Он обнаружил, что многие важные для оценки случившегося обстоятельства смерти Собина были выяснены поверхностно. Вызывали сомнения выводы судебно-медицинского эксперта о том, что Собин мог нанести себе удар в живот собственной рукой. Ножевая рана у потерпевшего была расположена сбоку справа с направлением раневого канала снизу вверх, а значит, он должен был нанести себе удар левой рукой. Дали поручение срочно выяснить, не был ли потерпевший левшой. Нет, не был — заявили сослуживцы потерпевшего. Обошел следователь молчанием и порезы на руках Ивана Марчука, зафиксированные при его судебно-медицинском освидетельствовании.

Иван Васильевич Шипилов пришел к выводу, что ставить точки в этой истории рано, принял решение о возбуждении уголовного дела и. поручил его расследование более опытному следователю.

Допросы, очные ставки, следственные эксперименты. Марчук продолжает держаться уверенно.

Нет! Собина не убивал. Раны на лице и ладонях? Но я же пояснил, что это еще с утра. Перед убийством Собина из дому не выходил, это было намного раньше. Жена? Она ошибается. За ножом пошел раньше и на огороде, где погиб Собин, не был.

Следователь терпеливо выслушивает Марчука, записывает его показания и убеждается, что противоречий в них все больше и больше. Но эти противоречия подозреваемого не смущают. Ссылаясь на забывчивость, на то, что каким-то событиям не придавал значения, рассказывал о них так, как помнил.

Близкие знакомые семьи Марчуков супруги Василишины были приглашены на воскресное застолье и пробыли в доме Марчуков целый день. На допросе волнуются, но не похоже, что стараются в чем-то обмануть следствие. Хорошо помнят, как вместе с Иваном и его женой на кухонном столе разделывали сало, как Ивана попросили принести нож поострее и он вышел. Вернулся минут через десять-пятнадцать, ругал Собина и рукой зажимал кровоточащую рану на лице. У Василишины и других свидетелей, принимавших участие в застолье, выясняют: когда, в какое время и при каких обстоятельствах они увидели рану на лице Марчука и порезы на ладонях. Лжет Марчук. До 15 часов, а это и было время, когда погиб Собин, никто у него никаких повреждений не видел.

В судебном заседании Марчук вновь изменит показания: «Я вышел во двор, на столе взял нож и сразу же вернулся. За это время я никого не видел, ни с кем не говорил, ни мать, ни Собина не встречал, так как они были на огороде. На следствии я говорил, что не выходил из дому. Я тогда забыл об этом, не придал значения».

Да, следователь сочтет, что вина Ивана Марчука в умышленном убийстве Михаила Собина доказана и он должен предстать перед судом. Доказана, несмотря на то, что Марчук настаивал на своей непричастности к гибели сожителя матери и что в этом же самом пытались убедить следствие его жена и мать.

Группа квалифицированных судебно-медицинских экспертов даст заключение о том, что Собин не мог нанести себе удар ножом собственной рукой, а оценка всех косвенных доказательств по делу позволит и следствию, и суду прийти к выводу о том, что Собин был убит и его убийцей был Иван Марчук. По делу будет постановлен приговор и преступника направят отбывать наказание в колонию. Все это будет, и во всех надзорных инстанциях в течение нескольких лет никто не поставит под сомнение принятые по делу решения. Но потом. Потом случится то, чего не ожидал никто. Мать Марчука Мария, которая все эти годы предпринимала все от нее зависящее, чтобы выручить сына, сделает заявление, которое послужит основанием к пересмотру дела.

Она сидела перед прокурором области, поминутно прижимая к глазам, в которых были слезы, носовой платок, просто одетая, раздавшаяся в ширину женщина, с руками, привычными к черновой работе в домашнем хозяйстве, всем своим видом и поведением вызывающая сочувствие и желание помочь ей в беде. Развязала тряпицу, в которой были какие-то бумаги, достала тетрадный лист и протянула его прокурору. «Явка с повинной» — было написано на верху страницы. «Это я писала, я»,—запричитала Мария, уловив немой вопрос в глазах собеседника.

