– Манчади, – продолжал Тремаль-Найк, – кто эта богиня, которую ты называешь Кали и которая требует много жертв?

– Я не скажу.

– Плохо ты начинаешь, Манчади. Мне придется пытать тебя.

– Манчади не трус.

– Перейдем к другому. Мне нужно знать, сколько человек находится на Раймангале.

– Я сам этого не знаю. Их много, и все они подчиняются

Суйод-хану, нашему главе. – Манчади, знаешь ли ты Деву пагоды?

– А кто ж ее не знает?

– Хорошо, расскажи мне об Аде Корихант.

Молния жестокой радости блеснула в глазах Манчади.

– Рассказать тебе о ней! – вскричал он, странно ухмыляясь. – Никогда!..

– Манчади! – сказал Тремаль-Найк. – Берегись, не испытывай мое терпение. Где находится Ада Корихант?

– Кто знает! Может, на Раймангале, может, на севере Бенгалии, может, в море. Может, она еще жива, а может, и умерла.

Тремаль-Найк издал крик ярости.

– Умерла! – вскричал он, заломив руки. – Ты что-то знаешь. О! Ты скажешь! Ты все расскажешь, как только мы начнем жечь тебе ноги.

– Можешь сжечь и руки до самых плеч, Манчади не скажет. Клянусь моей богиней!

– Негодяй, ты что, никогда не любил?

– Я никого не любил, кроме моей богини и моего верного аркана.

– Слушай, Манчади, – вне себя закричал Тремаль-Найк. – Я освобожу тебя, я отдам тебе все, чем владею, до последней рупии, я стану твоим рабом, но скажи мне, где находится бедная Ада, жива она или мертва, скажи мне, есть ли надежда спасти ее. Я ужасно страдаю, Манчади, не заставляй меня страдать еще больше, не убивай меня! Говори, или я разорву тебя на куски своими собственными руками!

Манчади молчал, мрачно глядя на него.

– Но говори же, чудовище, говори! – завопил Тремаль-Найк.

– Нет!.. – воскликнул индиец с несокрушимой твердостью. – Я не произнесу ни слова.

– У тебя железное сердце!

– Да, железное и полное ненависти.

– Ради всего святого, говори, Манчади!

– Нет, никогда!

Тремаль-Найк схватил его за руки.

– Негодяй! – заорал он ему в уши. – Я убью тебя!

– Убей, но я не скажу.

– Каммамури, ко мне!

Он схватил пленника за руки и подтащил к огню. Маратх схватил его за ноги и приблизил к пламени. Жесткая кожа почернела от соприкосновения с горящими углями. Тошнотворный запах паленого заполнил всю хижину.

Манчади трясся, рыча, точно тигр; глаза его налились кровью.

– Держи крепко, Каммамури, – сказал Тремаль-Найк.

Душераздирающий крик вырвался из груди упрямца.

– Довольно… довольно… – проговорил он прерывающимся голосом.

– Ты скажешь? – спросил его Тремаль-Найк.

Манчади скалил зубы, кусал себе губы, но все еще молчал, хотя огонь продолжал жечь его мясо. Прошло еще несколько секунд. Второй вопль, громче первого, сорвался с его губ.

– Хватит!.. – прохрипел он. – Это слишком…

– Теперь скажешь?

– Да… скажу… хватит… Помогите!

Тремаль-Найк одним рывком отодвинул жаровню.

– Говори, негодяй!

Манчади взглянул ему в лицо глазами, полными страха и ненависти. Отчаянным усилием он сел, но тут же повалился на спину с хриплым стоном и остался лежать неподвижно со страшно искаженным лицом и перекошенным ртом.

– Он умер? – испуганно спросил Каммамури.

– Нет, без сознания, – ответил Тремаль-Найк.

– Нужно действовать осторожно, хозяин. Если он умрет раньше чем признается, нам будет мало проку.

– Он не умрет так скоро, уверяю тебя.

– Он скажет?

– Нужно, чтобы сказал. Ты слышал, что Ада, возможно, умирает? Я узнаю об этом все, даже если мне придется выпустить его мерзкую кровь каплю за каплей.

– Не верь, хозяин. Негодяй мог и солгать.

– О я не переживу ее. Если моя бедная Ада умрет, я последую за ней добровольно. Как жестока моя судьба! Любить, быть любимым, и не иметь возможности сделать ее своей! Но я добьюсь своего, клянусь всеми богами Индии!

– Смотри, хозяин, наш пленник начинает приходить в чувство.

