И я прочитал о том, как Терентий Семенович учился ездить на велосипеде, как у него это не получалось, как он непрерывно падал, как кто-то ему посоветовал: ты, мол, не под колесо, а вперед смотри.

— Вот и мы обязаны смотреть вперед, — заговорил довольный произведенным на меня впечатлением Панферов, — а не «под колесо». Жить не только заботами сегодняшнего дня, но думать о завтрашнем. И уже сегодня работать с детьми, подростками, а для этого обязаны быть педагогами.

— Вы действительно встречаетесь с каждым из несовершеннолетних, состоящих на учете в инспекции по делам несовершеннолетних вашего района?

— Не только встречаюсь, но очень многих по именам знаю.— Он не без гордости посмотрел на меня.

— И о чем же вы с ними разговариваете?

— Ну, это зависит от личности собеседника, — улыбнулся Владимир Константинович, а если попытаться определить какие-то общие моменты... Я хочу, чтобы они поняли, что я им не враг... И если из каждых пяти ребят, с кем я общаюсь, хотя бы один это усвоит, я буду считать свою задачу выполненной.

Я молчу, раздумывая над его словами. Молчит и Панферов.

— Вы знаете, — он вдруг оживляется, — у нас в районе есть строительное ПТУ, которое раньше приносило нам немало неприятностей. Состав учащихся очень сложный. Бывшие детдомовцы. Ребята с периферии. Так мы всей прокуратурой взяли над этим училищем шефство. Проводили там все свободное время, вникали в учебный и производственный процессы. Взяли под личный контроль самых «трудных». Заставили встряхнуться и преподавателей: кое-кому из них пришлось потом менять место работы. И примерно через год положение изменилось. А ведь когда начинали, у многих были сомнения: получится ли?

— Что, на ваш взгляд, оказывает большее влияние на формирование подростка: семья, улица, школа?

— Все они оказывают. Прежде всего, на мой взгляд, семья. Должна, по крайней мере. Но вы взгляните на статистику разводов и поймете, что семья на сегодняшний день в полной мере этого сделать не может. Улица — и подавно. Сплошь и рядом нужно нейтрализовывать дурное влияние не только улицы, но и семьи. Кто может это делать? Школа?.. Да, школа, но только при правильной постановке дела. Если школа будет не только учить, но и воспитывать.

Вот простой пример. Подростки совершают правонарушения и преступления на улице, то есть когда выпадают из поля зрения родителей и учителей. В нашем районе очень мало мест, где бы ребята могли разумно провести свободное время. А школы вечером пустуют. А ведь школьная реформа требует, чтобы каждая школа стала центром воспитательной работы в микрорайоне. Однако все остается по-прежнему. Мы неоднократно указывали на это заведующей роно. В конце концов были вынуждены поставить вопрос об освобождении ее с должности. И своего добились...

Владимир Константинович смущенно улыбнулся:

— Извините. Я человек увлекающийся. Школа...

Школьная реформа... Все это вроде бы далеко от сегодняшних забот прокуратуры. Но если смотреть на это, думая о завтрашнем дне?.. А ведь именно так мы должны ставить вопрос. И это правильно. Потому что воспитание — процесс длительный. Сегодня посеянные семена всходы дадут не сразу. Нужно запастись терпением. Знаете, сколько сил и времени надо, чтобы выправить искривленное молодое деревце? Чуть поторопился, нажал посильней— и сломал. Нельзя спешить. А с человеком — тем более.

Помню, с парнем одним сколько возился из того же строительного ПТУ. И с родителями его общался, и в училище ходил, и к себе вызывал. Уж на что человек терпеливый, начальник инспекции по делам несовершеннолетних, и тот уже руки вверх поднял. Но я, — Панферов тряхнул головой, — уже говорил вам, я человек увлекающийся, все-таки, как говорится, «довел» его до армии.

Письма мне писал. А вернулся, сам стал воспитателем «трудных» в военно-спортивном клубе.

Это же лучшее учение — примером собственной жизни.

Уроки Пархоменко

— Владимир Константинович?.. — к такому обращению Владимир еще не привык и потому не сразу отозвался в телефонную трубку:—...Это я... Слушаю.

