Представление и память обозначают одно и то же. Различие между ними заключается лишь в том, что представлением мы называем саму вещь или, вернее, ее образ, тогда как слово «память» выражает факт ослабления соответствующего ощущения, обозначает, что оно поблекло, отошло в прошлое (3, II, 54).
Представления спящих людей суть сновидения. Материалом сновидений служат прежние ощущения. Механизм образования сновидений, по Гоббсу, довольно прост. Сновидения могут иметь место лишь постольку, поскольку они проистекают из возбуждения внутренних частей человеческого тела. Когда эти внутренние части бывают раздражены, то в силу их связи с мозгом и другими органами они приводят последние в движение, порождающее соответствующие представления — сновидения. Яркость же сновидений объясняется тем, что человек в таком состоянии не воспринимает ни одного объекта, который мог бы затемнить или вытеснить его представления. Поскольку сновидения порождаются раздражением некоторых внутренних частей тела, то разные раздражения с необходимостью вызывают различные представления у спящих. Так, пребывание в холоде порождает страшные сны и кошмары, а слишком сильное нагревание вызывает гнев. «Короче говоря, наши сновидения — это обратный порядок наших представлений наяву. Движение в бодрствующем состоянии начинается на одном конце, а во сне — на другом» (там же, 56).
Несмотря на столь явное, хотя и неизбежное для того времени упрощение механизма образования представлений и сновидений, Гоббс был и здесь на голову выше схоластической философии, которая пробавлялась псевдонаучными спекуляциями по этому, как и по многим другим вопросам.
Исследуя представления как один из феноменов сознания, Гоббс обращает внимание на возможность их соединения, или связи. Эта связь представлений, или мыслей, может быть, по Гоббсу, как неупорядоченной, так и упорядоченной. В первом случае мысли «блуждают и кажутся не подходящими друг к другу, подобно тому как это бывает во сне» (3, II, 60). Однако и в этой беспорядочной связи мыслей можно обнаружить известную последовательность и зависимость одной мысли от другой. Во втором же случае связь мыслей более постоянна, так как она упорядочивается каким-нибудь желанием или намерением. «От желания возникает мысль о некоторых средствах, при помощи которых... осуществлялось нечто подобное тому, к чему мы стремимся, а от этой мысли — мысль о средствах достижения этих средств и т. д., пока мы не доходим до некоего начала, находящегося в нашей собственной власти» (там же, 60-61).
Так Гоббс подошел к выявлению способности нашего сознания связывать особым образом представления и мысли друг с другом. Как известно, эти связи получили впоследствии название ассоциаций и стали предметом специального исследования психологов. Возникла даже психологическая теория — ассоциационизм, которая рассматривала психические процессы, включая самые сложные, как результат сочетания и связи простейших элементов сознания. Причем значительный вклад в разработку этой теории внесли английские мыслители — Д. Локк, Д. Гартли и Д. Пристли. И хотя у Гоббса мы не встретим еще ни самого термина «ассоциация» (он был введен в научный оборот Локком), ни попытку раскрытия физиологической основы ассоциаций (ее предприняли впервые Гартли и Пристли), бесспорно одно: именно Гоббсу принадлежит заслуга выдвижения идей, положивших начало ассоциативной психологии (см. 37, 22). Речь идет при этом о материалистическом направлении ассоциационизма, так как порядок и связь представлений отражают, по Гоббсу, последовательность ощущений и обусловлены в конечном счете воздействием внешних объектов на органы чувств. Таким образом, течение психических процессов детерминировано у Гоббса материальными причинами, тогда как, например, у Локка или в еще большей степени у Юма «ассоциация идей» выводилась не столько из ощущений, из чувственного опыта, сколько из рефлексии как особой способности познания, независимой от опыта.
Перейдем к рассмотрению других проявлений человеческой природы в учении Гоббса. Это, во-первых, влечения и отвращения, аффекты, способности и нравы, составляющие эмоционально-нравственную сторону познания. Это, во-вторых, способность человека к волевым действиям и поступкам.
