Изменить стиль страницы

— Ронни, — дрожащим голосом позвала Шила. — Прости меня, но мне очень плохо… Сейчас в моей жизни сразу двое мужчин, которым я причинила боль.

— Оставь это! — равнодушно перебил он, надевая пиджак.

Бледнея от страха, что любимый человек уходит навсегда, она умоляюще сказала:

— Останься.

Роналд прекратил завязывать галстук и не без иронии спросил:

— Решила сменить гнев на милость?

— Зачем ты так?

— Хватит играть в кошки-мышки, дорогуша, — жестко отозвался он, продолжая возиться с галстуком. — Я щадил твое самолюбие и не позволял себе ничего лишнего.

— Но ты и так делал все, что хотел…

— Ошибаешься, милая, я еще и не начинал. Отныне мы будем играть по другим правилам. И запомни — в следующий раз, когда мы останемся наедине, ты в этом убедишься. Я получу то, что хочу!

Он, не оглядываясь, вышел. От звука захлопнувшейся двери Шила вздрогнула, как от удара плетью. Брошенные им на прощание слова означали одно: ей, грезившей о счастливом и долгом союзе с Роналдом, суждено стать всего лишь его любовницей. Тоска, граничившая с отчаянием, охватила ее, потому что любовь обернулась вовсе не подарком судьбы, о котором она подсознательно мечтала. Любовь — это боль и безысходность, если избраннику твоего сердца нужна лишь физическая близость, а все твои нежные чувства к нему не стоят и ломаного гроша.

До самого утра Шила не смыкала глаз, отчетливо представляя себе дальнейший ход событий, вернее, своих отношений с Роналдом Ирвингом. Да, став его подругой, она будет летать с ним в экзотические страны, носить дорогие наряды и получать в подарок драгоценные безделушки. Возможно, он даже поселит ее в своем доме, но рано или поздно всему придет конец…

Любой ребенок без сожаления выбрасывает надоевшую игрушку, которую изучил вдоль и поперек, когда ему на глаза попадается новая.

Шила не сомневалась — какое-то время постель будет приносить им обоим радость, однако она же может стать распятием ее любви, потому что у Ирвинга начисто отсутствует уважение к женщине как таковой. Он по природе своей разрушитель. И поддаться ему — значит похоронить в себе личность. Вот почему, хотя бы из чувства самосохранения, она должна собрать волю в кулак…

На следующее утро, в воскресенье, Шила отправилась к Тимоти. Ей было по-настоящему перед ним совестно, он не заслуживал того удара, который получил вчера. Вряд ли существуют слова, способные хоть частично смягчить его боль, однако еще хуже, если она не попытается объяснить свое предательство…

Единственное, о чем Шила молила сейчас Бога, — чтобы матери Тима не оказалось дома. Та с самого начала ее недолюбливала. Каждый раз в присутствии сына, которого обожала, делала вид, будто рада ей, но Шила часто ловила на себе косые взгляды, сопровождаемые при этом фальшиво-сладкой улыбкой.

Через полчаса Шила подъехала к внушительных размеров дому. Фанни Стринг гордилась и своим родовым гнездом, и тщательно ухоженным газоном, и роскошными цветами, которые вырастила под окнами. Как назло, хозяйка, вооружившись тяпкой, именно сейчас боролась с сорняками.

Увидев на дорожке Шилу, она сурово поджала губы.

— Тим дома?

По тому, как Фанни решительно преградила ей путь, Шила поняла: если и не все, то что-то мамаше известно.

— Не думаю, что он захочет видеть тебя. Я всегда была убеждена, что вы не пара, и оказалась права.

— Фанни, позвольте мне повидаться с ним. Я должна поговорить с вашим сыном.

В глазах миссис Стринг сверкнула лютая ненависть.

— Хорошо. — Она открыла дверь и позвала: — Тимоти, выйди на минутку.

— Да, я сейчас, — послышалось из глубины дома.

— Приехала твоя Клеопатра! На сей раз полностью одетая.

Шила вспыхнула: значит, Тим умудрился посвятить ее во все детали! Это совсем не по-мужски, зато в полном соответствии с характером отношений между ним и матерью. Какая же он, в сущности, тряпка! И с таким мужчиной она надеялась обрести счастье?