Душитель действительно приходил в себя. Дрожь пробежала по его телу; он медленно поднял голову, покрытую большими каплями пота, и наконец открыл глаза. Он открыл и рот, как бы желая что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый звук, похожий на приглушенный стон.

– Говори! – приказал Тремаль-Найк.

Тот не отвечал.

– Видишь этот огонь? Если ты не развяжешь язык, я снова начну пытку.

– Говорить?.. – прорычал Манчади. – Ты хуже, чем убил… ты меня искалечил… я не могу больше ходить… Убей меня, если хочешь… но я не буду говорить. Я ненавижу тебя… а твоя Ада… умрет!.. Я радуюсь, зная, что она испытывает те же самые муки… Мне кажется, я слышу ее вопли… Я вижу ее, привязанную к пламенеющему костру… Суйод-хан ухмыляется… туги пляшут вокруг… Кали улыбается… Вот пламя окутывает ее… Ах! ах! ах!..

И негодяй разразился сатанинским смехом, который слился с первым ударом грома, потрясшим всю хижину до основания.

Тремаль-Найк, как безумный, бросился на индийца.

– Ты лжешь, негодяй! – завопил он. – Это невозможно, невозможно!

– Это правда… твоя Ада будет сожжена…

– Скажи мне все! Я приказываю тебе!

– Никогда!

Обезумев от гнева и отчаяния, Тремаль-Найк снова схватил душителя, чтобы бросить к огню, но Каммамури остановил его.

– Хозяин, – сказал он, – этот человек не вытерпит второй пытки и умрет. Огня недостаточно, чтобы заставить его говорить; попробуем железо.

– Что ты хочешь сказать?

– Предоставь действовать мне. Он заговорит – вот увидишь.

Маратх прошел в соседнюю комнату и вскоре появился, неся что-то вроде сверла, на конце которого были приделаны две спирали из закаленной стали, с остриями, отстоящими на сантиметр друг от друга.

– Что это такое? – спросил Тремаль-Найк.

– Штопор, – отвечал маратх. – Сейчас ты увидишь, как я орудую им, и, клянусь тебе, что ни один человек, даже самый сильный и упрямый, не устоит перед ним.

Он схватил правую ногу душителя и приложил к ступне обе спирали.

– Смотри, Манчади, я начинаю.

Две стальные спирали вонзились в плоть. Маратх увидел, как лицо пленника мгновенно покрылось холодным потом.

– Продолжать? – спросил он его.

Только дрожь пробежала по телу Манчади. Каммамури снова взялся за пытку. Пленник испустил отчаянный крик.

– Признавайся, или я продолжу, – сказал маратх.

– Нет… не надо… Я признаюсь во всем…

– Я знал, что ты заговоришь. Поспеши, если не хочешь, чтобы я взялся за другую ногу. Где Дева пагоды?

– В… подземельях, – еле слышно прошептал Манчади.

– Поклянись своей богиней, что не лжешь.

– Клянусь в этом… Кали.

– Теперь дальше. Какая опасность ей угрожает? Говори все.

– Мне приказали… Ах собаки…

– Продолжай.

– Ада приговорена… Кали осудила ее на смерть… Твой хозяин любит ее… она любит его… Нужно, чтобы умер один из них… Меня послали сюда… чтобы убить его… Я промахнулся…

– Ну же! Говори! – воскликнул Тремаль-Найк, ни пропустивший ни слова.

– Не видя меня… они догадаются, какая судьба… меня постигла… узнают, что ты… еще жив… А нужно, чтобы один из двоих… умер… Ада в их… руках… она умрет… на костре… Кали осудила ее…

– Нет! Я спасу ее!..

Злорадная ухмылка показалась на губах пленника.

– Туги… сильны, – сказал он.

– Но Тремаль-Найк сильнее. Слушай меня, Манчади. Я знаю, что священный баньян ведет в подземелья. Мне нужно знать способ, как спуститься туда.

– Я сказал все… довольно. Можешь убить меня, я и так уже при смерти… но я не… скажу больше. Дай мне умереть…

– Мне продолжать? – спросил Каммамури.

– Я узнал все, что нужно, – сказал Тремаль-Найк. – Я отправляюсь!

– Прямо сегодня ночью?

– Разве ты не слышал?.. Завтра может быть слишком поздно.

– Ночь сегодня темная и бурная.

– Тем лучше: я проберусь незаметно.

– Хозяин, плыть сейчас на Раймангал – это все равно что идти навстречу смерти.

– Нет, Каммамури, меня не остановят все громы и молнии. Дарма!