Отец был прав: она действительно пребывала в странной прострации. Казалось, она не видела ни меня, ни кухни. Пройдя внутрь, она подошла к окну и замерла.

— Соня, — тихонько окликнул я сестру. — Ты в порядке?

Она обернулась, и я обратил внимание на то, что её зрачки были необычайно расширены. Это выглядело немного жутко: какое-то время она шарила глазами по захламлённому пространству, будто слепая, не замечая меня, хотя я стоял на расстоянии пары шагов. Потом вдруг она прищурилась и помахала мне рукой. Заметила?

— Соня, это я, Лохматый. Что с тобой?

И тогда она улыбнулась. Чудная это была улыбка: мягкая, ласковая, совсем не Сонина. Она вообще нечасто улыбается, и я не помню у неё такой улыбки.

— Вижу.

Даже её голос… Эти странные певучие нотки. Что же случилось?

Сестра подошла ко мне и вдруг провела ладонью по щеке.

— Не бойся, братик. Это ненадолго. Соня заблудилась во сне. Но я помогу ей выбраться.

И тут до меня дошло.

— Кот… Ты?!

— Тсс… — Соня приложила палец к губам. — Об этом я тебе ничего рассказать не могу. Да это и не важно. Иди к Матрице. Он, понимаешь, сделал сайт. Чтобы найти меня. И теперь он не хочет уезжать. Но он должен ехать. Поэтому ты должен его уговорить. Понимаешь? Вот и всё. А теперь прости — мне некогда. То есть, нам некогда. Сейчас сложный момент, переломный. Но ты справишься. Вы справитесь. Вместе. Ты ведь стал свободным, верно? Вот. Теперь пришла пора освободиться остальным. Первым делом — Матрица. Соню предоставь мне. Всё, мне пора. Пока.

Соня замолчала. Она села на табуретку, не замечая меня, и уставилась в пол.

«Значит, она спит…»

Я затаил дыхание и легонько погладил сестру по волосам.

— Не бойся, маленькая. Кот тебе поможет. А мне, похоже, надо идти.

Теперь ничто не имело значение. Ничто — кроме того, о чём говорил Кот. Мои давешние рассуждения больше не занимали меня. Свобода — хорошо ли это, плохо ли? Неважно.

Теперь у меня есть цель. Кот — умница, но даже ей не справиться одной. Даже ей нужна помощь — моя помощь, пусть я всего лишь второстепенный персонаж.

Что ж, надо признать: иногда даже от таких, как я, может зависеть будущее.

И я не имею права подвести тебя, Кот. Тебя — и всех тех, кто мне дорог.

Ну что, Лохматый? Готов к труду и обороне?

Тогда вперёд.

…

Глава 11. Матрица: Сдаться, чтобы победить.

— Никогда и ни за что.

Я скрестил руки на груди в знак того, что моё решение является окончательным и обжалованию не подлежит, однако маму это, кажется, не убедило.

С другой стороны, думал я, в нынешнем состоянии её вообще сложно в чём-либо убедить. Известие о смерти деда не просто выбило её из колеи — оно стало для неё шоком высшей пробы, вроде того, что она испытала тогда, два года назад, во время «визита» участкового.

Опоры нашего Дома рушатся одна за другой. Сначала Кот, теперь дед. И она это чувствует острее, чем кто-либо из нас, — кроме Сони, разве что, недаром они с мамой так похожи. Сонная ведь тоже сама не своя после того, как из «мастерской» вышла.

Впрочем, для меня это ничего не меняет. Я не могу уехать. Слишком поздно. Ещё вчера я бы, скорее всего, согласился. К тому же, деда я любил не меньше, чем остальные.

Но письмо Атаманова в одночасье изменило мою жизнь. Моя Цель близка как никогда — я это чувствую. Я не ошибаюсь. Не теперь.

Конечно, Проект, как я уже упоминал, структура самодостаточная. Если Кота обнаружат, ей уже не удастся уйти так просто. И всё же сам факт того, что её могут найти без меня, сводит меня с ума. Я должен быть здесь, возле «машин», я должен быть на связи. А дед всё равно уже умер. Ему уже безразлично, приеду я или нет. К счастью, я никогда не был подвержен религиозным заблуждениям. Человек либо жив, либо мёртв…

Да, конечно. Призрак Кота. Должен признать, это был существенный удар по моему материалистическому образу мысли. Однако это могло быть чем-то вроде галлюцинации, помрачения рассудка. В конце концов, вот уже семь лет Кот для меня не столько сестра, сколько idee fixe. А тут ещё Лохматый со своими выходками… Как знать, возможно я, почти как в песне «Наутилуса», сам придумал своего Кота.

Ведь может же такое случиться в нашем скорбном доме, верно?

О, я никогда не строил иллюзий относительно собственной «нормальности». Да бросьте, возможно ли оставаться нормальным, живя с безумцами? Ответ очевиден любому.

И как знать, быть может, моя Цель и смысл жизни — не более, чем болезненная одержимость, вызванная неспособностью поверить в смерть любимой сестры? Как по мне, так это вполне возможно.

Но, как бы там ни было, я не собираюсь изменять своему решению. Никогда и ни за что я не покину своего поста, покуда Кот не будет найдена. Надо сказать, я всегда гордился своими принципами — в пику слабовольному и мягкому Лохматому, и серьёзной, но постоянно витающей в облаках Соне (не говоря уже о родителях). Проявить слабину — значит сдаться. Я мог бы сдаться уже давно, хотя бы два года назад, когда сдались все остальные. Я мог бы сдаться, когда неуверенные в себе и моих поисках люди говорили мне: отступись. Смирись. Забудь и живи дальше. Даже когда призрак Кота — или чем было моё видение? — просил меня забыть о моей Цели.

Я мог бы — но я не сдался. И не сдамся. Почему-то я отчётливо ощущаю эту зависимость: стоит мне сдаться, как последняя ниточка, ведущая к Коту, будет утеряна безвозвратно. Всё зависит только от меня. Только я, только на мне держится вся эта конструкция, основанная на вере — моей вере — в то, что Кот всё ещё жива.