— А остальные факторы? — спросил я. — Ну, форма крыла и эти, как их, соотношения?

— Представьте себе ястреба. Крылья у него короткие и широкие — идеальны для маневра в сложных ситуациях и для ловли добычи. Отношение длины крыла к ширине у ястреба невелико. А у альбатроса крылья узкие и длинные — идеальны для парения и быстрого полета в энергосберегающем режиме. У этой птицы отношение длины к ширине большое.

Руоконен пробежалась пальцами по стоявшей на столе модели скелета летателя. Модель была высотой в полметра. Все кости были сделаны очень точно и выделялись, будто на рисунке в анатомическом атласе. Доктор погладила костяк распростертых крыльев.

— Видите, это похоже на дополнительную пару рук, только несколько измененных. Вот плечевая кость, а средний сегмент формируют локтевая и лучевая кость и кости запястья. Это самый длинный сегмент крыла. А кончик состоит из сросшихся пястных костей — аналог костей вашей кисти. Перья крепятся вдоль передней кромки крыла, вот тут, а концы их свободны, совсем как у птицы; поэтому они и могут отходить от поверхности кожи. Теперь вы видите, что крыло состоит в основном из перьев, ведь по скелету форма крыла практически не угадывается.

Я смотрел на модель — на скелет мутанта с приживленными крыльями, — и боролся с накатившей тошнотой. Я видел какую-то помесь, не человека и не птицу, а что-то третье. Чужеродное. У млекопетающего не может быть рук, ног и третьего набора полноценных конечностей. Три пары. Будто у насекомого. Что это такое? Что за существа эти летатели? Я уставился на доктора Руоконен. Во что мы превращаемся?!

— А теперь мы подходим к самым важным показателям, — щебетала Руоконен. — К цифрам, играющим первостепенную роль — к нагрузке на крыло. Нагрузка на крыло — это и есть отношение общего веса летателя к площади крыльев, то есть сколько веса придется нести на себе при помощи подъемной силы, генерируемой на каждый квадратный сантиметр крыла. Низкая нагрузка на крылья — это примерно полграмма на квадратный сантиметр крыла. Птицы с низкой нагрузкой на крылья легко взлетают и хорошо парят. Например, бородач-ягнятник. Большая нагрузка на крыло — это примерно восемь десятых грамма на квадратный сантиметр, и тогда получается быстрый и сильный летатель, очень выносливый, вроде утки, которому, однако, труднее взлетать и который не отличается большой маневренностью в полете. Предполагают, что два с половиной грамма на квадратный сантиметр — это предел, после которого летать уже невозможно.

Я покивал, только вот цифры мало что мне говорили. А вот доктора Руоконен они, очевидно, взбодрили: на щеках у нее заиграл румянец, глаза заблестели. Похоже, эту часть лекции она принимала особенно близко к сердцу.

— А теперь послушайте, — разливалась она. — Женщина весом в пятьдесят килограммов, габариты крыльев у которой, скажем, два метра на метр, обладает нагрузкой на крыло в двадцать пять сотых грамма на квадратный сантиметр. В высшей степени удобно для полета. Нет, я не имею в виду, что возможна только такая конфигурация. Ее нужно корректировать в зависимости от того, как именно вы хотите летать. Снижая нагрузку на крыло и наращивая мышечную силу, мы добились сокращения размеров крыла, однако, несмотря на это, все еще обладаем определенным простором для приспособления к особенностям полета, так как можем играть с измерениями, не теряя предпочтительных показателей нагрузки на крыло.

— Постойте, а как выбирать-то? — выдавил я.

— Видите ли, городским летателям мы обычно предлагаем компромиссный вариант, который обеспечивает достаточную маневренность, однако дает возможность и парить, и летать на дальние дистанции. — На ее инфокарте появилось изображение летателя с раскинутыми крыльями. — У них нет ни выносливости альбатроса, ни проворства ястреба-тетеревятника, но ведь им и не требуется ни летать за океан, ни добывать себе пропитание в полете. Так что эта форма крыла прекрасно подходит для повседневных целей и для развлекательных полетов. Птицы выработали у себя ту или иную форму крыла ради сохранения биологического вида. Для нас же крылья — роскошь, которую мы себе позволяем помимо эволюционных потребностей, то есть мы готовы платить за энергию, необходимую для полета, если можно так выразиться. Птицам летать жизненно необходимо. Нам — нет.

