Они стояли на смотровой площадке Триумфальной арки, город лежал вокруг мокрый и прекрасный, наверное, самый романтичный город на свете. В крови бродило Божоле и пенилось пузырьками счастье.

— О, Боже, Максим, скажи мне еще раз, когда ты получишь развод, — прошептала Даша, чуть отстраняясь от своего спутника, — скажи здесь, sous le ciel de Paris, как у моей любимой Пиаф.

Конечно, Даша знала, когда Макс, наконец, станет официально свободен, когда закончится этот фарс с деревенской девицей, но ей хотелось слышать это снова и снова.

— 17 ноября, через 2 дня после приезда, — ответил ей парень и продолжил свой почти яростный поцелуй, — Черт, я уже промок до нитки, пойдем куда-нибудь под крышу.

— Обещай, что больше никогда не сделаешь такую глупость, как эта женитьба, — продолжала Даша, прижимаясь к Максиму еще теснее, ее холодные пальчики пробрались под его свитер, и по телу парня пробежала легкая дрожь.

— Обещаю, тем более, это совсем не трудно. Я чуть с ума не сошел от этой своей жены, она все делала не так. Потому, что она — это не ты.

Даша слышала то, что хотела слышать, она словно парила над землей, радостная и невесомая, с того самого момента, как позволила себе принять кольцо, как, выпив пару бокалов шампанского, а затем Божоле, уверила себя, что Макс легко подождет ее два года. Она закончит Уортон и вернется в Ростов, ну и черт с ней, с этой идеей поработать в США или в Европе, найдет себе отличное применение и дома. Первоначальные планы, конечно, были хороши, но ведь на то она и разумный человек, чтобы уметь эти планы корректировать.

Еще через пару часов они сидели счастливые и сытые в небольшом ресторанчике в Латинском квартале, над залом царил полумрак и за соседними столиками шумели компании студентов.

— Дашка, я думаю, ты первый человек, который явился сюда с пакетами Gucci и Lancel, — улыбнулся Максим.

— Вполне возможно, — проговорила довольная Даша, — Но ты же знаешь, я считаю, от жизни нужно брать абсолютно всё, а в Париже всё — это и Gucci, и такие вот колоритные места.

— А я вхожу в твое «всё»? — спросил ее Максим, беря за руку, на которой вспыхивало разноцветными огоньками кольцо Tiffany.

— Входишь, конечно, — ответила Даша, любуясь кольцом. — Представляешь, лет через 7, когда нам будет уже за 30, мы будем с тобой вспоминать этот день в Париже, когда ты сделал мне предложение. — Эти слова сорвались, словно сами собой, Даша отлично помнила, что никакого предложения ей Макс не делал, он сделал лишь подарок, но ведь такой подарок был символичен сам по себе.

— Представляю. Надеюсь, к этому времени уже быть чьим-нибудь папой.

— Думаю, быть чьим-нибудь папой тебе пойдет, — ласково прошептала Даша.

Глава 12

Вот так бывает, ты плывешь по волнам чудесного яркого сна, а потом вдруг — словно резкий хлопок, и уже реальность рядом с тобой потирает свои ладошки. Так было и с Дашей, радость и наслаждение близостью с Максимом, вполне осознанное желание скорректировать свои планы, чтобы вернуться к нему, не ранить его, а потом — фото от Грега в электронной почте. Ее первый мужчина, ее лучший друг, сияющий на приеме по случаю окончания Уортона, с заветным дипломом в руках, а ниже приписка о том, что через неделю он выходит на работу в банк J.P. Morgan. То, к чему стремилась Даша, то, от чего она была готова если не отказаться, то пойти на компромисс, и ради чего? — ради жизни с Максимом. И как-то сразу все стало немного раздражать, и Макс, и его влюбленные взгляды, и вечная нерешительность, снова захотелось бежать на работу и не спешить домой. Что мог ей предложить Звенигородцев, что мог предложить ей город, в котором Даша выросла? — на данном этапе не так уж и много. Семья, работа, красивая квартира, деньги, не свои — родителей, гламур местечкового масштаба. Слишком мало!

Максим отчего-то был уверен, что теперь после их возвращения из Парижа, его развода и согласия Даши носить подаренное кольцо все будет иначе. Увы, он, как обычно, ошибался.