— С вами говорит прокурор Ленинского района Москвы Пархоменко.

— Я вас слушаю. А почему, собственно...

— Решением отдела кадров прокуратуры города вы направлены на стажировку к нам. Хотелось бы познакомиться с будущим работником.

— Я готов, но...

— Вы можете завтра в одиннадцать ноль-ноль быть у меня?

— Да.

Владимир положил трубку и перевел дыхание. Начиналось то, чего он так долго ждал. И все-таки это было неожиданно. Он сидел, переполненный самыми разными чувствами: страх (как бы не ударить в грязь лицом!) сменяла радость (наконец-то мечта сбывается!), потом—сомнение (получится ли?), отчаяние (что же будет в случае неудачи?). Потом все это пошло-поехало по новому кругу, и Панферов вновь радовался, сомневался, надеялся, отчаивался, пока, наконец, не взял себя в руки: завтра!..

На другой день ровно в одиннадцать Владимир переступил порог кабинета прокурора Ленинского района и увидел сидящего за столом человека в форме старшего советника юстиции.

Как описать его внешность?

Если б Панферову (случись такое чудо!) дали в руки кисть и предложили изобразить свой идеал прокурора, то в меру вдруг открывшихся художественных талантов (второе чудо!) его произведение было бы портретом Леонида Васильевича Пархоменко.

...Он рассказывал прокурору о матери, об отце, погибшем в 45-м в Чехословакии, об отчиме, о детстве на Зацепе, о службе в армии, о том, как дважды поступал на юрфак МГУ и только на второй раз поступил. Рассказывал, удивляясь доверию, которое с первых минут знакомства почувствовал к этому человеку.

А тот слушал, кивал, задавал новые вопросы.

— Вы работали механиком по ремонту электронных машин.— Леонид Васильевич внимательно разглядывал собеседника. — Были случаи, когда допускали брак?

— Были, — сознался Владимир, — правда, редко...

И как вы себя чувствовали в такие редкие минуты?

Панферов поежился.

— Хуже некуда...

Пархоменко встал, прошелся по кабинету и сел почему-то не в свое кресло, а на стул рядом.

— С сегодняшнего дня вы должны запомнить: мы не имеем права на ошибки, потому что наш брак — это искалеченная судьба человека. И часто — не только его одного...

И еще я прошу вас запомнить следующее. Мы не имеем права и на профессиональную деформацию души. Нам нельзя привыкать к слезам, крови, человеческому горю. Если однажды вы почувствуете, что начинаете привыкать, немедленно уходите из органов.

...Пройдет ровно десять лет, и прокурор Железнодорожного района Москвы Владимир Константинович Панферов эту мысль почти слово в слово повторит уже своим ученикам. Но это будет ровно через десять лет, а тогда он внимал каждому слову, чувствуя, как растет желание работать только здесь, рядом с этим удивительным человеком.

— За период стажировки вы познакомитесь со всеми сторонами деятельности прокуратуры, — продолжал Леонид Васильевич, — и со временем определите тот участок, на котором захотите работать.

— Ну а проходить стажировку, — прокурор впервые улыбнулся,— вы будете, так сказать, почти по системе Станиславского.

— Как это? — Не удержался от вопроса Владимир.

— Театр начинается с вешалки, а прокуратура — с канцелярии.

И заметив, как вытянулось лицо стажера, прокурор уже без улыбки повторил:

— Именно — с канцелярии.

Утром Панферов шагал в прокуратуру с надеждой, что его стажировка начнется с участия в расследовании, пусть не убийства, но достаточно серьезного преступления, и, конечно же, даже не предполагал, что его первый, а за ним и многие другие дни будут посвящены знакомству с различными законодательными актами, положениями, инструкциями, чтению писем, заявлений, тщательным их проверкам и не менее тщательным ответам.

— К письмам и заявлениям, — не уставал повторять прокурор стажеру, — нужно относиться с предельным вниманием. И помнить, что это настоящий источник информации о различных нарушениях законности. Что вы можете сказать по поводу вот этого, например, письма?