Слабая дисциплина в рядах французской кавалерии вынудила Таванна серьёзно подойти ещё к одной проблеме, что лучше для конницы: наступать или дожидаться противника, стоя на месте?

«И в древности, и в наши времена спорили о том, лучше ли вступать в бой на рысях, или же дожидаться приближения противника, стоя неподвижно на месте. По-видимому, движение вперёд и галоп увеличивают силу и лошадей и людей для того, чтобы сокрушить эскадроны неприятеля; но, в то же время, это представляет гораздо больше возможностей тем, у кого нет охоты вмешиваться в драку, остановиться, подтянуть поводья и выпутаться из атаки; поэтому, когда капитан имеет дело с новыми солдатами или солдатами, на которых он не может вполне положиться, надо полагать — лучше, если он заставит их ждать, стоя на месте в стройном порядке, или двинет свой эскадрон рысью, либо галопом лишь на расстоянии 20 шагов от противника, ибо тогда сразу можно будет увидеть, кто покидает строй, и трусы постыдятся выйти из строя и оставить своё место перед самой схваткой с неприятелем, когда их капитан тут же может это заметить и заставить их быть храбрыми хотя бы поневоле» (196, с. 467).

В XVI в. на полях сражений столкнулись не только две новые тактики, основанные на противоборстве копья и пистолета, но и две социальные системы. Ведь хорошо владеть копьём, иметь хорошего коня и доспехи могли только богатые воины-рыцари, а пистолетом пользовались «простые мужики», не умеющие даже толком сидеть на коне. Тем не менее, борьба велась на равных много лет и окончательную победу не могла одержать ни та, ни другая сторона. Копейный удар был хорош в одних случаях, пистолетная стрельба — в других. Всё зависело от обстоятельств и условий местности.

Эту проблему хорошо освещает Де-ля-Ну (род. в 1531 г.), прозванный своими солдатами «Железная рука» из-за протеза, заменившего потерянную в бою левую руку. Будучи в плену у испанцев (1580—1585 гг.), он написал ряд политических и военных речей под общим названием «Беседы о войне и политике»:

«Среди профессионалов — военных людей считается бесспорно установленным, …, что отряд, вооружённый пиками, должен разбить отряд пистольеров. На этом сходятся испанцы, итальянцы и французы.

Немцы, однако, держатся по этому поводу другого мнения. В эскадроне жандармов, даже если он состоит из дворян, мало храбрых людей, и, когда атака производится развернутой цепью, то скоро в ней образуются пустоты: даже если храбрецы, которые, как общее правило, составляют меньшинство, атакуют энергично, всё же останутся остальные, у которых нет никакой охоты сцепиться с неприятелем: у одного пошла кровь носом, у другого оборвалось стремя или лошадь потеряла подкову, словом, пройдя шагов 200, широкий фронт поредеет и в нём появятся большие проблемы. Это придаёт неприятелю значительную бодрость. Часто из 100 всадников едва 25 действительно дорвутся до неприятельского фронта, а заметив, что их никто не поддерживает, они, переломив свои копья, нанесут 2—3 удара мечом и повернут назад, если их ещё не успели сразить.

Поэтому преимущество рейтаров заключается в их сплочённости; они словно спаяны между собой. Опыт их научил, что сильный всегда побеждает слабого. Даже когда их опрокидывают, они не рассыпаются. Когда же они проделывают свою караколе и подставляют фланг в 20 шагах от неприятеля, чтобы дать залп, заехать назад, зарядить свои пистолеты или достать другие, — тут их не разбивали. Ибо пистолет ведь поражает только на расстоянии трёх шагов, и чтобы опрокинуть отряд, его надо решительно атаковать. Правильного строя надо держаться не только во время боя, но и на походе. Этого-то и не доставало французам; между тем, немцы и на походе строго следили за тем, чтобы каждый оставался на своём месте».

«Если бы вздумали возражать, …, что построение развёрнутым фронтом даёт возможность зайти неприятельскому эскадрону во фланги, то этим мало что выиграешь, ибо в плотную колонну глубоко проникнуть нельзя.

Если же конных копейщиков построить более глубокой колонной, то пользоваться копьями смогут лишь первые шеренги; следующие за ними в общей свалке ничего со своими копьями не в состоянии сделать, и им ничего другого не остаётся, как бросить их и взяться за шпаги. Именно в рукопашном бою пистольер всего опаснее; в то время как копейщик может нанести только один удар своим копьём, пистольер выпускает свои 6—7 выстрелов, и эскадрон как бы в огне» (195, с. 124-125).

