Я покачала головой.

— Я так больше не могу.

— Что именно не можешь, малыш? Ты не можешь больше пытаться спасать Фрэнки от него самого? Или ты не можешь больше трахать Чейза? Или не можешь притворяться, что все эта сумасшедшая херня между нами исчезнет только потому, что ты в очередной раз сбежала от меня?

Это даже раздражало, как хорошо он все понимал, толком даже не зная меня.

— Все три, — огрызнулась я.

— Это хорошо, малыш, потому что я тоже больше так не могу.

Я свела брови, нахмурившись.

— Что не можешь?

— Я старею, малыш. У меня дети — две выросших задницы — и седеющие волосы. Провел слишком много времени женатым на суке, которую на дух переносить не мог, слишком много времени, добивая себя самого за то, что желал быть яйцами глубже в суке, которая на восемнадцать лет меня младше. Сложи все это дерьмо вместе, и увидишь меня, долгое время проживающего свою охуенно тоскливую жизнь. Так что да, я больше так не могу. Не могу нахуй жить без тебя. Хочу тебя за моей спиной на моем байке и в моей постели. Хочу моих детей внутри тебя. Хочу тебя рядом со мной так долго, как долго мне осталось.

Рядом с ним.

— Рядом с тобой? — прошептала я.

Его рука потянулась к моей шее и взяла цепочку. На какой-то момент я подумала, что он собирался снова сорвать жетон его отца. Вместо этого он вытащил ее из-под моей футболки и держал перед моим лицом. Медальон крутанулся.

— Думаешь, я просто люблю декорированием заниматься?

Я втянула воздух.

Жетон не принадлежал его отцу. Он выглядел точно так же, как отцовский, только на обороте читалось «Дьюс».

Мой подбородок затрясся.

— Я думала… Я… Я думала, ты надел обратно цепочку своего отца на меня.

Ох. Я снова собиралась плакать.

— Блять, послушай уже, Ева, и слушай внимательно. Слова ни черта не значат, да и я не слишком хорош объясняться. Так что вот ебаная правда специально для тебя, как есть. Мне сорок восемь лет, очень скоро будет сорок девять, и я чертовски хорош в том, чтобы с первого взгляда определять, вижу ли я хорошее перед собой. И ты, малыш, ты — это все, что я нахуй мог видеть. У мужчины не так много шансов в жизни сделать правильный выбор, заслужить любовь хорошей женщины и почувствовать вкус настоящей свободы. И малыш, для меня все эти три вещи соединились в тебе. Уже давно.

Он отпустил мой медальон, охватил ладонями мои щеки и закинул назад мою голову.

— Неважно, что там за хрень происходит между нами, она всегда была там и всегда будет. Я чертовски блять устал, пытаясь игнорировать это. Я постараюсь сделать все правильно. Ева, ты первая, с кем я попытаюсь, я блять сделаю все лучшим образом. И малыш, настоящая свобода — это чистая дорога, ветер в лицо и хорошая женщина за твоей спиной, крепко обнимающая тебя, словно ты ее причина дышать, ведь она — точно блять твоя причина.

Мой рот открылся. Разве он только что не говорил, что не слишком хорош в объяснениях, и теперь он собрался и сказал все это мне? Я была в шоке. В шоке до самой глубины сознания. Я никогда не ошибалась на его счет.

— Дьюс, — прошептала я, — ты любишь меня.

Он поднял глаза к потолку и фыркнул.

— Малыш. Да. Уже очень давно.

***

Дьюс наблюдал, как она таяла. Каждая часть ее тела просто обмякла. Блять, он любил этот ее вид. Этот вид говорил ему, что он был всем ее ебаным миром.

— Хорошо, — прошептала она. — Больше никаких побегов.

В его срывающемся вдохе было облегчение.

— Господи, малыш, — проговорил он, пробегаясь костяшками пальцев по ее щеке. — Как раз блять вовремя. А теперь, где твоя ебаная комната?

Глава 14

В компании Кокса Дьюс поднялся на тридцать пятый этаж Башни Мартелло в адвокатский офис «Хендерсон, Фредерикс и Стоунволл» и остановился напротив очень милой и очень юной секретарши, вытаращившей на них глаза.

— У вас назначено? — спросила она.

