Вызывают на свидание. Конец связи.

23.03.2011

Мыши

Яша протягивает сложенную лодочкой ладонь, улыбается: «Не боишься?». Заглядываю внутрь. В руке сидит мышонок. «Не боюсь». Глажу мышонка по спине, он немного прядет носом, но не пытается вырваться или убежать. «Что это с ним?». «Ручной». Яша показывает пластиковое ведро, там питомцу оборудовали гнездо из салфеток. «На Березани у меня совсем дрессированные мыши были, я их в карманах носил. Посажу утром в карман, крошек им насыплю и хожу так целый день. Сидят, копошатся, не убегают. Менты на шмоне нащупают, что в кармане что-то есть, вытащат, потом матерятся.

За пару дней мышь приручить можно. Тем более, если ты ее в руках подержал, она уже к своим не вернется, не пустят из-за запаха. Садишь ее на тумбочку — не убегает, куда ей бежать? Я их в ведро ловил. Под кроватью ведро стояло, туда за ночь штук пять нападало. Взрослых кошке отдал, а маленького себе оставил. Главное — не выпускать их раньше времени, а как приживутся, можно будет даже на улицу выносить, за тобой будут бегать, как собаки».

У Якова закрытая форма туберкулеза. В исправительный центр он перевелся из колонии строгого режима. Больные туберкулезом живут отдельно от всех, если у кого-то начинается заразная, открытая форма — его отправляют в больницу. Впрочем, пропустить момент трансформации болезни нетрудно, местная районная больница очень неохотно принимает, а администрация выпускает «зеков». Не так давно Саша, сосед Якова по туберкулезному корпусу, слег с температурой под 40 градусов. Госпитализировали его только лишь через три дня. До конца Сашиного срока осталось меньше двух недель. Почти двадцать лет своей жизни он провел в тюрьмах, с кратковременными перерывами.

Важным аспектом ресоциализации является физический труд. Формально осужденные могут исполнять любую работу за небольшим ограничением, на практике нам остаются лишь рабочие профессии. Лучше всего приходится тем, кто на свободе был сварщиком, электриком, оператором станка. Вчерашние учителя, офисные работники, программисты довольствуются трудом разнорабочих. У меня был выбор работа грузчика, уборка или обтачивание «валов» напильником. Первая вакансия оказалась занята, от второй я отказался сам. Остались валы или взыскание за отказ от работы, я выбрал первое.

Вал — это пластмассовая деталь с тремя отверстиями, которые нужно зачищать напильником, чтобы в них проходили подвижные контакты. Контакты собирают в том же цехе, в отдельной комнате. Потом вал обрабатывается сверху, чтобы он заходил в корпус. Работа совершенно несложная, но монотонная и в прямом смысле этого слова пыльная. Валы делаются из пластмассы, мелкая желтоватая крошка плотно покрывает одежду, оседает на руках и лице. Передачу со спецовкой я еще не получил (сегодня — неприемный день), а костюм, выданный начальником цеха, изнутри, как и снаружи, покрыт слоем жирной грязи и копоти. Раньше он принадлежал сварщику, потом получил вторую жизнь в виде тряпки, и наконец-то поступил ко мне. Надевать историческую спецодежду я не решился под угрозой взыскания, мыться после работы негде, баня будет только лишь в воскресенье. Сошлись на компромиссном варианте: я выполню план за пропущенные дни до конца недели. Вся работа, которую нам поручают, потрясает своей бессмысленностью. Перекладывание снега — зимняя забава для вновь прибывших осужденных; изготовление деталей, которые современный станок может наштамповать за считанные минуты, заменив собой две смены зеков. Это даже нельзя назвать эксплуатацией, эксплуатация должна быть рациональной и приносить прибыль. Наш труд убыточен по определению. Скорее он напоминает буддистские практики по очистке разума, в которых бессмысленные, часто унизительные действия призваны избавить человека от мирских желаний. Но Бодхисаттв из зеков почему-то не получается.

На второй день пребывания в исправительном центре меня вызвал к себе начальник, вербовал в «актив», предлагал доносить на местных «возмутителей спокойствия». «Понимаешь, это же все не твое. Зеки, понятия. Ты же тут случайно очутился?». «Случайно». «Ну вот. Это же отбросы общества. В прямом смысле этого слова. Общество от них отказалось и отправило сюда, чтобы не видеть всего этого. Ты выйдешь отсюда и станешь жить дальше нормально, они выйдут и сядут опять. Они же иначе просто не умеют».

