Но ничего этого Володя не видел. Он учился в другом городе, лишь изредка навещая родных. Годы учёбы промелькнули, будто радужный сон, и вот дипломированный инженер с молодой беременной женой Лизой вернулся, наконец, к родительскому очагу.

Многое здесь изменилось. Отец вышел на пенсию и пил всё больше. Мачеха с ним не ладила и была всё время в разъездах, младший брат служил в армии, и квартира, некогда полная детского гомона, шума, игрищ, находилась в печальном запустении. Лиза родила девочку, и поначалу ребёнок, кажется, примирил всех. Получив статус деда, глава семейного клана почти перестал пить и с большим усердием помогал ухаживать за девчонкой. Вернулась мачеха, но Лизавета, каким-то необъяснимым материнским чутьём почуяв неладное, не подпускала её к ребёнку. Правда, на словах ничего не было сказано, но жесты, взгляды, случайно обронённые фразы говорили о многом.

Тётя Галя обиделась. У неё не было своих детей, и, конечно, ей хотелось поиграть с малышкой. Несколько коротких стычек определили позиции воюющих сторон, и молчаливая ненависть поселилась в доме. Кончилось тем, что мачеха уехала, не попрощавшись, а отец, находясь в подпитии, своими замечаниями довёл Лизу до слёз. Были пьяные дебоши, разборки с выламыванием закрытых дверей, с вызовом милиции. В общем, кто жил в одном доме с пьющими родителями, тот может себе всё это представить.

Наконец, устав от «боевых действий», ветеран войны отправился к жене в деревню, а когда вернулся, то привёз целый чемодан всевозможных вкусностей – от колбасы до пирогов с капустой. Но Лизавета, то ли из вредности, то ли ещё почему-то - буквально приказала Володе не прикасаться к привезённому. И, как потом выяснилось, она оказалась права. Деревенские подарки глава семейства съел сам, после чего здоровье у него резко пошло на убыль. Но на фоне его регулярных возлияний это никому не показалось странным, никто ничего не заподозрил.

А бывший фронтовик одиноко сидел пьяненький на кухне и нажимал на привезённый из деревни сухой паёк. Обрюзгшее, обросшее щетиной лицо делало его похожим на лешего. Крутившуюся рядом кошку он отбросил ногой, и она, изогнувшись, шипела на него из угла, ожидая подачки и опасаясь приблизиться.

Володя подошёл к отцу, попытался заговорить, но тот только махнул рукой:

- Все вы против меня. Сговорились. Вон, даже Мурка… А что я вам сделал?

- Что сделал? – с нескрываемым возмущением ответил сын. – Ты на себя в зеркало посмотри, на кого ты стал похож? Переругался со всеми, даже с кошкой поцапался. И что теперь?

Помолчав немного, он продолжил уже более миролюбиво:

- Папа, тебе пора браться за ум. Бросай пить и ищи работу. Нельзя так жить! Ты ведь горный инженер, не старик ещё, член Партии. Не пей, не загоняй себя в угол! Иначе – долго не протянешь. Примеров масса. Выходит шахтёр-запылёнщик в пятьдесят лет на пенсию. Пить нельзя – лёгких почти не осталось, а он пьёт. Два-три года такой жизни – и нет человека.

Отец посмотрел невидящими глазами в угол на притихшую кошку, затем сказал доверительно:

- Серафима приходила, твоя покойная мать. Мы ведь с ней тоже не больно ладили. А тут пришла во сне, стала поодаль, смотрит и молчит. Да как смотрит! А мне - ни рукой, ни ногой, ни языком не пошевелить. Постояла, сказала что-то беззвучно, одними губами, повернулась и ушла. За мной приходила. Виноват я перед ней, сильно виноват. Ты не знаешь, но после её смерти меня вытащили из петли, чуть откачали. А сейчас… Ну куда я пойду, кому я, старик, нужен? К тому же, нутро болит невыносимо. От самогона, наверное. Первач на днях пили – градусов шестьдесят. Да и не хочу я больше жить - повидал я на своём веку, надоело всё…

Володя бросился к нему, обнял, начал уговаривать, но старый шахтёр махнул ещё рюмашку и едва добрался до своей кровати. Спал он беспокойно - храпел, ворочался. А иногда вздохнёт глубоко – и лежит беззвучно минуту или больше, будто кончился. Но нет – выдохнет тяжело, с надрывом, потом пошевелится со стоном, и снова спит, с трудом заглатывая воздух.

