И он доверительно засмеялся.

Ромка посмотрел на склонившуюся над пианино Аленку и, набравшись смелости, сказал:

— Не надо нам ваших игрушек. Это вы малышей заманиваете. И пианино у вас для заманивания.

— Люди, которые приходят к нам, не скучают,— согласился пресвитер.

— Гоните вы их, брат Фома,— сказала тетка Феклинья. Она стояла у порога и со злостью смотрела на ребят.— Такие же вот отлучили сына моего от веры, теперь и до племянницы добираются.

— Спокойнее, сестра. Причем здесь ребята? Многое они еще не понимают. Они ведь не партийные люди, вот и объяснить им надо, что к чему...

Галка Павлова посмотрела па пресвитера и, поправив галстук, твердо сказала:

— Ошибаетесь. Мы — партийные. Мы — пионеры. И не надо нам объяснять ничего. Что такое религия — нам известно. Это мы будем объяснять Аленке...

— Вот и поговорите с ними,— осуждающе вздохнула тетка Феклинья.— Им слово, а они десять в ответ. Старших и слушать не хотят.

Галка повернулась к тетке Феклинье и посмотрела ей в глаза.

— Зря вы, тетенька,— сказала она.— Старших мы никогда не будем слушать, если они нас станут заставлять верить в какого-то бога.— Галка волновалась:

— Таких старших не будем слушаться,— поправилась она.— Мы никогда не скажем и слова против таких, как мой дедушка. Потому что мой дедушка думает не о загробном царстве, а о коммунизме, вот!

Пресвитер сел на стул.

— Теперь и я уверился, что говорю с партийными людьми,— усмехнулся он.

— А вы не смейтесь,— сказала Галка.— И пионеры, и комсомольцы — тоже партийные, потому что у них одно дело.

— Знаю,— кивнул Руденко.— Знаю и не смеюсь, дети. Все мы — и партийные, и беспартийные — под одним небом живем, под одним богом ходим. Все дела наши от него, всевышнего, зависят. Вон люди как жить стали: дворцы построили, на машинах ездят, па самолетах летают. Не жизнь — радость.

Галка замотала головой и сказала:

— Что-то не то вы говорите... Получается, что все доброе и хорошее ваш бог делает. А люди? Не бог — люди строят и дворцы и самолеты. Совсем ни при чем здесь ваш бог. Мой дедушка говорит: «Мы, коммунисты, землю раем сделаем». И ты не верь, Аленка, баптистам, а собирайся, и пойдем домой.

— Никуда она не пойдет, не приказывайте,— шагнула к девочке тетка Феклинья.— Ради бога, отстаньте от нее.

Аленка спряталась за баптистку.

— Пусть побудет еще,— мягко сказал пресвитер.— Да и вы бы не спешили. Играйте, мы мешать не станем.

— Не то место, чтобы играть,— с усмешкой выдохнула Галка Павлова. Феклинья легонько подталкивала ее к порогу.

Пресвитер заметил это и упрекнул тетку:

— Разве можно так, сестра? Грешно... Вы не обижайтесь, ребятки. Если сейчас торопитесь — завтра забегайте. Для вас мой дом в любое время открыт.

Самсонов еще бросил колбасы дворняжке, собака, гремя цепью, подпрыгнув, поймала подачку.

— Ловкая, а дура, на чужого даже не лает,— вслух сказал Самсонов.

С березы испуганно сорвалась стайка воробьев. Витька развеселился.

— Эй, тебя как зовут? — спросил он дворняжку. Та завиляла хвостом, встала на задние лапы, а передними замолотила по воздуху, будто била палочками по барабану.

— Вот циркачка! — восхитился Самсонов.— Ты, случайно, не ученая? Ты по следу ходить умеешь?

Собака заскулила, выпрашивая подачку. Витька немного откусил колбасы и стал жевать, а остальное бросил дворняжке.

— Ешь, циркачка. Ты не знаешь, зачем к твоему хозяину Павлова с Ромкой пожаловали?

Собака, понятно, этого не знала. Самсонов задумался. Витьку все еще не покидало какое-то тревожное чувство, ему все еще казалось, что голос хозяина этого особняка он слышал на острове. Может быть, проверить, нет ли плах с острова в этой пристройке?

Самсонов без опаски спустился с березы и погладил собаку. Та легла на спину и замахала лапами.

— Дура,— сказал Витька.— А если бы я был вором? Ты представляешь?..

