«Ну вот и второе действующее лицо, а говорят, что у Конурина любимой женщины нет, — невольно усмехнулся Шумилов. — Скрыва-ает Александр Петрович… Не хо-очет показывать. И брата Николая сегодня куда-то специально отослал. — Ну это и понятно: ведь третий — лишний. Здесь свой, особенный мир, лишь только для двоих».
Конурин надел домашние тапочки и, прихватив сверток, проследовал на кухню. Лицо его удовлетворенно засветилось.
По зеркалу вдруг пробежали голубоватые волны, за ними, словно светлячки, забегали яркие зеленые искорки, стена коридора, приближаясь, накренилась, поплыла, на мгновение все стемнело, а затем Валерий Иванович увидел большую комнату и перед зеркалом рядом с сервантом… мужчину в домашнем халате, сосредоточенно водящего помадой по губам.
«Что здесь маскарад, что ли, какой готовится? — недоуменно хмыкнул про себя Шумилов, имея в виду слова о каком-то сюрпризе, — или домашний театр представление дает? Непонятно… Но один даже вид мужика, рисующего помадой на лице, навевал неприятные ощущения. И где же та голосистая дама, — продолжал он искать глазами, — которая назвала Сашка дорогим?..» Но дамы в комнате явно не обнаруживалось.
Дальше все произошло гораздо хуже, чем даже мог себе представить секретарь парткома.
Из кухни снова донесся голос Конурина:
— Оля, Оленька! Ты почему так долго своего мальчика заставляешь ждать… я тебе сегодня тоже подарочек приготовил. Иди же быстрее ко мне, дорогуша.
— Сейчас иду-у, какой ты, Сашуля, нетерпеливый, — кокетливо откликнулся напомаженный мужчина, напяливая на голову светлые волосы парика и тут же превращаясь в блондинистую даму.
— Чертовщина прямо какая-то!.. — все еще ничего не понимая, промямлил Шумилов, начиная волноваться. — Словно спектакль какой-то дурацкий разыгрывается.
Искусственная же дама, сбросив с себя халат, оказалась в полном наборе женского белья — от колготок до розового атласного бюстгалтера. Сунула ноги в красные туфли на высоком каблуке, на руки натянула длинные белые перчатки и, обвив вокруг шеи пушистый воздушный шарф, приняла вызывающе-горделивую позу, явно любуясь своим отражением. Затем, глядя в зеркало, шаловливо помахала ручкой и, кокетливо виляя бедрами, направилась на кухню.
Растерявшегося было Валерия Ивановича словно током шарахнула внезапная догадка. От напряжения и крайнего удивления он даже привстал, а лицо, словно после резкой судороги, исказила страшная гримаса.
— Ч-черт возьми!.. Не может быть!.. Нет… как же… Это что же такое… — обалдело и протестующе замигал он глазами. — Кто… Александр Петрович?.. ведь заместитель генерального… Вот это да!!! С ума сойти… Коля… Оля. Вот это фокус… вот тебе и братан… не братан, а… — и тут Шумилов выплюнул пошлость, которую и приводить-то даже неудобно.
В голове у него, как после похмелья, помутнело, и он тут же припомнил, как однажды Конурин случайно на улице уже знакомил его со своим братом и какое неприятное и странное ощущение осталось от въедливо-масляных глаз последнего и вялого, совсем не мужского рукопожатия.
А фальшивая дама в это время в развязной позе предстала пред светлыми очами Конурина, ожидая, очевидно, от него нужной реакции. Тот же, увидев выряженного «родственничка», восторженно загорелся лицом и шумно зааплодировал, вставая навстречу:
— Оленька! Моя дорогая… браво!.. Ну не ожидал… великолепно… просто великолепно! Вот это действительно сюрприз, — и распростер навстречу свои объятия.
Довольная произведенным впечатлением, загримированная Оля-Коля хохотнула и с деланным видом бросилась на шею хозяина квартиры, испачкав его щеки и губы в яркой помаде:
— Сашок, мой сладенький, я так рада, что тебе понравилось!..
При виде этой интимно душещипательной сцены, Валерий Иванович брезгливо сморщился и с остервенением плюнул, словно только что в рот к нему заползла ядовитая змея.
