Элеонора ютилась в своем потрепанном шатре с распухшим языком и растрескавшимися губами. Симеон передавал ей слухи о том, что в «Армии Господа» нарастает отчаяние. При этом он настаивал, чтобы Элеонора продолжала свою летопись. Но Элеонора была слишком истощена, чтобы чем-то заниматься, и просто лежала на спине, прикрыв одной рукой лоб и неподвижно глядя на грязную крышу из козьих шкур. Сто тысяч франков вышли в крестовый поход, менее двадцати тысяч из них дошли до этой ужасной долины перед мрачными неприступными стенами Иерусалима. Элеоноре почему-то вспомнилась их первая потеря — староста Роберт. Интересно, что с ним случилось на самом деле? А Магус и федаины? Будут ли они сметены с лица земли порывом Господнего гнева, или же им суждено страдать от голода и жажды, видя прямо перед собой Священный Город? А может, их прижмут к стенам города и изрубят на куски всадники той огромной египетской армии, которая идет на помощь осажденным?

— Прекрасная новость, — молвил запыленный Теодор, входя в шатер и отмахиваясь от тучи черных мух, норовивших сесть ему на лицо.

Присев возле постели Элеоноры, он улыбнулся. Она ответила улыбкой. Какая бы опасность им ни угрожала, а Теодор всегда опрятен, красив и в хорошем настроении! Но, с другой стороны, это обстоятельство вселяло в Элеонору дополнительный страх. Она очень переживала за грека и стала бояться каждой новости об очередной стычке, вылазке или засаде. А вдруг Теодора ранят или, Боже упаси, убьют? А когда эти неприступные стены подвергнутся штурму, то выживет ли он в этом страшном кровопролитном сражении? Если Теодору суждено умереть, то лучше она умрет вместе с ним.

— Я принес хорошую весть, — повторил он.

Элеонора извинилась и приподнялась в постели. Теодор слегка наклонил набок голову, прислушиваясь к радостным крикам, зазвеневшим в лагере.

— Эта добрая весть — объяснил он, — заключается в следующем. В разрушенный порт Яффа зашли двадцать генуэзских галер и попросили «Армию Господа» о помощи. Конечно же, наши предводители пришли в восторг. Флот обеспечит их древесиной, а может быть, даже продовольствием и водой. К побережью были отправлены два отряда рыцарей и лучников под командованием Раймунда Пиле. Кавалерия противника атаковала их. Но Пиле и его воины отразили эту атаку и въехали в порт Яффа, везя с собой на седлах щиты и накидки поверженных врагов. Генуэзские моряки радостно приветствовали наших воинов. Несколько дней они курсировали вдоль побережья, разыскивая «Армию Господа». Раймунд рассказал им о лишениях, которые мы претерпеваем, и моряки немедленно организовали угощение из хлеба, вина и жареной рыбы. Франки и генуэзцы сели вместе в зале без крыши в замке Яффы, освещенном фонарями, кострами и свечами. Наполнялись и опустошались блюда и бокалы. Даже смотровых с кораблей — и тех пригласили, чтобы им досталась их доля яств. — Теодор пожал плечами. — Они слишком увлеклись пиршеством. Египетский флот, находившийся далеко в море, заметил огонь фонарей и костров, освещавших замок, и, неслышно подкравшись поближе, заблокировал вход в бухту. Когда забрезжил рассвет, генуэзцы поспешили к своим кораблям, однако увидели, что дать бой нет никакой возможности. Все, что можно было сделать, — это снести с галер на берег столько оружия и припасов, сколько они в состоянии были захватить. Именно в этом, — пояснил Теодор, кивнув головой в сторону лагеря, — и заключается хорошая новость.

Сначала Элеонора не могла понять, почему Теодор считал эту новость хорошей. Положение продолжало ухудшаться. Каждый день с восходом солнца шатер буквально раскалялся, и она просыпалась вся в поту после тревожного сна. По оврагам и долинам свистели порывистые ветры, приносившие тучи пыли из глубин окружавшей город пустыни. Воды по-прежнему было очень мало. Бурдюки с протухшей водой, доставляемой на верблюдах, стоили баснословно дорого, и эта вода мало облегчала ежедневные тяготы, переносимые и Элеонорой, и другими. Глаза краснели, глотки распухали, а над лагерем висел тяжелый запах разлагающихся трупов животных. Стали поступать сообщения о том, что на стада скота, отведенные на лесистые холмы, нападают турки, которые также всячески препятствовали любым попыткам найти воду. Некоторые дезертировали. Добравшись до реки Иордан, дезертиры искупались в ней и взяли с собой немного тростника в подтверждение того, что они завершили свое паломничество, однако куда им было идти? Турки рыскали по окрестностям и надежно блокировали порт Яффа.

