Изменить стиль страницы

«Кто в Киеве нача первее княжити?»

Начало государства Руси Нестор связывал с основанием города Киева в земле Полян, которую он уравнивал с землей Руси («Поляне яже ныне зовомая Русь»).

Вопрос, поставленный здесь в заголовке, был и в заголовке исследовательской части труда Нестора. Поэтому для нас сейчас важно выяснить степень легендарности или историчности князя Кия и время его княжения, для того чтобы проверить исходную точку начала русской государственности, как она рисовалась первому киевскому историку.

Еще в древности Киев считали «матерью городов русских», а во время феодальных усобиц середины XII в. один из киевлян восклицал: «И кто убо не возлюбит Киевского княжения, понеже вся честь и слава и величество и глава всем землям русским — Киев! И от всех дальних многих царств стекахуся всякие человецы и купци и всяких благих от всех стран бываше в нем»[91]. К тому времени, когда произносились эти слова, Киев уже перестал быть «главою всех земель», но слава одного из крупнейших европейских рынков, куда «из дальних стран стекались разные купцы», держалась прочно и насчитывала тогда уже около четырех столетий. Византийцы и восточные географы, писавшие по-арабски и по-персидски, прекрасно знали красивый торговый город на горе — «Куябу» или «Куявию» (как называли они столицу Руси), знали, что там изготавливают замечательные мечи, оснащают корабли для плавания по южным морям.

Естественно, что очень давно появился интерес к тому, когда же возник этот знаменитый город. Первая русская запись об основании Киева была сделана в одной из самых древних летописей задолго до Нестора. К сожалению, она содержит краткий пересказ давней легенды без каких бы то ни было хронологических примет. Эта запись стала хрестоматийной; она известна всем еще по школьным учебникам:

«И быша 3 братия: единому имя — Кый, а другому Щек, а третиему Хорив, а сестра их Лыбедь. И сидяше Кый на горе, идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третией горе, от него же прозъвася Хоревица.

И сътвориша градък въ имя брата своего старейшаго и нарекоша имя ему — Кыев. И бяше около града лес и бор велик и бяху ловяще зверь. И бяху мужи мудри и съмысльни и нарицахусе Поляне. От них же суть поляне Кыеве и до сего дьне».[92]

Указания на топографию Киева («идеже ныне…») сделаны, очевидно, составителем летописи 1073 г., любившим такие примечания[93].

Политическое соперничество молодого Новгорода с древним Киевом привело в XI в. к тому, что под пером новгородских летописцев, стремившихся поставить свой город в самых истоках русской государственности, время основания Киева было определено непомерно поздней датой — 854 г.[94]. Вероятно, таким же враждебным Киеву людям принадлежит и та пренебрежительная этимология названия города, которую успешно опроверг летописец Нестор: «Ини же несведуще, реша, яко Кый есть перевозьник был. У Кыева бо бяше перевоз тъгда с оноя страны Дънепра — темь глаголаху: «на перевоз на Кыев»[95]. Киевские историки эпохи Мономаха дали достойный отпор этим провинциальным комментаторам. Составитель киевского летописного свода 1093–1095 гг. открывает свое сочинение торжественным панегириком Киеву:

«Яко же бысть древле цесарь Рим и прозъвався в имя его град Рим. Й пакы Антиох — и бысть Антиохия… и пакы Александр — и бысть в имя его Александрия. И по мънога места тако прозъвани быша гради в имена цесарь тех и кънязь тех. Тако же и в нашей стране прозъван бысть град великый Кыев в имя Кыя»[96].

Спустя полтора десятка лет Нестор произвел дополнительные разыскания, изучив современный ему исторический фольклор[97]. Он сообщил ряд интереснейших данных, приближающих нас к установлению даты основания Киева:

«Аще бы Кый перевозьник был, то не бы ходил Цесарюграду. Но се Кый къняжаше в роде своемь и приходившю ему к цесарю, которого не съвемы, но тъкмо о семь вемы, якоже съказають, яко велику честь принял есть от цесаря, при которомь приходив цесари. Идущю же ему вспять, приде к Дунаеви и възлюби место и сруби градък мал и хотяше сести с родъм своим и не даша ему ту близь живущии. Еже и доныне наречють дунайти «городище Киевець». Кыеви же пришедъшю в свой град Кыев, ту живот свой съконьча; и брата его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь ту съконьчашася. И по сих братьях держати почаша род их княженье в Полях»[98].

Лишь после этих разысканий Нестора легендарный Кий приобретает реальные черты крупной исторической фигуры. Это — славянский князь Среднего Поднепровья, родоначальник династии киевских князей; он известен самому императору Византии, который пригласил Кия в Константинополь и оказал ему «великую честь». Речь шла, очевидно, о размещении войск Кия на дунайской границе империи, где поляне построили укрепление, но затем оставили его и во главе со своим князем возвратились на Днепр.

