольше, а это с лихвой перекроет расходы на них. Но когда его попросили доказать свою правоту с цифрами в руках, он не сумел этого сделать, так как исходил из самых общих соображений, а не из конкретных расчетов.
Слово взял присутствовавший на конференции председатель губисполкома К. В. Уханов. До меня, сказал он, выступал здесь директор, которого совершенно справедливо критиковали коммунисты-стеклодувы за мнимую рачительность, а фактически бесхозяйственность. Поговорки тоже надо применять с умом. На новых зданиях он оцинковал крыши, а в бараках в это время простужаются и болеют рабочие, переселять же их пока некуда. Директор напоминает щеголя, у которого на голове — каракулевая шапка, на шее — шелковый галстук, а на ногах — опорки. От такого хозяйствования проку немного. Между тем элементарный подсчет показал бы, что не только стекольному заводу, но и государству было бы сейчас выгоднее сэкономить на крышах, чтобы выиграть в другом…
Последние крупные финансовые мероприятия уездного масштаба, в которых мне довелось принять тогда участие, были связаны с очередными задачами, вставшими перед страной в конце 20-х годов: выполнение первого пятилетнего плана и коллективизация сельского хозяйства. Борясь за расширение накоплений как источника индустриализации, мы стремились сократить накладные расходы, ускорить оборачиваемость средств, способствовать росту производительности труда и рационализировать работу промышленности. Основным путем для этого было внедрение хозрасчета, а подавляющую часть единого финансового плана составили капитальные вложения в народное хозяйство. Чтобы мобилизовать трудовые сбережения, мы развернули широкую агитацию в поддержку государственных займов. С 1926 по 1929 год было выпущено 15 внутренних займов.
Когда я стал заведующим уфо, то мне сразу же бросилось в глаза, что частично займы размещаются среди населения, а другую их часть приобретают организации и предприятия, видя в них источник размещении своих резервных капиталов. Поэтому приток новых средств был слабым. Происходила как бы простая замена депозитов, длительно хранившихся в Госбанке, облигациями.
А с 1927 года завоевали себе место массовые займы. Агитация по городам, волостям и селам дала свои результаты. Наши «летучие бригады» из финансовых работников и комсомольцев все чаще сообщали о коллективной подписке населения на заем с оплатой в рассрочку. Эта картина, впрочем, была характерна для всей страны, и к осени 1929 года уже три четверти государственного долга состояли из таких массовых займов и лишь четверть — из займов рыночных. В результате доходы от размещения внутренних займов по Клинскому уезду повысились примерно в 8,5 раза. Важную роль сыграла в этом деятельность постоянных комиссий содействия госкредиту и сберегательному делу.
Хочу привести здесь четыре цифры: в период ограничения кулачества сельскохозяйственные артели колхозного типа составляли в кредитовании по уезду менее 9 процентов, а в период массовой коллективизации — около 56 процентов. Единоличники — соответственно 56 и 5 процентов. В этом нашла свое отражение близившаяся победа колхозного строя. Как же обстояли конкретно дела в клинской деревне? Начинали мы скромно. В 1926 году в уезде имелось всего 15 совхозов, а сельхозартели легко пересчитывали по пальцам. Продукции они давали лишь около 1 процента, а отдельно по зерну — около 4 процентов. Через год картина существенно изменилась. После решения XV съезда ВКП(б) о коллективизации успешно развивалась вся сельскохозяйственная кооперация: кредитные товарищества, молочные коопера тивы, артели и коммуны. Громкую славу снискала коммуна «Восьмой Октябрь» в Спасо-Нудольской волости, где было хорошо налажено хозяйство. Гордились мы также Васильевским кредитным и сельскохозяйственным товариществом в селе Козлове Оно возникло еще в 1902 году. Потом распалось и восстановилось уже при Советской власти и в другой форме, в 1921 году. В него входило 1115 человек, вносивших первоначально 10-рублевый пай.