«Двигайся. Не жди».

После гибели Кармель Пери хотела тут же, раз и навсегда уехать из Пандануса.

— Подожди. Ты еще маленькая, — возразила Ма Лена. И нашла Пери работу после школы — в питомнике «Зеленый ковер» у Коди, где растили рассаду. — У нас есть план, как попасть в Город, — сказала Ма Лена. — Туда кого попало не пускают. Тебе нужны деньги. Тебя не пустят без денег. И пропуск. Через границу Города без пропуска не перейти. Я добуду тебе временный, а постоянный получишь сама. Если удастся.

Пери проработала у Коди два года, дождалась позволения Ма Лены, а главное — заручилась ее помощью и перебралась в Город. Автобус тащился туда несколько часов, и Пери волновалась все сильнее и сильнее. Город во всем своем блистательном великолепии мог показаться на горизонте за каждым поворотом. Но автобус остановился задолго до того, как Пери увидела что-то кроме бесконечных мусорных свалок Предместий — нелегальных пригородов, которые расползались на целину вокруг Города. И простоял целых полчаса. И даже сорок пять минут. Наконец в автобус вошла контролерша из Города и медленно двинулась по проходу, проверяя пропуска. Пери ждала, в горле у нее пересохло, руки вспотели. А вдруг временный пропуск, который дала Ма Лена, не годится? Может, он вообще поддельный? Плечистые охранники, шедшие следом за контролершей, высадили из автобуса добрую половину пассажиров. Те потерянно побрели куда-то вглубь Предместий. Контролерша нависла над Пери, протянула руку. Пери робко отдала ей пропуск. Контролерша долго его изучала. Потом посмотрела на Пери, улыбнулась, вернула пропуск:

— Добро пожаловать в Город.

Автобус, рокоча, переехал последний мост, отделявший Предместья от настоящего Города, и Пери повернулась влево, в сторону моря, — где тут церковь? Ма Лена говорила, что Пери увидит сверкающую голубую звезду. И вот Пери заметила ее — голубое сияние, мелькавшее в узких просветах между темными громадами других зданий. Пери крутила головой, чтобы не потерять церковь из виду. И когда автобус доехал до конечной остановки в центре города, Пери прекрасно понимала, в какой стороне ее ориентир. Подхватив сумку, она зашагала по улицам, восхищенно озираясь. Большие черные фигуры в небе над головой — это ведь летатели, спешащие по своим делам!

Наконец-то, наконец-то, после долгих лет беспросветного бездействия — «Не двигайся, ты упадешь» — все понеслось с головокружительной быстротой. Пери сделала все в точности так, как велела Ма Лена. В церкви все прямо рвались с ней познакомиться, все двери открывались перед ней, как по волшебству, ее заваливали подарками. Впервые в жизни Пери почувствовала, что она непохожа на других, что ее любят и хотят с ней дружить. Мечта. Судьба. Предназначение. Тропа, ведущая к крыльям. А крылья — значит свобода.

«Завтра я возьму Хьюго, возьму все свои записи и карты в голове и улечу туда, где меня никто не знает. Пронесусь над пустыней — и по эту сторону никто меня больше не увидит».

Глава шестая

Управление

Я шел в Управление по охране семьи и детства, а в ушах у меня эхом отдавались слова Хенрика: «Чтобы голубя словить, надо ястребом травить». Программа преврашения человека в крылатого Хищника, будь она неладна. Дело и без того запутанное, а теперь еще изволь дергаться и следить, не шпионит ли за тобой тот Хищник, которого засек Тадж. Возразить нечего, Чешир поступил продуманно: нанял сыщика, чтобы напасть на след Пери, а для решающего броска приберег Хищника. Если этот его наемник таков, как Мик Дайрек, то Пери не выкрутиться и шансов улизнуть у нее нет. Другое дело, что Хищник будет привлекать всеобщее внимание, очень уж он заметен, особенно в районе, где я живу. Так что в этих краях навряд ли мне стоит опасаться слежки.