Он перебежал двор. Вдруг Витька услышал, как скрипнула дверь в сенях. Через секунду-вторую кто-то выйдет на крыльцо. Самсонову сделалось жарко. Он хотел было метнуться к пристройке, но мгновенно сообразил, что добежать не успеет. Витька взглянул под ноги и увидел собачью конуру. Сыщик встал на колени и шмыгнул в узкую лазейку, уткнувшись лицом в пропитанное собачьими запахами тряпье.

Прошли по двору Галка Павлова и Ромка. Они о чем-то разговаривали. Витьке сейчас было не до того, чтобы прислушиваться. Он свернулся калачиком, однако, все равно чувствовал, что ноги торчат наружу.

Дворняжка принялась рычать, стараясь пролезть в конуру,-ее, видимо, притягивал запах Витькиного кармана, в котором еще недавно лежала колбаса. Самсонов изловчился, уперся ногой в собаку и толкнул ее. Та отлетела прочь, прогромыхав цепочкой.

Потом сыщик почувствовал, что его кто-то вытягивает из конуры. Но это уже была не дворняжка. Витька машинально ухватился за кучу тряпья, на котором лежал, и вместе с тряпьем поехал наружу.

— Ого! Ухо-то будто специально такое большое выросло, чтобы за него держаться! —услышал Самсонов ласковый голос. Витька перевернулся на спину и увидел перед собой человека в расшитой украинской рубашке. Тот ухватил сыщика за ухо и потянул вверх.

— Вставай, голубь, вставай,— почти нежно повторял хозяин дома.

— Дяденька, отпустите! — попросил Витька, морщась от боли.— Я же ничего не сделал, дяденька ...

— Пусть милиция разберется: сделал — не сделал. Смех и грех — в конуру забрался.

Пресвитер ухватил Самсонова за руку и предупредил:

— Не вздумай убегать. А ну, пойдем.

И он вывел Витьку на улицу.

Они сделали несколько шагов, когда услышали, как мальчишка на всю улицу извещал:

— Самсонов с главным баптистом под ручку идет... Самсонов в баптисты записался!..

Витька узнал Витамина. Тот стоял у забора и ухмылялся.

— Богу молился, да, Самсонов? — громко спросил Витамин.

Пресвитер остановился и укоризненно покачал головой. Сказал, обращаясь к Венке:

— Нехорошо, мальчик, кричать на весь поселок.— Потом посмотрел на помятого Самсонова и улыбнулся: — Погорячился я немного. А сейчас остыл и подумал: зачем человеку делать плохое? Милиция — это, брат, учреждение не из приятных. В нее только попадись... Иди с богом и не думай плохого о баптистах.

Самсонов, опустив голову, зашагал по переулку. Ныло ухо. Оказывается, его, Витьку, черт понес к баптисту в ограду. Всем известно, что эти сектанты в руки чужого не возьмут. А он, Самсонов, подозревал дядьку в расшитой рубашке... Еще хорошо, что дядька не повел Витьку к старшине Копытову. Иначе со стыда бы хоть сквозь землю проваливайся.

Неудачливый сыщик услышал за собой легкие шаги. Боязливо оглянулся. Это шел Витамин. Он спросил:

— Ты что, Самсонов, баптист, да?

— Пошел к черту! — ответил Витька.— Это, может, твой вожатый Ромка — баптист. Что-то он дружбу завел с главным баптистом...

Витамин присвистнул.

— Ромка не баптист,— убежденно сказал он.

Галка Павлова возмущалась:

— Ну и наглый человек, этот пресвитер. Надо же, «все от бога зависит»...

— Забьют они Аленке мозги всякой чепухой,— согласился Ромка.

Ребята решили, не откладывая на потом, сходить к Ирине Владимировне.

Выслушав ребят, учительница заволновалась:

— С Руденко говорить бесполезно,— раздумывала она.— Пресвитер и меня может под всякими предлогами выпроводить. Надо нам обратиться к Егору Николаевичу Копытову. Он лучше знает, как надо поступить...

Увидев в своем кабинете Ирину Владимировну, старшина засуетился, принялся сдувать с совершенно чистого стола несуществующую пыль.

— Здравствуйте, Егор Николаевич,— сказала учительница, осматривая кабинет.— У вас цветы здесь? Уютно...

Участковый вспыхнул, смущенно пригласил гостью:

— Присаживайтесь. Люблю цветы...

Ирина Владимировна рассказала о том, как Галка Павлова и Ромка ходили к пресвитеру.