— Вот это да-а!.. Здравствуйте, я ваша тетя! Вы только посмотрите, насколько по-родственному теплыми могут быть иногда у людей отношения… — прошипел он, чуть не задохнувшись, и тут же нервно потянулся к исхудавшей пачке «Беломор-канала». — Это же просто немыслимо!.. С ума сойти можно, лютики-цветочки, до чего народ докатился!.. Мужики, а тискаются, как парочка влюбленных… На партком бы тебя, черт ты рогатый, — остервенело затряс рукой Шумилов, — и пинком под зад из партии и с работы… Таких бабников нам еще видывать не приходилось!.. Это уж будьте уверены! У-у! И глаза бы мои на вас никогда не смотрели… просто противно, — схватил он резко зеркало и опрокинул вниз стеклом на поверхность стола. — Это ж надо, ну что ни человек, то нежданный подарочек! Как специально… один другого чище. Да, с такими кадрами только в глушь непролазную, в деревню Тошниловку податься можно, а мы, дураки, еще о какой-то перестройке печалимся да умные доклады сочиняем, — бросил он пронзительный взгляд на валявшиеся на столе листы недописанного выступления. — С таким руководящим составом «преспектива» у нас совсем неважнецкая. Заведут нас эти хозяйственнички-сусанины в болото по самые… некуда… как пить дать, батенька, заведут…
Разъяренные мысли Валерия Ивановича метались в голове, как теннисные мячи в крохотном помещении после сильной подачи игрока, а стрелки часов… стояли на месте, словно никому не подвластное время было схвачено и обездвижено страшным морозом, от которого всякое движение в природе должно было просто умереть…
Глава ШЕСТАЯ
Искушение
— Интересно, и для чего эти странные посетители подсунули ему столь необычный предмет, — хмуро взглянув на лежащее на столе зеркало, раздраженно подумал Шумилов. — Непонятно! И какой за всем этим кроется смысл? Ну, увидел, ну узнал, так скажем, пикантные подробности о жизни некоторых своих знакомых. И что же дальше? Жить, что ли, теперь станет спокойнее и легче? Черта с два! Вот уж как раз наоборот! Ходи и думай про все про это. Поедай себя изнутри…
Эх, а как иногда хочется душевного равновесия, спокойствия и, в конце концов, просто маленького человеческого праздника, — стоя у окна, тягостно вздохнул хозяин квартиры. На душе у него было прескверно. — Но все получается как-то нескладно. И жить вечно приходится на взводе, с неизменным внутренним напряжением. Так и ждешь какой-нибудь пакости, какого-нибудь скверного подвоха! Ну а сегодня-то и подавно. А ведь бывает, так расслабиться хочется!.. Послать бы все к чертовой матери, все эти дела партийные, да посидеть бы где-нибудь на природе, у тихой речки с кувшинками да глубокими омутами с удочкой. Под мерное потрескивание дровишек в костре выпить бы водочки грамм пятьдесят или винца какого хорошего, да приятственно закусить… так, запросто… среди своих… Пошутить, посмеяться, а может, и попеть от души…
Да, бывало директор регулярно, раза два-три в году, совершал подобные вояжи со своими замами, с начальниками цехов и отделов в загородный дом отдыха. Обязательно на Первое мая и Октябрьскую, ну и еще, если у кого-то из окружения круглая дата подошла. И неплохие мальчишники получались… Но и здесь до конца не расслабишься. Все друг за другом так и присматривают, каждую стопку подмечают, боятся свое привычное лицо потерять да с трудом завоеванный авторитет подмочить. Ну уж о секретаре парткома можно и не говорить — чихнешь не так, и то враз подметят. Хотя генеральный и пытается всегда создать непринужденную обстановку. Но сразу, как говорится, с похорон на свадьбу не перестроишься. Впрочем, некоторые начальнички и здесь, несмотря ни на что, до чертиков напиваются. Вот взять, к примеру, начальника транспортного цеха Скворцова. Уж до того старательный, своего не упустит — всегда дойдет до нужной кондиции. К концу вечера так наклюкается, что приходится на свежий воздух его под белы рученьки выводить. А хуже того — прямо на них и вынесут. И ничего, как с гуся вода!.. Тоже у Орлова свой человечек. А разрешите полюбопытствовать, почему? Да все потому, что умеет и на рыбалку вовремя выезд организовать, и чемодан с удочками поднести, и луночку зимой для любимого шефа пробурить. Уж не говоря о том, что вечно директору в рот смотрит, как будто вместо слов оттуда вылетают золотые монеты…