Во вводных замечаниях к данным фрагментам Гегель живет описывает постоянно растущее стремление к обновлению вюртембергских порядков и характеризует неуничтожимость этого стремления, лишь возрастающего при замедлении этого обновления."…Ведь это — не случайное возбуждение, которое может быстро пройти. Вы можете назвать его лихорадочным состоянием, пароксизмом, но этот пароксизм закончится гибелью или очищением больной материи. В нем выражены усилия еще здоровой силы изгнать из себя недуг"[6]. Гегель констатирует, что вюртембергские порядки в той форме, в какой они существуют, стали непрочными и требуют основательной перестройки.
С горькой усмешкой обращается Гегель к тем, кто, хотя и соглашается абстрактно с необходимостью реформ, но из сословного эгоизма противится любой конкретной реформе. "Ведь часто за горячим стремлением к общему благу скрывается оговорка: поскольку это соответствует нашим интересам. Подобная готовность поддержать любые преобразования сразу же исчезает, утрачивается людьми, как только предъявляется требование к ним самим". И он следующим образом резюмирует свои сатирические замечания о необходимости реформ: "Если изменение неизбежно, оно должно быть осуществлено. Подобная тривиальная истина должна быть высказана потому, что страх перед предстоящим действием заставляет отступить готовность мужества, и люди, преисполненные страха, понимая и признавая всю необходимость изменения, тем не менее в решающий момент проявляют слабость, предпочитают сохранить все принадлежащее им. В этом они уподобляются расточителю, который, будучи поставлен перед необходимостью сократить свои расходы, в каждом данном случае считает невозможным отказаться от своих прежних привычек, не хочет ни в чем себя ограничить и лишается в конечном итоге всего — как действительно необходимого, так и того, без чего можно было бы обойтись" [7].
В чем причина непрочности внутренних отношений в Вюртемберге? Ответ, даваемый Гегелем, ясен и прост. Коренятся они в прежней, уходящей в прошлое, общественно и политически устаревшей эпохе и не соответствуют духу и потребностям современности. Это — общее буржуазно-прогрессивное отношение к институтам немецкого феодального абсолютизма. Необходимо остановиться на этих замечаниях Гегеля, поскольку в них делается большой шаг вперед в развитии его философско-исторических и общефилософских взглядов. В идеологической защите общественного прогресса Гегель впервые здесь обращается к идее исторического развития.
В бернский период частое возрождение античных республик в эпоху упадка, вызванного христианской позитивностью и имущественным неравенством, выступало чем-то вроде катастрофы у Кювье. Теперь Гегель начинает, правда еще очень общо и абстрактно, видеть движущую силу прогресса в самом общественном развитии. Как следствие, он начинает рассматривать различные социальные и политические институты с большей исторической конкретностью. Согласно его теперешнему взгляду, определенный институт сам по себе ни хорош, ни плох, как это представлялось ему в Берне, но в ходе общественного развития из института, первоначально справедливого, возникает институт ложный, препятствующий прогрессу, реакционный.
Гегель обосновывает непрочность вюртембергских порядков следующим образом: "Сколь слепы те, кто полагает, что можно сохранить учреждения, конституции, законы, живой дух которых исчез и которые не соответствуют более нравам, потребностям и взглядам людей; что формы, к которым не проявляют более интереса рассудок и чувство, достаточно могущественны, чтобы и впредь служить узами, объединяющими народ" [8].
Здесь видно, сколь велико значение для развития взглядов Гегеля тех сложных и запутанных путей к новому пониманию позитивности, которые мы анализировали в предыдущем разделе. Там было констатировано, что первоначально жесткое понимание позитивности стало более гибким, что из окостенело-метафизических антиномий позитивности и непозитивпости стали возникать диалектические подходы.
То, что Гегель совсем недавно называл подлинным и неподлинным единством, начинает обретать здесь историческую конкретность: позитивным теперь называется то, из чего "исчез дух". Гегель больше не спрашивает, что является позитивным и что непозитивным; его внимание обращено на то, как определенный институт становится позитивным.
В конце франкфуртского периода это движение к новому философски и исторически осознанному пониманию всей проблемы позитивности углубляется и становится методологической основой всей позднейшей философии истории Гегеля.
В какой мере Гегель ко времени написания брошюры о положении в Вюртемберге достиг ясного философского понимания проблемы, насколько тесно он связывал выше цитированную формулировку с общей проблемой позитивности, трудно сказать на основании сохранившихся фрагментов. Краткие отдельные цитаты, приводимые Гаймом, указывают, во всяком случае, что такая связь в брошюре была. Но, за исключением нескольких слов, Гайм передает гегелевский текст в собственном, весьма сокращенном изложении, так что для решения нашей проблемы мы располагаем лишь намеками. Гайм пишет: "Меткими словами ой характеризует и осуждает то чиновничество, которое растеряло "весь смысл прирожденного человеческого права", и стремясь идти впереди эпохи, колеблясь между службой и совестью, оно постоянно оглядывается на "исторические основания позитивного" [9]. Видно, что связь между позитивностью и исторической отсталостью вюртембергских порядков была в брошюре Гегеля, но, насколько осознанно и ясно в философском отношении фиксировалась эта связь, невозможно решить из оставшихся фрагментов текста.
Приведенная цитата из Гайма показывает нам и другую важную практически-политическую сторону брошюры Гегеля: его острую критику вюртембергской абсолютистской бюрократии, В другом фрагменте брошюры Гегель также резко выступает против абсолютизма карликового государства, бюрократический аппарат которого в действительности обладает намного большей властью, чем земельные сословия. "Так официалы водили за нос комитет, а вместе с ним и все население страны" [10].
Эти замечания важны потому, что в них ясно выражено: Гегель был не только резким критиком и противником феодальных пережитков в конституции Вюртемберга, он одновременно вел такую же острую борьбу с абсолютизмом, вступившим теперь в конфликт с феодальными порядками. Таким образом, ясно, что конечной целью Гегеля могло быть только нечто радикально другое, а именно буржуазно-демократическое преобразование Вюртемберга.
И тем более разочаровывает робость и расплывчатость тех замечаний, где Гегель формулирует свои конкретные предложения. После острой критики вюртембергских порядков, после философско-исторического обоснования безусловной необходимости радикальных преобразований крайне разочаровывает формулировка им вопроса: "…благоразумно ли в стране с существующей в течение столетий наследственной монархией внезапно предоставлять выбор ее представителей непросвещенной толпе, привыкшей к слепой покорности и зависящей от впечатлений момента". И его конкретное предложение политических изменений следует в русле этого замечания, а не острой критики отношений в Вюртемберге. "Пока в старом порядке сохраняется все устаревшее, пока народ не знает своих прав, пока нет налицо общего духа, пока не ограничена власть чиновников, всенародные выборы служат лишь тому, что приводят к полному ниспровержению нашей конституции. Самым разумным было бы передать избирательное право в руки независимого от двора корпуса просвещенных и справедливых мужей. Но я не представляю себе, при помощи какого рода выборов можно было бы создать такое собрание, даже если бы самым тщательным образом было бы определено, кто имеет право избирать и кто быть избранным" [11].