Сегодня вечером опять пойду к Яше, пить чай и смотреть, научилась ли мышь смирно сидеть на тумбочке.

26.03.2011

Прививать шизу

На днях впервые перевыполнил план по обтачиванию валов. Лишенная цели и смысла работа рано или поздно либо превращается в пытку, либо начинает приносить определенное мазохистское удовольствие. Я пошел по второму пути. Большая часть деталей — брак, обтачивая их я не приношу ни малейшей пользы, но не приношу и вреда. Объединяя монотонный труд с медитативными практиками, можно добиться весьма интересных результатов в области расширения сознания. Если я когда-то решу уйти из политического сектантства в сектантство религиозно-эзотерическое — непременно напишу книгу «Дао ржавого напильника» или может даже «Liber Val».

Сегодня, впрочем, вручили валы нового типа, 400 мм. В отличие от тех, что были раньше (250 мм) они уже не подлежат обтачиванию напильником, что с ними делать — не имею представления. Сейчас, например, пытаюсь построить их домиком. Пока что не получается, укреплю конструкцию болтами и проволокой. Условия работы в последнее время несколько улучшились. Впрочем, благодарить за это следует не администрацию исправительного центра, а погоду: стало теплее, и теперь в цехах можно находиться без зимней куртки. В весенний период пребывание здесь становится терпимым. Надеюсь, что не придется задержаться до лета: жара в сочетании с едкой пластмассовой пылью неизбежно превратит цех в преддверие ада.

«К любой работе можно найти творческий подход», — бросил мне начальник колонии, совершавший осмотр своих владений. Издевки со стороны администрации становятся все тоньше — вероятно, чтение моего блога имеет для нее образовательную ценность. Читают блог все, от высшего начальства до сержантов включительно. В последнее время меня обыскивают в несколько раз чаще, чем обычного осужденного. Ощупывая в поисках запрещенных вещей зону гульфика, прапорщик приговаривает: «Читала моя жена вас в интернете… много пишете, ох, много». Пользуясь случаем, передам привет жене прапорщика, и отдельно — всем друзьям и родственникам осужденных, которые тоже читают записи об ИВЦ-132 и даже передают сюда распечатки.

Последним радостным нововведением в нашей жизни стала утренняя зарядка. В 6.10, сразу после подъема, заспанных заключенных выгоняют на улицу. Там они ходят кругами, кашляют, сплевывают, курят, мерзнут, потом возвращаются обратно в помещение. Это называется зарядкой. Всем ясно, что погода в такую рань не гармонирует с физическими упражнениями, у большинства нет спортивной одежды, многие перманентно простужены. Из 150 человек что-то похожее на зарядку делают двое, остальные досыпают на ходу. Все это не имеет ни малейшего смысла. Совсем. В этом еще меньше смысла, чем в перемещении снега с места на место, изготовлении ненужных деталей, сортировке тумбочек по цвету, или же в четырех построениях в течении дня. Сто пятьдесят человек ранним утром должны выйти на улицу, постоять и вернуться обратно. Это напоминает какой-то ритуал: быть может, исправительный центр незаметно для всех оказался захвачен сектой солнцепоклонников, и мы стали невольными участниками их обрядов. Такие действия администрации на местном сленге называются «прививание шизы». Определение весьма верное, большинство инициатив, направленных на укрепление режима — неэффективны, глупы, иррациональны и действительно граничат с безумием. Причем это универсальное правило, которое касается не только тюрем и исправительных центров, но и любых систем, основанных на иерархии, вплоть до государства. Чем больше бессмысленных требований и указаний будет выполнять человек, тем менее критичным станет его мышление, тем проще он закроет глаза на любую несправедливость. Муштра в армии имеет ту же цель: умение шагать, чеканя шаг, еще никому не помогло на поле боя, но из человека, привыкшего не анализируя исполнять любые приказы, куда проще сделать пушечное мясо. Те же принципы, но на более высоком уровне используют многие религии. Вырабатывание покорности через следование бессмысленным запретам — краеугольный камень в фундаменте любой консервативной конструкции, будь то церковь, казарма или тюрьма.