Драгоценные сведения Нестора прояснили многое. К сожалению, ему осталось неизвестным имя того императора, с которым Кий заключал союз. Научная добросовестность летописца не позволила ему фантазировать на эту тему (что часто делали его собратья по перу), и он признался, что имени его «не съвемы». Однако дело не безнадежно: та историческая ситуация, которая отображена Нестором, сама в себе содержит датирующие признаки[99]. Приглашение славянских (антских) князей с их дружинами на византийскую службу широко практиковалось императором Юстинианом (527–565 гг.). Летописный рассказ о князе Кие находит почти полную параллель в повествовании византийского историка Прокопия Кесарийского.

Прокопий, современник Юстиниана, писал о том, что около 533 г. один из военачальников императора, носивший славянское (антское) имя Хильбудий, был отправлен на Дунай для защиты северной границы империи, но потерпел поражение от других славян, попал в плен, а затем (по одной версии) вернулся на родину в землю антов. Вторично Юстиниан обращается к антам (приднепровским славянам) в 546 г., когда отправляет к ним посольство с предложением занять город на Дунае и оборонять империю. Анты на общем вече выбрали Хильбудия и отправили его в Царьград к цесарю[100]. Не будем выяснять запутанные рассказы Прокопия о Хильбудиях, в которых много противоречий и неясностей для самого автора, но отметим, что общая схема событий в византийской хронике и в русской летописи почти одинакова: восточнославянский (антский) князь приглашен цесарем на византийскую службу.

Осведомленность императора о славянских князьях Среднего Поднепровья не должна удивлять, так как ко времени Юстиниана о «русах — народе богатырей» знали не только в Константинополе, но и на тысячу километров южнее, в Сирии, где Псевдо-Захария Ритор составил в середине VI в. свое описание кочевников причерноморских степей и их оседлых соседей («народ рос»), В большей степени удивляет другое, каким образом знаменитый Юстиниан попал в разряд неведомых летописцу цесарей, ведь еще в XI в. в летопись (которую потом продолжил Нестор) были внесены византийские сведения о комете, появившейся в царствование этого императора: «Сице же бысть при Устиньяне цесари, звезда восия на западе, испущающа луча, юже прозываху блистаницею и бысть блистающи дней 20». Знали летописцы и последующих императоров (Макрикия, Ираклия и др.)[101]. Невольно возникает вопрос: не могло ли приглашение Кия в Царьград исходить от другого, более раннего и менее известного императора? Прямого ответа на него не будет, но косвенные соображения возникают.

вернуться

91

ПСРЛ. СПб., 1862, т. IX, с. 202 (1155 год).

вернуться

92

Шахматов А. А. «Повесть временных лет», с. 8, 9. В Новгородской летописи эта легенда пересказана почти дословно, но с небольшим дополнением о языческих обрядах полян: «И бяху же погани; жруще (приносили жертвы) озером и кладязем и рощением, ятю же прочий погани» (язычники) (Новг. I лет., с. 105). Летописной легендой интересовались все историки, писавшее о Киевской Руси. Из специальных работ следует упомянуть: Тершаковецъ М. Переказ про Кия, Щека і Хорива та їх сестру Либедь. — В кн.: Юбілений збірник на пошану ак. М. С. Грушевського». Київ, 1928. Автор полагает, что киевская легенда повлияла на скандинавские саги о Германарихе. Материал Тершаковца использован М. К. Каргером и М. Ю. Брайчевским.

вернуться

93

Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1958, т. I, с. 11–20.

вернуться

94

Новг. I лет., с. 104. Неприемлемость такой датировки основания Киева доказывается существованием армянской версии легенды о трех братьях (Куаре, Мелтеке и Хореване) из земли Палуни, датируемой началом VIII в. (см.: Марр Я. Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси. — Изв. гос. акад. истории материальной культуры (далее: ГАИМК). Л., 1928, т. III; Абегян М. X. История древнеармянской литературы. Ереван, 1948, т. 1, с. 348). Запись киевской легенды в Армении в VIII в. предполагает ее сложение на Руси в более раннее время. Контакты армян со славянами могли иметь место в конце VI в. во Фракии, где действовал Смбат Багратуни, и во время армяно-персидских войн 610–641 гг., в которых участвовали какие-то «русы» (см. Рыбаков В. А. Древняя Русь…, с. 27, 28).

вернуться

95

Повесть временных лет, с. 9.

вернуться

96

Шахматов А. А. Предисловие к Начальному киевскому своду и Несторова летопись. — Изв. Отд. русского языка и словесности (далее: ИОРЯС). СПб., 1909, т. XIII» кн. 1, с. 264.

вернуться

97

Рыбаков Б. А. Древняя Русь…, с. 29.

вернуться

98

Повесть временных лет, с. 9.

вернуться

99

Рыбаков В. А. Древние русы.

вернуться

100

Прокопий из Кесарии. Война с готами, с. 294–297; Рыбаков Б. А. Древняя Русь…, с. 34.

вернуться

101

Лавр. лет. под 1065 г., с. 161.