Пока «ИЛы» и «китти-хауки» выжигали пулеметные гнезда и охотились по склонам сопок за группами автоматчиков, Кочеванов со своим напарником поднялись на три тысячи метров и стали ходить кругами.

С высоты им хорошо были видны все бухты и дороги, ведущие к морю. Три «морских охотника» уже поджидали разведчиков в тени нависших над морем скал. По круглой бухте к разбитой пристаньке приближалась шлюпка с одним гребцом. За нею тянулась тонкая серебристая полоса.

Серые ленты прибрежных дорог пока были пустынными. Морем с севера шел лишь небольшой буксирчик. На нем войск не было. Значит, снизу подмога гитлеровцам подойдет не скоро. Надо внимательней следить за воздухом.

— Внимание… «Одиннадцатый»… внимание! — послышался прерывистый голос напарника. — Левей вытянутого перистого облака на юге вижу девять точек…

Прищурившись, Кочеванов стал вглядываться в указанном направлении. Да, это истребители противника. Они идут на помощь сухопутным заслонам.

Приказав своим самолетам набрать высоту, Кирилл стал кружить над разведчиками, отходившими тремя группами к морю.

По удлиненным носам нетрудно было определить, что приближаются усовершенствованные «фокке-вульф-190». У них могли быть бомбы.

— «Фоккеры», наверное, с «грушами», — сказал по радио Кочеванов пристраивавшимся товарищам. — Давайте потрясем, авось «груши» у них некрепко держатся. Высота две тысячи шестьсот. Атакуем в лоб, прорезая строй.

Он первым устремился навстречу «фокке-вульфам». Товарищи последовали за ним. Но гитлеровцы не пожелали принимать встречного боя. Разделившись на две группы, они резко отвернули в стороны и у моря стали ходить двумя ярусами: нижние, видимо, искали цели для бомбежки, верхние — прикрывали их.

— Звену два… не дать вести прицельную бомбежку, — приказал Кочеванов. — На себя беру верхних. Атакуем одновременно.

После новой атаки один из «фоккеров» загорелся. Гитлеровцы стали освобождаться от опасного груза: без пикирования они сбрасывали бомбы в море и спешили соединиться в круг, где их могли прикрыть пулеметы и пушки соотечественников. За ними, чуть ли не повиснув на хвосте, в круг влетали и преследователи, которые сами тотчас же оказывались в тяжелом положении: кто-то наседал сзади, зорко следя, не ошибется ли впереди идущий. Стоило не выдержать темпа, вильнуть в сторону, показать брюхо или бок самолета, как неудачника настигала пулеметная струя.

Получилось нечто похожее на бешеные гонки мотоциклистов на треке, только здесь было пострашней. Количество кругов и время не определялись. Борьба шла до полного изнеможения. Спасаясь от смерти, каждый ждал ошибки противника, летевшего впереди. Рано или поздно такой момент наступит. У кого-то не хватит сил, иссякнет мужество, сдадут нервы, подведут глаза… А всякий просчет — смерть.

Мчась в едком вихре отработанных газов, среди рокочущих и воющих машин, Кочеванов думал: «Хватило бы только горючего. Здесь не оторвешься от противника, не выскочишь из круга. Но нельзя же так носиться без конца. Немцы, наверное, уже вызвали подмогу. Они сомнут нас».

Сквозь визг и треск разрядов, азартные выкрики и ругань летчиков, в наушники прорвался предостерегающий голос командира первого звена:

— «Одиннадцатый»… «Одиннадцатый»!.. С моря подходят еще шесть «фоккеров».

— Не выходить из круга! — приказал Кочеванов. — Ждите команды.

Пора было связаться с КП полка.

«Сокол»… «Сокол»! Я «Одиннадцатый». У нас чертова карусель. Подходят новые «фоккеры». Насчитал пятнадцать. Без подмоги не выйдем. Посылайте дежурных и «шестого».

— «Одиннадцатый»! Вас поняли. Продолжайте выполнять задачу. Докладывайте малейшие изменения обстановки.

Прибывшие «фокке-вульфы» сразу в драку не ввязались. Они тоже несли бомбы и боялись приблизиться к «карусели».

Передние гитлеровские самолеты попробовали с пикирования бомбить бухты, но над морем их встретил такой плотный зенитный огонь «морских охотников», что следующая тройка побоялась снизиться и — сбросила груз с высоты.