В Управление я когда-то хаживал часто, и дорогу туда не забыл. В бытность младшим офицером меня включили в состав группы, которой поручали вместе с Управлением и Министерством здравоохранения расследовать случаи семейного насилия и жестокого обращения с детьми. Я, тогда еще совсем зеленый юнец двадцати трех лет, страшно нервничал, ничего не понимал и боялся. Кам была всего-то двумя годами меня старше, но сразу почуяла, до чего мне не по себе. Она живо растолковала мне устройство городского дна во всей его неприглядности, — ведь было ясно, что чем быстрее я войду в курс дела, тем больше от меня будет пользы.

И вот я снова иду знакомым до оскомины маршрутом. Едва завидев невысокое белое здание, похожее на аккуратный картотечный шкафчик, я ощутил памятную сосущую тоску и беспокойство. Немудрено: здесь самые стены были пропитаны ужасом и тревогой, каждый кабинет хранил сведения о сотнях и тысячах случаев, связанных с болью, насилием, горем, и в большинстве своем все они заканчивались скверно. В прежней своей жизни, полицейским, я слишком часто сталкивался с такими историями, и в том числе поэтому перешел к частной практике. Правда, забыть те времена не получалось.

Получив пропуск, я с облегчением шагнул в лифт — после уличной жары здесь было особенно прохладно. Кам уже поджидала меня на лестничной площадке и, приподнявшись на цыпочки, чмокнула в щеку. Случись составлять полицейскую ориентировку, внешность Кам назвали бы «евроазиатской», но в наши дни такие словечки стремительно устаревали. Когда-то родители Кам сыграли на контрастах и решили — пусть у дочери будет густая белокурая шевелюра к продолговатым черным глазам, смуглой коже и пухлым розовым губам. Теперь, когда родители вольны сами выбрать отпрыску любую внешность еще до его появления на свет, эти формулировки потеряли смысл, но из употребления пока не вышли: полиция в таких вопросах всегда отстает. Наряд Кам, как обычно, многое говорил о ней самой: увидев эту веселенькую пеструю блузку навыпуск поверх строгих черных брюк, вы догадывались, что под наносным легкомыслием скрывается человек надежный, трезвомыслящий, и самых традиционных убеждений.

Никогда не понимал, каким образом Кам удается отдавать работе столько сил: она практически не вылезала из Управления, а между тем у нее имелась семья: дочка Дара и спутница жизни по имени Марианна. Заниматься охраной семьи и детства — это еще почище, чем в полиции служить, а я за двадцать лет нахлебался службы по горло, вот и уволился.

Следуя за Кам, вновь приложил к турникету пропуск (с охраной здесь было строго) и наконец очутился у нее в кабинете.

— Еще не утонула в бумажном море? — пошутил я.

Кам и правда предпочитала работать с документами по старинке. На столе громоздились бастионы, сложенные из папок, и с пола вздымались стопки высотой нам по пояс. Полки в шкафах тоже распирало от бумаг, и они же устилали кофейный столик. Я собрал в стопку документы, занимавшие стул для посетителей, и переложил на пол. Иначе сесть было некуда.

Кам шутку не поддержала.

— Ты бы знал, как мне тошно от этих завалов, — тихо сказала она. — Каждое дело — как минное поле. А сколько среди них дел, где дети все равно что мертвые, то есть они еще живы, но неизбежно рано или поздно погибнут, вот я эти папки и не убираю. Да это не папки, а бомбы замедленного действия. Я прихожу на работу и спрашиваю себя: кто следующий? Ребенок, про которого участковый врач шесть раз сообщал, что у того дистрофия, синяки и чесотка? Или новорожденный, у которого ломка, потому что родители наркоманы, и он беспрерывно исходит криком? Или здоровенькая дочка чокнутой мамаши, прикончившей двоих старших? Эта бабу даже за решетку не упекли, а детей она прибила просто потому, что они ходили за ней хвостиком и цеплялись за ее юбку! Лотерея, чертова лотерея, нет, хуже, треклятая русская рулетка, заранее ничего не сказать. Они гибнут. А я живу. И каждый раз, как я собираюсь уйти на часик пораньше, меня знаешь что останавливает? Я думаю: вдруг пропущу что-то важное, вдруг не успею предотвратить чью-то смерть?

Я понимающе кивнул. Что тут скажешь, и так все ясно.