— Ага, — пробормотал Кокс. Он вытащил из заднего кармана конверт и шлепнул его на стол. — Назначение за тридцать штук баксов, которое удержит тебя от необходимости вызывать охрану и придержит твой рот закрытым. Понимаешь, к чему я веду?

Ее рот открылся, и она вытаращилась на конверт.

— Тридцать тысяч долларов?

— Ага.

— Деньги легальные?

— Они не помечены, дорогая.

Она соскочила со своего стула и обернулась. Оба они смотрели, как юбочка, плотно обтягивающая ее задницу, слегка задралась в воздухе, пока она, нагнувшись, рылась где-то в папках. Она появилась снова к ним лицом уже с сумочкой и свитером и схватила конверт.

— Спасибо вам! — сказала она, запыхавшись. — Я ненавижу мистера Хендерсона! Он худший из начальников, которые у меня когда-либо были! Я собираюсь вернуться обратно за барную стойку!

Она восторженно взвизгнула, подарила им хитрющую улыбку и вылетела из офиса.

Они переглянулись.

— Это было легко, — сказал Кокс.

— Она забыла свои фотки, — ответил он, указывая на ее стол.

Пожав плечами, они направились от опустевшего стола секретаря прямо в офис Чейза.

Он поднял взгляд из-за ноутбука.

Дьюс шагнул ближе.

— Ева Фокс, — прогремел он.

Чейз переводил взгляд между ним и Коксом и остановился на Коксе. Его глаза расширились.

— Иисусе, — пробормотал он. — Самое время тебе забрать твоего ребенка. Не знаю, сколько еще я еще смогу притворяться, что этот мелкий латинос — мой, тошнит уже.

Руки Кокса сжались в кулаки.

— Ева Фокс, — напомнил ему Дьюс.

Чейз перевел взгляд обратно на него.

— Я немного занят сейчас. Может, в другое время зайдете? Лучше предварительно запишитесь у секретаря.

Кокс сел в кожаное кресло и положил ноги на стол Чейза.

— Мы подождем.

— Да, — сказал он, вертя в руках фотографию Евы. Он взял ее со стола. — Не торопись блять.

Ее выпускной. Она была в мантии, держала в руке конфедератку и ухмылялась, выглядя так, будто ей было по барабану на весь мир вокруг. Во рту у него пересохло, когда он смотрел. Эта фотография была сделана незадолго до того, как он взял ее прямо в том переулке и сделал своей навечно.

— Красивая, правда? — проговорил Чейз.

Да, она была охуенно красивой, но он не собирался тратиться на слова. Он был здесь по конкретной причине, и обсуждение того, как красива его женщина, в эту причину не входило.

— Полагал, что тебе стоит беспокоиться лишь насчет Фрэнки Дэлувы, да? И поскольку Дэлува за решеткой, казалось, тебе не о чем больше переживать.

Чейз усмехнулся.

— Полагаю, я был неправ?

— Да, придурок, — ответил Кокс. — Ты пиздец как был неправ.

Чейз указал пальцем на него, затем на Кокса и ухмыльнулся.

— Вы оба сюда пришли отстаивать честь миссис Фокс-Дэлувы? Потому что в этом случае вынужден с сожалением признать, что остатки этой чести я нахрен вытряс из нее.

— Прости, слизняк, — ответил он Чейзу, — но внутри Евы есть такой огонь, которого ты никогда не касался.

Его ноздри расширились от злости.

— О, — насмешливо продолжил Чейз, — а ты не слышал новости? Забавный такой факт о презервативах. Они не работают, если ты проколол их перед тем, как использовать. Так что огонь Евы уже потревожен, и думаю, я монополизировал эту торговую площадку.

— Вот тебе другой забавный факт о презервативах, — прорычал он. — Они не особо хорошо работают, если ты вообще ими не пользуешься.

Он удовлетворенно наблюдал, как ухмылка Чейза исчезала с его лица, и теперь злость замелькала в его глазах.

— О, ты видимо не знал, — продолжил он. — Я занял эту ебаную торговую площадку двенадцать лет назад.

Кокс наклонился вперед и схватил фотографию в рамке со стола.

— Черт возьми, Ками выглядит сногсшибательно в бикини, — протянул он. — И все равно она мне больше нравится голой. И еще когда кричит мне в лицо мое ебаное имя.

Чейз пожал плечами.