Удавился отец сидя. Привязал верёвку к батарее и, отстранившись всем своим грузным телом, затянул на шее петлю…

5.

Володин брат демобилизовался на две недели раньше срока – в связи с похоронами. Кто служил, тот поймёт, что это значит для солдата. Радость обретённой свободы и горе утраты смешались в его душе. Дома он увидел придавленного несчастьем Володю, растерянную Лизу и едва начинавшую ходить незнакомую маленькую девчонку. Всё изменилось за время его службы, да и сам вчерашний солдат стал другим. Ему хотелось чувствовать себя вольной птицей, жить полнокровной жизнью, хотелось обнять весь мир. Но шахтёрский Донбасс не прощает распущенности и пьяного разгула. Всё получилось глупо и банально.

Через месяц Володя узнал, что работавшая медсестрой Лизавета делает деверю уколы, лечит его от какой-то венерической болезни. Причём, на этой почве она сдружилась с парнем настолько, что муж начал ревновать жену к брату. Это заметила вернувшаяся из деревни тётя Галя, но, по своему обыкновению, молчала до поры до времени. Похоже, что задуманная ею большая месть была далека от своего логического финала. Так свернувшаяся кольцами змея замирает перед решительным броском, стараясь не выдать себя лишним движением.

Перебесившись, брат пошёл работать на шахту, женился и переехал к молодой супруге. Володя вздохнул с облегчением, но не тут-то было. Тлевший до времени скандал вспыхнул с новой силой. Женщины перестали разговаривать между собой, неделями ходили с гордым видом, не замечая друг друга. И тут, согласно логике повествования, вдруг заболела Лиза. Полиартрит, болезнь суставов - констатировали премудрые врачи. Назначили процедуры, обезболивающее. Но Лизавете становилось всё хуже, и вечерами она сидела, придавленная болью, обняв маленькую дочь и не понимая, что происходит с её молодым организмом.

Беда не приходит одна, а приводит за собой множество раздоров и несчастий. Володиному брату пришлось жить с тёщей. Вот ей-то тётя Галя и поведала, что застала однажды Лизу с младшим пасынком в непотребном виде и в горизонтальном положении. Сообщение это имело эффект разорвавшейся бомбы. Приехавшая в гости родня возмутилась, виновникам были прочитаны нравоучения на темы морали, но оба пошли в отказ: не было ничего, и всё тут. Тогда призвали тётю Галю, которая твёрдо сказала, что она видела непотребство собственными глазами. Гости в недоумении разъехалась, но осадок, как говорится, остался. А тем временем Лизавете становилось всё хуже и хуже.

6.

Первой о причине всех бед догадалась тётя Катя, как звали её молодые. Внимательный читатель помнит, что эта женщина какое-то время была любовницей умершего отца Володи. Потом они дружили семьями, пока от сердечного приступа не умер её муж. Тётя Галя время от времени заходила к «подруге», и, согласно логике вещей, женщина эта тяжело заболела. Трудно сказать, чем выдала себя добросовестная сиделка и любительница похорон? Может быть взглядом, а может улыбнулась не так? Но заподозрив неладное, Катерина сделала ей от ворот поворот и постепенно пошла на поправку.

Своей догадкой тётя Катя поделилась с Лизой. Причём выяснилось, что симптомы болезни у них схожие. Казалось бы, круг замкнулся, было найдено объяснение целой череде смертей, но подозрения так и остались подозрениями – улик-то не было. А как доказать колдовство? Его ведь не пришьёшь к милицейскому протоколу…