«Эта задержка — наше спасение, — обрадовался Кочеванов. — Теперь Ян успеет. Он, наверное, на полпути».

Отбомбившись, «фокке-вульфы» стали приближаться к «карусели»: одна тройка шла выше, другая — низом.

Кочеванов только на мгновенье глянул на восток — не показались ли свои, а перед носом самолета уже пронеслась струя трассирующих пуль.

«Бьют снизу», — догадался Кирилл, но уклониться не успел: самолет дрогнул, пулями зацепило левую плоскость.

— «Одиннадцатый»! Вижу огонь на левой плоскости, — сказал ведомый. — Сбивай пламя, прикрою.

Кочеванов скользнул на крыло, вырываясь из круга. За ним тотчас же увязались два «фокке-вульфа». Горящий самолет — легкая пожива.

Но случилось невероятное: подбитый самолет, совершив каскад непостижимых фигур, очутился в хвосте одного из «фокке-вульфов».

— A-а, гад, теперь получишь! — выкрикнул Кочеванов и, поймав в прицел противника, нажал на гашетку. Он стрелял до тех пор, пока «фокке-вульф» не задымился.

В пылу боя два горящих самолета ворвались в середину круга. «Карусель» моментально рассыпалась. Машины, сойдя с круга, засновали по всем направлениям. Получился перепутанный клубок, в котором нетрудно было столкнуться.

Перед глазами мелькали звезды, кресты, огненные трассы, хвосты дыма, комья пламени. Такой бой не зря у летчиков получил название «собачьей свалки», — в нем трудно было разобраться и осмысленно действовать.

Когда к месту боя подошли «китти-хауки» Ширвиса, в воздухе метался только один горящий самолет, а два догорали на земле.

В наушниках Кочеванова послышалось знакомое потрескивание, а затем голос Яна:

— Кирилл! Выводи своих. Мы «фоккеров» отсечем.

Услышав Яна, Кочеванов обрадовался. Теперь ему удастся погасить пламя. В крайнем случае он дотянет до своей территории и выбросится с парашютом. Но первым делом надо вывести из боя товарищей.

— Внимание… внимание! — потребовал он. — Кончай свалку! Уходим под прикрытие «шестого».

Едва успел Кирилл это сказать, как по фюзеляжу ударило с такой силой, что вырвалась ручка управления. Самолет метнулся в сторону и стал как-то странно вращаться…

Кочеванов попытался выйти из непроизвольной «бочки». Машину затрясло, точно в ней все было развинчено. Кирилл всем телом ощутил, как слабы теперь ее узлы и сцепления. Хватит ли высоты, чтобы дотянуть до своих?

Выровняв самолет, Кирилл потянул ручку на себя. Он решил: пока мотор работает, надо набрать высоту. Дальше видно будет, что предпринять.

Но тут новый удар встряхнул самолет. Горячие брызги антифриза, охлаждавшего мотор, попали в лицо. Кочеванов невольно зажмурился и почувствовал, как остро заныли ноги, будто их обдало кипятком.

«Нет это не только антифриз. Подо мной разорвался снаряд», — догадался он.

Кирилл вытер рукавом лицо и открыл глаза. Пламени уже нигде не было. Видимо, взрывом загасило его. Это очень хорошо.

Кочеванов попытался управлять самолетом, но ручка не поддавалась его усилиям: где-то зажало тросы рулей. Кирилл взглянул под ноги и, увидев сквозь зияющую дыру море, понял, чем ему обожгло ноги. Он попробовал шевельнуть пальцами. Левая нога заныла, и он ощутил в сапоге влагу.

«Ранило, потеряю много крови. Надо скорей к дому».

Многие приборы были разбиты. Радио не действовало, Кирилл ничего не мог сообщить товарищам.

Он вновь ухватился за ручку управления. А самолет все полз и полз вверх. Видя, что прервать это движение невозможно, Кочеванов невольно взглянул в сферическое зеркальце, укрепленное в верхней части фонаря, и покачал головой. Таким бледным он еще никогда себя не видел. Только на переносице и щеке рдели два пятнышка. «Ошпарило антифризом. Я, видно, теряю много крови. Надо прыгать».

Кочеванов спрятал за пазуху индивидуальный пакет, аптечку и попытался открыть фонарь кабины, но тот не поддавался. Собрав силы, Кирилл дернул сильней. Бесполезно.

— Плохо дело, — сказал он вслух. — Видно, осколок попал в паз и погнул подвижную часть фонаря.