Если говорить только об эмоциональной сфере человеческого сознания, то Гоббс исследовал ее под углом зрения механистического материализма и сенсуализма. Он исходил из того, что «причиной как ощущения, так и влечения и отвращения, удовольствия и неудовольствия являются сами предметы, действующие на органы чувств» (3, I, 238). Последовательно проводя эту точку зрения, Гоббс подчеркивал, что «в силу естественного порядка» чувственное восприятие, опыт предшествуют влечению, что влечение и отвращение не зависят от нашей воли, поскольку их вызывают у нас вещи, составляющие предмет нашего влечения и отвращения. «Как будет действовать тот, кто испытывает влечение, зависит, пожалуй, от него, но само влечение не есть нечто свободно избираемое им» (там же). Влечение и отвращение имеют, следовательно, ту же природу, что и ощущения. Разница между теми и другими заключается лишь в том, что ощущения вызываются движением (давлением) внешних объектов на органы чувств, которое затем передается по нервам к головному мозгу, чувства же, или эмоции, представляют собой не что иное, как «движения сердца». Понятно, что Гоббс имел в виду не сокращения сердечной мышцы, а особое «внутреннее движение», направленное от органов чувств к сердцу и распространяющееся далее от сердца по всему организму (см. там же, 469).
В том случае, когда движения сердца способствуют тому, что является жизненным, или органическим, движением, у человека возникает удовлетворение, или удовольствие. В противном же случае возникает неудовольствие, или отвращение. С другой стороны, влечение есть движение в сторону того, что его вызвало, а отвращение — это движение, или усилие, направленное в противоположную сторону, т. е. удаление (см. 3, II, 84). Когда люди желают чего-либо, они называют это любовью, а когда питают к чему-либо отвращение, именуют это ненавистью. «Желание» и «любовь» обозначают, следовательно, одно и то же с той только разницей, что желание указывает на отсутствие объекта, а слово «любовь» — на присутствие его. Точно так же слово «отвращение» указывает на отсутствие, а «ненависть» — на наличие объекта. «Таким образом, слова: удовольствие, любовь и влечение... суть разные имена, обозначающие одну и ту же вещь, рассматриваемую с различных сторон» (3, I, 470). Если влечение есть начало жизненного движения, направленного к той вещи, которую мы желаем, то достижение последней доставляет нам наслаждение. Что касается страдания, то оно возникает, напротив, в том случае, когда что-либо ослабляет или задерживает жизненное движение, препятствует осуществлению нашего желания.
Некоторые желания и отвращения свойственны людям от рождения (например, желания есть и пить, отвращение к нечистотам и т. п.). Все же остальные желания и отвращения возникают только из опыта, из испытания действия тех или иных вещей на нас самих или на других людях. По отношению к тем вещам, которых мы не желаем, но и не питаем к ним отвращения, мы испытываем пренебрежение, безразличие.
Мы видим, таким образом, что механицизм и материалистический сенсуализм последовательно распространялись Гоббсом на все проявления эмоциональной жизни людей, на всю гамму человеческих чувств и переживаний.
Сфера эмоций, или чувств, органически связывалась Гоббсом со сферой нравственности. Основные этические понятия и принципы он выводил из тех первичных и элементарных проявлений человеческой природы, о которых только что говорилось: влечения и отвращения, удовольствия и неудовольствия, наслаждения и страдания.
Следуя натуралистической традиции в трактовке морали, Гоббс решительно выступал против ее религиозно-идеалистического толкования. Последнее существовало в то время в Англии в двух основных разновидностях: в форме христианской морали, утверждавшей, что нормы нравственности являются выражением божественной воли, и в форме той концепции морали, которую развивали кембриджские платоники. Это была группа философов-богословов (Гленвиль, Мор, Кедворт), боровшихся с материализмом и атеизмом, проповедовавших теизм и спиритуализм. Основанием морали они считали абсолютные, неизменные принципы, изначально якобы заложенные в человеческом сознании и имеющие божественное происхождение.