Тем не менее заверения Теодора сбылись. В конце июня с холмов начали поступать первые партии древесины, которую доставляли на повозках мулами и верблюдами или же на спинах людей. Готфрид Бульонский приказал генуэзцам, чтобы те помогли разделывать древесину и плести канаты для катапульт. Таким образом, нашлось применение для тех молотков, скоб, гвоздей и топоров, которые они забрали со своих кораблей. Инженер Готфрида, Гастон Беарнский, был назначен старшим над рабочими, а генуэзского мастера Вильгельма Эмбриако прикомандировали к графу Раймунду Тулузскому. Работа нашлась для каждого. Элеонора носила дерево и вязала канаты. В лагере появилось множество устрашающих осадных орудий, похожих на жутких чудовищ из потустороннего мира. Среди них были: тяжеленный таран с железным наконечником, защищенный плетеной крышей из акации; огромные катапульты с массивными метательными чашами; многочисленные штурмовые лестницы, а также плетеные переносные щиты, под защитой которых солдаты могли приближаться к стенам. Граф Раймунд переместил свои отряды на юг к Сионским воротам и сосредоточил свои усилия на засыпке рва, пообещав небольшую сумму денег каждому, кто принесет хоть три камня для этой цели. За три дня и три ночи часть рва была засыпана. Было заготовлено еще больше мантилий. Каждый рыцарь был обязан приготовить два щита и одну лестницу. Катапульты и баллисты были поставлены на колеса, чтобы они могли маневрировать. Были сооружены так называемые «свиньи» — длинные, похожие на сараи укрытия для саперов, занимавшихся подкопами и разрушением стен.

Однако все сходились на том, что стены следует преодолевать сверху, а не подкапывать и разбирать. Основные же свои надежды франки возлагали на снабженные колесами устрашающие осадные башни, которые можно было придвигать к стенам. Каждая такая башня имела три этажа. На нижнем находились люди, толкавшие ее вперед, второй же этаж, построенный вровень с парапетом иерусалимских стен, предназначался для того, чтобы с него рыцари могли перебраться на стену, а на третьем этаже находились лучники, прикрывавшие наступление рыцарей.

Защитники города внимательно наблюдали за этими приготовлениями и готовили свои контрмеры. Они установили на стенах баллисты, чтобы максимально сократить дистанцию стрельбы. Они также позаботились о том, чтобы дополнительно защитить те участки стены, которые считались наиболее уязвимыми. Для этого за стены вывесили мешки с соломой и плотными морскими канатами. Эти мешки должны были смягчать удары камней, выпущенных из катапульт крестоносцев. «Армия Господа», приготовившись к решительному штурму города, решила также продемонстрировать, что пощады побежденным не будет. Во время одного из набегов франки пленили важного мусульманского военачальника. С ним обошлись благородно, но попросили принять христианство. Когда же он отказался, его вывели к башне Давида, где один из рыцарей Готфрида отрубил ему голову. Несколько дней спустя франки поймали египетского шпиона. Они решили, что раз ему надо попасть в город, то им следует помочь ему в этом деле. Еще живого его привязали к катапульте. Однако шпион оказался слишком тяжелым и через стену не перелетел. Он мгновенно погиб, упав и сломав себе шею об острые камни у подножия стены.

Настроение в лагере франков заметно изменилось в лучшую сторону. Осадные орудия были готовы; устрашающие штурмовые башни взметнулись ввысь; был организован подвоз воды и продовольствия. Надежды на удачный исход осады усилились, но тут же угасли, когда Гуго и Готфрид принесли известие о том, что предводители в который раз перессорились между собой. Некоторые выступили против того, что Танкред водрузил свое знамя над Вифлеемом; возникли также сильные противоречия относительно дальнейшей судьбы Иерусалима после его взятия. К спору присоединились и священники, настаивая на том, что поскольку Иерусалим является Священным Городом, то в нем должен быть только один правитель: Христос. Были предложены иные варианты: губернатор или регент. Гуго и Готфрид послушали все это, а потом созвали совет своего отряда. Настало время для нового пророчества. Слово взял Петр Дезидерий. Он рассказал о своем чудесном сне, и рассказ этот вскоре облетел весь лагерь. Якобы к Петру явился в божественном сиянии Адемар, епископ Ле-Пюи, и предупредил, что Господь недоволен. Армии следует очиститься. Крестоносцы должны покаяться в своих грехах, искупить вину и объединиться в благодати Господней перед началом наступления. И это пророчество было с радостью принято. Простые люди толпились возле шатров и павильонов своих предводителей, настаивая, чтобы они сделали именно так, как говорилось в пророчестве. Был издан приказ. 8 июля 1099 года священники и монахи с крестами и святыми реликвиями в руках проведут процессию рыцарей и всех здоровых мужчин и женщин перед стенами Иерусалима. Будут трубить трубы и развеваться знамена.