Я попытался представить себе, на что в принципе способны Хищники.

— Если нагрузка на крыло так критична, — проговорил я, — как же иным летателям удается поднимать в воздух и нести другого человека?

— Здесь играет роль по крайней мере один из нескольких факторов, — с готовностью ответила Руоконен. — Во-первых, вспомните, как орлы хватают ягнят. Орел пикирует — значит, у него уже есть и разгон, и энергия. Если летатель уносит кого-то в небо, то обычно подхватывает его, пикируя с большой высоты. Во-вторых, одного человека, как правило, несут несколько летателей, скажем, при спасательных операциях. Наконец, обычно такой полет, так или иначе, длится очень недолго. Если вы меня понимаете. — Она подняла бровь. — Так вот, вырастив крылья, мы приживляем их хирургическим путем, соответствующим образом подготовив те участки, где они крепятся. Случаев отторжения не бывает, поскольку культура клеток в основном содержит вашу собственную ДНК, пусть и модифицированную, и организм распознает дополнительный генетический материал как свои же ткани. Процедуры, о которых сейчас идет речь, это, само собой, манипуляции с соматическими клетками. Соматические клетки — это клетки организма, которые не передают ДНК следующему поколению. А вот если подвергнуть изменениям половые клетки — то есть сперматозоиды и яйцеклетки, — то у детей таких родителей крылья отрастут сами собой и будут наблюдаться все остальные необходимые мутации в прочих органах и системах.

— Постойте, — перебил я ее. — Вы заговорили об изменениях, которые передадутся по наследству. Всем будущим поколениям. Вы собираетесь не просто добавить ДНК отдельному человеку, а изменить всю конструкцию.

— Вот именно, — кивнула Руоконен. — Мы меняем конструкцию некоторых будущих детей. Их не очень много. Пока. Однако таким образом модификации, необходимые для полета, проходят гораздо легче. Да и вырастить собственные крылья, а не приживлять их, куда эстетичнее.

Насколько я понял Пери, Чеширы рассчитывали, что крылья у Хьюго вырастут сами. Питер — архитектор, эстетичность, о которой упомянула Руоконен, была ему явно по нраву. Так что же, ради Хьюго они оба — или кто-то один из них — пошли на изменения половых клеток? Я подумал о Елисееве. Интересно, он владеет этой технологией? Да, пожалуй, «Альбатрос» — одна из немногих фирм, у которых есть база для подобных операций — да что там, просто-напросто хватает денег, оборудования и мозгов, а Елисеев работает в их здании, хотя это, конечно, еще не доказывает, что между ними есть связь.

— Да, отращивать крылья и правда эстетичнее, но как вы можете… — Я имел в виду «Как вы смеете». И изо всех сил постарался говорить ровным тоном: — Одно дело — когда человек принимает это решение сам для себя. И совсем другое — решать, что отныне все его потомки будут мутантами.

— Да, многие с вами согласятся. Однако это не останавливает врачей, когда они проводят манипуляции с половыми клетками с целью предотвратить целый ряд заболеваний. Что-то я не слышу особых протестов по этому поводу.

— А как же «Корни»?

Руоконен пожала плечами — еще бы, даже признавать существование подобных фанатиков ниже ее достоинства.

— Но ведь мы не имеем права принимать такие решения! Дело не только в их потомках. Дело в нас, всех остальных. Вы разделяете нас на два вида. Или даже больше. Неизвестно на сколько! Эстетикой это не оправдать! — Я осекся, не находя нужных слов.

— Что ж, возможна и такая точка зрения, — проговорила Руоконен. Мне стало понятно, что она далеко не впервые сталкивается с противоречивыми чувствами, которые вызывает идея полета у бескрылых родителей. Ей нужно было выстроить убедительную линию защиты полета, чтобы выудить у родителей согласие превратить своих чад в слетков.