В славянской части, идентичной перечню княжений, есть лишь одно отличие — после простого перечисления уже известных нам полян, древлян, дреговичей, новгородцев, полочан и северян здесь указаны «Бужане, зане седоша по Бугу, послеже же Велыняне». Эта фраза снова возвращается к принципу речных систем и, вероятно, относится к тому же географическому источнику, из которого черпался материал для ряда вставок[163].

§ 13. Без всякой логической связи с предыдущим перечнем, но в несомненной связи с отрывками, помещенными много выше и повествующими о славянах на Дунае (см. § 3, Б₁ и Б₂), стоит известный рассказ о нападениях кочевников на дунайских славян и дулебов (11; 1—18). Эта вставка, вероятно, относится к первоначальному тексту, но на это место она попала при последующей обработке текста Нестора.

§ 14. После третьего упоминания «Полям же живущем особе» следует несколько разрозненных фраз, посвященных географии и этнической принадлежности ряда славянских племен (11; 19.12; 1—10). Обращает на себя внимание тематическая и даже грамматическая несогласованность отдельных отрывков между собой. Порядок и внутренняя логическая связь появляются лишь двенадцатью строками ниже, когда в летописи дается знаменитое этнографическое описание славянских племен.

Приведем эту часть текста, разбив ее предварительно на отдельные куски, связанные внутри единством:

Каждый, из приведенных выше отрывков, во-первых, не связан логически с соседним, а во-вторых, не представляет и сам по себе законченного целого. Обращает на себя внимание пестрота терминологии:

Отрывок А — «нарекошася»;

«Б — «прозвашася»;

«Г — «ся зваху», «живяху» и «седяху».

Отрывок Д является повторением уже сказанного выше в разделе о первоначальном расселении славян и никак не связан с рассказом о злоключениях дулебов во времена аварского владычества.

(6; 2–3): «Такоже и ти Словене (отрывок А — «сущим от рода словеньска») прешедше седоша по Дънепру и нарекошася Поляне (отрывок А — «и нарекошася Поляне»).

(6; 3–4): «а друзии — Древляне, зане седоша в лесех» (отрывок А — «а Древляне от Словен же и нарекошася Древляне»).

Отрывок Б явно связан с рассказом о расселении славян п ведется в прошедшем времени. Древляне, северяне, радимичи и вятичи почти всегда объединены летописцем то как враги полян, то как мирные соседи, то как люди, живущие (в отличие от полян) «звериньским» образом. В перечне же расселившихся в Восточной Европе славян недостает из ближайшего окружения полян именно радимичей и вятичей. Очевидно, эта легенда о приходе Радима и Вятка первоначально находилась в разделе о расселении славян после вавилонского столпотворения или после упоминания древлян или же после упоминания северян (см. 6; 4—10). В таком контексте становится понятным придуманное летописцем объяснение имен радимичей и вятичей от эпонимов — ведь в этом разделе давалось толкование племенных названий (полочане от реки Полоты, древляне от лесных древес, морава от реки Моравы).

Стоит отметить еще один формальный признак различия отрывков Л и Б; если не делать между ними цезуры и читать подряд, то получится противопоставление: ляхи — не славяне, а это противоречило бы яркой и подробной картине деления всех славян на основные группы, нарисованной вначале. Там поименованы все основные подразделения ляхов[164].

Отрывок В должен относиться к такому тексту, который упоминал бы все племена, «живущие в мире». Таким текстом является следующее далее описание свадебных и погребальных обычаев. Список племен и там и здесь одинаков, за одним только отличием: среди «живущих в мире» племен упомянуты и хорваты. Это не может не вызывать недоумений, так как хорваты далеко удалены от компактной массы днепровско-окских племен, составляющих этот список. Нигде в других местах летописи хорваты не упоминаются в сочетании с этими племенами. Следует обратить внимание на то, что следующий отрывок — Г посвящен как раз соседям хорватов, юго-западным славянским племенам дулебов, волынян, уличей и тиверцев.

Вероятно, слово «хорвати» оказалось на «шве», на месте сшивки двух кусков и посредством союза «и» оказалось привязанным не к последующему тексту о дулебах и их соседях (где, естественно, рассматривать прикарпатских хорватов), а к предыдущему куску текста о полянах и их соседях.

Отрывок Г в отличие от отрывка Б говорит не о давнопрошедшей поре расселения, а о географическом размещении племен. Считать этот отрывок, начинающийся с упоминания дулебов, географическим комментарием к рассказу о дулебско-аварских отношениях нельзя, так как в том рассказе Скифией названы Хазарские степи, а здесь Скифия — юго-западная часть славянских племен, земли которых простираются «оли и до моря». Нетрудно усмотреть прямую связь упоминания этих приморских славян в низовьях Днепра с легендой о святом Андрее — просветителе «скифов», поплывшем просвещать славян вверх по Днепру (см. § 9).

Если мы добавим к перечисленным племенам еще хорватов, то получим полный перечень юго-западных племен. Однако на этом своем месте этот перечень производит впечатление искусственно добавленного дополнения.

Рассмотренные все вместе отрывки А, Б, В и Г представляются попыткой предварить этнографическое описание восточнославянских племен общим перечнем их, с указанием их происхождения и географического размещения. Но перечень этот составлен из отдельных фраз, взятых из разных мест; часть взята из этой же летописи (Б и В), часть является повторением написанного (А), а часть (Г) взята из какого-то подробного географического описания, наличие которого у редакторов (а может быть, и у автора) летописи уже ощущалось и ранее (см. § 2).

§ 15. Описание славянских обычаев представляет собой образец целостного, почти ненарушенного рассказа, относящегося к первоначальному тексту. Большое дополнение, взятое из «Хроники» Георгия Амартола, отмечено Шахматовым (13; 16). Вполне вероятно, что от этого рассказа в процессе переделок и перекроек отскочили две фразы, которые очень хорошо связывают эту яркую этнографическую картину с еще более широкой картиной расселения всех славян; написав эти фразы в порядке их последовательности в летописи, но исключив вставки и перестановки, мы получим следующее:

§ 16. Вводная, недатированная часть исторического труда Нестора, которая, по всей вероятности, и называлась «Повестью временных лет», завершается обширной выпиской из более раннего свода (1073 г.) о неудавшейся попытке хазар подчинить себе Полянское княжение (16; 8-17).

Однако и в собственно летописной части, где события изложены по годам, есть некоторые отрывки, занесенные туда в процессе решительных и порой бесцеремонных переделок. Таково известное «Сказание о грамоте славянской» (25; 16–29), которое должно было быть помещено или при описании самых первых событий русской истории в середине IX в. или же во вводной части, предшествовавшей описанию отдельных событий. События, описанию которых посвящено «Сказание», происходили около 862–863 гг.; герои «Сказания» умерли: Кирилл в 869 г., Мефодий в 885 г., а «Сказание» помещено в летописи под 898 г. Следовательно, «Сказание о грамоте славянской» совершенно искусственно вставлено в летопись без какой бы то ни было связи с обрамляющим его с обеих сторон текстом. Целый ряд нитей связи тянется от «Сказания» к вводной части «Повести временных лет». Так, в рассказе о расселении славян уцелела фраза «темь же и грамота прозвася Словеньская» (6; 12).