На пороге появился Тимоти. На нем были джинсы и футболка, руки в карманах, волосы аккуратно причесаны. Лицо каменное, побелевшее.

— Я не хочу тебя видеть, Шила. Уходи!

— Тим, я понимаю, что ты чувствуешь…

— Ты этого и представить себе не можешь… — непослушными губами произнес он. — Можешь считать нашу помолвку разорванной.

— Пожалуйста, выслушай и дай мне объяснить…

— Я ничего не хочу слышать, — резко перебил он. — Никогда не поверил бы, что Шила Грейс, которую, мне казалось, я хорошо знал и уважал, всего лишь безнравственная и развратная особа, способная втоптать в грязь самое святое чувство.

Шилу передернуло. Неужели и правда, с болью подумала она, в любви столько же возвышенного, сколь и низменного?.. В отношениях с Роналдом ее пугало именно это, вернее и отталкивало и влекло одновременно.

— Когда мы с тобой впервые встретились, ты боялась секса как огня, потому что именно этот аспект человеческих отношений причинил тебе в свое время душевную боль. Я не настаивал на близости, знал, что должен дать тебе время оправиться; отогреть, не замутить чувства, которое, как прекрасный цветок, постепенно расцветало в наших душах.

— Да, так было, пока я не встретила Роналда Ирвинга, — взволнованно воскликнула Шила. — Я пыталась честно тебе признаться, но разговора, если помнишь, не получилось, и ты ушел, не выслушав все до конца.

— Зато мое место в твоем сердце занял мужчина, предпочитающий не разговаривать, а действовать.

— Зачем ты так? Мне бесконечно стыдно… Но в Роналде Ирвинге есть нечто такое, что заставляет меня терять голову.

— Тогда для чего ты пришла? Сказать, как тебе нравится не со мной заниматься любовью?!

— Тим, видит бог, я за многое тебе признательна… Мы долго были вместе, нас многое по-настоящему привязывало друг к другу. Мы должны постараться остаться друзьями, несмотря ни на что…

— Не дай ей заговорить тебя! — За спиной сына как из-под земли выросла Фанни.

— Пожалуйста, не вмешивайтесь. Вас это не касается.

— Меня здесь все касается! — злобно выкрикнула миссис Стринг.

— Мама, дорогая, пожалуйста, успокойся, я справлюсь сам.

— Будь тверд и непреклонен, Тим! Ты связался с женщиной без стыда и совести. Я поняла это, едва взглянув на нее. Разве я не предупреждала тебя?

— Да, мама.

— Почему бы вам не оставить Тима в покое и дать ему возможность думать самому?

Фанни злобно прищурилась.

— Ах, вот как ты заговорила? Почти два года прикидывалась овечкой и вдруг осмелела. Уж не потому ли, что подцепила такого богача, как Ирвинг?.. Крутишь с ним роман, а моего сына намереваешься держать про запас — на случай, если окажешься у разбитого корыта? Так и будет — вот увидишь. Такие, как Ирвинг, не дураки, чтобы жениться! Слава богу, и Тимоти наконец поумнел. С вашей помолвкой покончено. Забудь дорогу к нашему дому, шлюха!..

Шила молча развернулась и пошла к машине. Всю дорогу домой думала не столько об ужасающей сцене, сколько о том, как жить дальше. К прошлому возврата нет. Шила сняла с пальца кольцо — подарок Тимоти и сунула в карман джинсов, жалея, что не швырнула его в лицо Фанни.

С будущим тоже все ясно. Теперь она сознавала, что значит любить мужчину по-настоящему, несмотря на его высокомерие, властность, жестокость, без надежды достучаться до сердца… Значит, ей суждено страдать, испытывать адские муки, но все-таки горячо и страстно любить. Хуже, если бы она никогда в жизни не узнала, как велико и захватывающе может быть это чувство.

7

На следующее утро, едва придя в офис, Шила сразу же заглянула к Тимоти, намереваясь вернуть ему кольцо. Но Тимоти не оказалось на месте.

— Ищете Стринга? — спросила одна из девушек, оторвавшись от работы. — Он звонил десять минут назад и сказал, что заболел.

— Что-нибудь серьезное?

— Не думаю. Пожаловался на головную боль. Может, простыл? В жару так бывает. Да вы позвоните ему, он же дома.

— Да, да, конечно.