Даша постепенно приводила в порядок свои дела, завершала проекты на работе, готовила вещи к отъезду, вот только никак не могла сделать самое главное — сказать, наконец, Максиму, что ничего не изменилось, еще несколько недель, и она улетит на долгие два года. Иногда Даша ловила себя на мысли: а зачем о чем-то говорить, ведь она не скрывала своих планов насчет MBA, а поводов передумать ей никто не давал. Ведь Макс не сделал ничего, чтобы Дашу остановить, не сказал, не предложил, но потом здравый смысл побеждал и мамиными словами твердил ей: «Ты дала парню надежду и не имеешь права уходить от разговора», но Даша уходила, наверное, с переездом из маминой квартиры здравому смыслу стало не так-то просто до нее достучаться.

И снова все было так словно им обоим по девятнадцать: кино, рестораны, вечеринки, смех и объятия. Хотя… зря она так, сейчас все было куда ярче, чем в девятнадцать — жаркое ощущение друг друга, безумный всепоглощающий секс. И как-то странно в один день все оборвалось, Даша, наконец-то осознала — она уедет через две недели и Макс должен это понять.

Раннее утро, пять сорок, жалкий огрызок луны выглядывает из-за рваных облаков, спать Даша не хотела, лежать в кровати рядом с Максимом тоже. Она тихо-тихо встала, прошла в ванную: душ-укладка-макияж. В семь уже можно сражаться со всем миром, с миром, который вновь, пусть и ненадолго, едва не сжался до одного человека. Даша оделась, сварила кофе, пожарила омлет, Макс все еще спал. Неожиданно оказалось мучительно, остро необходимым сказать ему все сегодня, прямо сейчас. Она вошла в спальню, раздвинула шторы — за окнами было темно и грустно.

— Макс, Макс, вставай, — Даша легко потрясла парня за плечо.

— Дашка, отстань, — он перевернулся на живот, зарывшись лицом в подушку.

— Вставай Максим, — строго сказала Даша. — Нам надо поговорить.

— Встаю, — пробормотал Звенигородцев, подумав, что Дашин голос до дрожи похож на мамин.

— Жду тебя на кухне, — бросила Даша и вышла из комнаты.

Кофе был уже пятнадцатый раз тщательно размешан, омлет сиротливо остывал на тарелке.

— Ну что такое у тебя? — лениво протянул Максим, появляясь на кухне, немного помятое лицо, всклокоченные волосы, футболка, надетая задом наперед, прежде Дашу его вид умилял, сегодня все раздражало.

— Я уезжаю, — тихо сказала Даша. Макс поднял на него удивленные и непонимающие глаза. — Я уезжаю в Америку, третьего января, — повторила она.

— Но ты же вернешься? — также тихо спросил Звенигородцев.

— Через два года.

— Я приеду к тебе летом, а на следующий Новый год ты приедешь сюда, — Максим немного повеселел.

— После окончания я не планирую возвращаться в Ростов. Думаю, на этом этапе мне здесь нечего делать, — едва начав говорить, Даша уже не могла остановиться. — Я вернусь позже, года через четыре.

Слова были фатальны, будучи произнесенными, они словно отрезали Дашу от Максима, как будто маленькая льдинка оторвалась от большой льдины и дрейфовала по неспокойному морю.

— Нечего делать, — повторил Максим. Даша кивнула, в какой-то момент пропали силы говорить, дышать, думать. — Неплохо хоть со мной развлеклась, а? — подумав несколько секунд, спросил парень.

— Неплохо, — механическим голосом ответила Даша.

— Ну и хорошо, — сказал Звенигородцев. — Потренировалась на мне.

— Спасибо, Максим. Я всегда хотела потренироваться именно на тебе, — удивительно, но говоря все эти странные вещи, Даша словно наблюдала за собой со стороны, будто какая-то ее часть отделилась и парила под потолком. — Я ухожу, ключи оставишь у консьержа, — она вышла в коридор и начала одеваться: шарф, сапоги, шуба, перчатки — вещь за вещью, чтобы не сбиться с понятного ритма.

— Ну ты и сука, Даша — иду к своей цели напролом, — Макс с грохотом бросил фарфоровую чашку в раковину.

Даша вышла в холл и заплакала — Максим разбил последнюю чашку из сервиза, подаренного тетей.

Казалось, она плакала все следующие две недели, в машине по дороге на работу, в офисном туалете в обеденный перерыв, сжавшись в комочек около мамы пятничным вечером, когда весь город отмечал приближающийся Новый год, а небе озаряли вспышки фейерверков. Даша плакала в новогоднюю ночь и жалко всхлипывала утром первого января, а седьмого, прямо на Рождество, села в самолет и посмотрела вокруг с улыбкой: она сделала то, что хотела.