Рейтары были не единственным видом кавалерии в германской армии. Вместе с ними использовались старые ордонансовые роты, состоящие из жандармов и стрелков. Как пишет посланник Венеции Мочениго:

«Последние… носят панцирь и вооружены лёгкими копьями и кремнёвыми пистолетами, они строятся тесными шеренгами и превосходно сохраняют порядок» (196, с. 113).

Однако, именно рейтары произвели особое впечатление на всю Европу. И в первую очередь тем, что их создание обошлось Имперскому Дому намного дешевле, чем создание ордонансовых рот. Они не нуждались в ценных породистых лошадях, дорогом вооружении; лишь немногие из рейтар (стоящие впереди) были снабжены касками и кирасами, из-за чего их часто называли кирасирами[124] (196, с. 120). Покупка пистолетов обходилась государству гораздо дешевле, чем всё вышеназванное снаряжение. А самое главное, рейтары не нуждались в долгосрочном обучении.

Генрих II Французский для войны с Испанией и Англией (1558 г.) нанял немецких рейтар к себе на службу. Заодно он приказал перенимать французским всадникам новую манеру боя.

Рейтар пригласил на службу и противник Генриха — испанский король Филипп II. По их образцу стали создаваться испанские эскадроны — ферраруоли, названные так из-за коротких плащей, ими носимых. Новый вид конницы вытеснил стратиотов и в Испании.

В середине XVI в. появляются драгуны — ездящая пехота. Хотя прецеденты, когда кавалерия спешивалась в схватке с пехотой, случались и раньше. О том есть сведения у Макиавелли:

«Когда герцогу Миланскому Филиппо Мария Висконти пришлось иметь дело с 18 000 швейцарцев, он послал против них своего полководца графа Карминьола. Тот выступил с 6000 конницы и небольшим отрядом пехоты и при встрече был с большим уроном отбит. Карминьола как человек опытный, сейчас же понял тайну силы неприятельского оружия, его превосходства над конницей и слабости кавалерии перед таким построением пехоты. Он собрал свои войска, снова выступил против швейцарцев, велел своим всадникам спешиться при соприкосновении с врагами и в бою они перебили их всех; так что уцелело только 3000, которые увидели, что помощи ждать неоткуда, побросали оружие и сдались» (68, с. 62).

Теперь же решили специально организовать такой отряд. Создателем драгун считается маркиз де Бриссак. Сформирован этот род войск был во время Итальянских войн, в период между 1550 и 1560 годами (196, с. 120). Всадники ездили на малоценных низкорослых лошадях — клепперах и делились на пикинёров и мушкетёров. Для конного боя ни солдаты, ни лошади не годились, а потому эти части всегда вели сражение в пешем строю.

Французские тяжёлые конники — жандармы — не сразу решились уменьшить вес своих лат; наоборот, вначале для защиты от пуль попытались его увеличить за счёт утолщения кирас и шлемов. Де-ля-Ну характеризует этот процесс так:

«Французские дворяне, часто впадают в крайности. Пример, который я хочу привести, касается того способа, каким они теперь имеют обыкновение вооружаться и снаряжаться. Если, правда, у них и были основания сделать свои латы несколько более прочными и надёжными, чем раньше, ввиду той опасности и силы, которую представляв ли пистолеты и пищали, то всё же они настолько превзошли в этом отношении надлежащую меру, что большинство их нагружало себя, вместо того, что можно бы назвать латами, целой наковальней. Благодаря этому, вся красота одетого в броню и латы всадника превратилась в какое-то безобразное уродство. Ибо прежний шлем напоминает теперь железный котёл. На левой руке надета железная перчатка, покрыв её до самого локтя, на правой — такой плохой рукавчик, что он ограждает только плечо. Обычно не носят набедренника. Вместо казакина носят небольшую колоколообразную юбочку и не имеют ни копья, ни пики. Наши кирасиры и шевалежеры при короле Генрихе II были гораздо красивее и изряднее на вид; они носили шлемы, наручники и набедренники на концах, и всё это вооружение было таким лёгким и удобным, что всякий мог носить его без труда на теле, хотя бы 24 часа не снимая.