«Несколько лет я скрывала правду, — начинался текст этого документа, — но нет больше сил, и родной сын страдает безвинно, спасая свою мать. Горьким пьяницей был сожитель. Терпела только потому, что не хотела одинокой старости, да и привыкла к старику с годами. Беспокойным и драчливым был Собин, особенно когда выпьет. В тот день пил много, потом стал скандалить. Увела его на огород, а он не успокаивался, ругал меня всякими словами, а тут сын пришел, сделал замечание. Дед и разошелся. Схватил вилы и бросил в сына. Попал в лицо. Схватил нож, снова на сына. Тот у него нож с трудом, но вырвал, бросил на землю. Увидела, что Ваня поранил руки и на лице кровь бежит, уговаривала уйти. Только ушел сыночек, Миша на меня: «Убью, старая», — кричит. Меня всю трясет, перед глазами туман, но вижу, поднял кирпич, замахнулся бить по голове. И не помню, как додумалась до такого, но схватила на земле тот нож, с которым он шел на сына, и под бок ему. Вот и все. Безвинно сын в колонии сидит, безвинно».

Много пишут в последнее время о судебных ошибках. Какие только нововведения, вплоть до изменения закона, предлагают для искоренения этого зла! А забывают только об одном. Не закон виноват в ошибках, а те, кто ему служит. Все сомнения по делу толкуются в пользу обвиняемого — гласит принцип уголовного процесса, презумпция невиновности, и тот, кто верен этому принципу, будь он следователь, прокурор или судья, не пойдет на принятие решения, по которому может пострадать невиновный. Но если исповедовать этот принцип формально и не использовать все предоставленные законом возможности для установления истины, то могут уйти от заслуженного наказания преступники и обрести уверенность в своей безнаказанности и в том, что можно выйти победителями в борьбе с правосудием. А это опасно вдвойне.

Организация проверки явки с повинной Марии Марчук была поручена наиболее квалифицированным работникам прокуратуры области. Они высказали предположение, что появление Марчук не относится к разряду случайностей. Возможно, что отнюдь не раскаяние двигало ею, а совсем другое, и это другое — опубликованный незадолго до этого акт об амнистии. Ведь суть показаний Марии об обстоятельствах убийства Собина сводилась к следующему. Пьяный потерпевший тяжко оскорбил ее сына. Применил насилие по отношению к Ивану и более того—после ухода последнего намеревался убить сожительницу. Объяснения Марии не противоречили характеру повреждений, имевшихся в день убийства у Ивана Марчука, а из этого мог последовать вывод, что если Мария убила Собина, то совершила это преступление в состоянии сильного душевного волнения, а значит, уголовное дело по ее обвинению подлежало прекращению в связи с изданным Президиумом Верховного Совета СССР Указом об амнистии.

Между тем предположения оставались предположениями, а приговор по делу Ивана Марчука по протесту отменили, он вернулся домой и перед следствием вновь встал вопрос: кто же действительно убил Михаила Собина?

Дело поручили следователю, который не так давно был принят переводом из прокуратуры другой области, имел солидный стаж работы и обладал опытом расследования дел об умышленных убийствах. Прошел месяц, и он доложил, что доказательств вины Марчука нет и дело по его обвинению подлежит прекращению. При обсуждении этого вопроса на оперативном совещании большинство из тех, кто принимал в нем участие, согласились с таким предположением. Большинство, но не все.

Начался новый этап следствия. Собственно назвать его новым не совсем правильно. Проверке подлежали уже имеющиеся в деле показания свидетелей, следственные эксперименты, заключения экспертов.

В очередной раз допрашивается Иван Марчук. Теперь он знает обо всех доказательствах, которыми располагает следствие. Он хорошо понимает, что глупо отрицать тот факт, что после ухода из дому за ножом для разделки сала он был на огороде и ссорился с Собиным. Теперь он подробно рассказывает об этом, о том, как Собин бросил ему в лицо вилы, одним из зубьев которого поранило переносицу. Я сдержал себя, утверждает Марчук, и по просьбе матери ушел. О том, что она убила Собина, узнал только из ее рассказа. Такие же показания давала на допросах и Мария Марчук.